Роман Гуль - Красные маршалы. Буденный

Буденный же, собрав несколько надежных ребят, ночным налетом захватил родную станицу и всех, кого белые успели посадить под замок за сочувствие большевикам, освободил. Из освобожденных он создал свой отряд.

Отряд Попова загнали в глубь Сальской степи при помощи царицынских большевиков. Местные красногвардейцы несколько раз пытались объединиться, но между командирами начиналась грызня за власть. Большинство командиров — унтера-сверхсрочники. В отряде у каждого свои местные, братья, сваты, кумовья. Подчиняться будут только тому, кого сами выбрали. И у Буденного в отряде была почти вся его семья, родные, близкие, соседи. Кое-как свели отрядики вместе. Командиром поставили Никифорова, служившего раньше с Семеном Буденным в одной дивизии, а самого Буденного — командиром эскадрона, доверили ему всю отрядную конницу.

Военные действия шли вяло, Попов от боев уклонялся. Да и Красная гвардия особо не активничала. Боеспособностью она пока не отличалась.

Весной, как и предполагал генерал Попов, казаки восстали. Иногородние в свою очередь побежали в красногвардейские отряды, стоявшие в слободах и станицах. Эскадрон Буденного увеличился вдвое.

В мае казаки при помощи белогвардейского отряда Дроздовского освободили свою столицу Новочеркасск, собрали Круг Спасения: Дона, избрали Войскового Атамана, генерала Краснова, и тог весь положенный ему от Бога талант организатора и военачальника направил на очищение донских станиц от Красной гвардии. Пожар казачьего восстания затрещал по хуторам и станицам, борьба разгорелась нешуточная: стенка на стенку, без жалости, без пленных. Казаки, профессиональные вояки, под началом боевых офицеров погнали Красную гвардию. Ее отряды под казачьими ударами стали жаться друг к другу, объединяться. Крестьяне, иногородние и коренные, со всем хохлацким упорством, отбивались, а если уходили под казачьих напором, забирали с собой семьи и все, что удавалось, из скарба Отряды, обозы, гурты скота — все это потянулось к железной дороге под прикрытие присланных из Царицына бронепоездов и дальше на северо-восток, к самому Царицыну.

На станции Куберле в очередной раз реорганизовались и объединились красные отряды. Встал во главе дослужившийся на фронте до офицерского чина местный «хохол» Шевкоплясов, конницу отдали под начало Бориса Думенко из хутора Казачий Хомутец, Буденного приставили к Думенко заместителем.

Борис Мокеевич Думенко — яркий образ. Из местных «хохлов». Коренной крестьянин. Любитель и знаток лошадей не хуже Буденного. До действительной службы на конном заводе неуков объезжал. Б армии — конный артиллерист, вахмистр-сверхсрочник. Тоже, небось, не одну рожу разбил. К казакам лютая ненависть. Помыкался малолеткой с отцом в батраках на казачьем хуторе. Военное дело любил беззаветно. Из армии пришел с двумя «Георгиями», нацепил сам себе офицерские погоны. Уже в разгар гражданской войны, когда офицеров за одни только погоны резали, врал в анкетах: «Я — штаб-ротмистр, начальник штаба Кубанской бригады..» Высок Думенко, строен, красив, породистое лицо наголо бреет, ни усов, ни бороды. Низкорослый, скуластый, усатый. Буденный из-за него, как кот из-за хозяина, выглядывал. Но особо не поддавался, свою линию гнул, на свою родню опирался.

Уходили донские «хохлы» по-над железной дорогой на Царицын, тянулись за ними огромные обозы. Прямо переселение народов. По жаре в безводной степи с бабами да детьми — тяжело. Казаки жизни не давали. Налетали, норовили отрезать, забрать, посечь шашками. В коннице у них неисчислимое преимущество. Думенковской коннице, 1-му Крестьянскому социалистическому карательному полку, — ни сна, ни покоя. Только на отчаяние да на личный опыт опора.

На действительной службе вымотали конному артиллеристу Думенко душу одним приемом. Должен был он на всем скаку вылететь со своими пушками в чисто поле, развернуться перед ошеломленным от такой дерзости противником и из всех стволов врезать прямо в упор картечью. Действовало безотказно. Противник шарахался, наша конница с гиком кидалась его преследовать. Требовалось для этого приема великое мастерство наездника: вылететь, крутнуться на месте, да так, чтоб пушку при повороте не опрокинуть, мигом сняться с передков, мигом взять в случае чего орудие на передки.

Одно плохо — не было у него ни такого количества пушек, ни выезженных лошадей, ни тренированной прислуги. И додумался он — вместо орудийных упряжек установил пулеметы на бричках. Попробовал — очень, неплохо получается. И началось. Выносились перед думенковскими эскадронами пулеметные тачанки «и с налета, с поворота» открывали шквальный огонь, расплавляя пулеметные стволы. Лава противника, ужаленная сотнями свинцовых шмелей, опрокидывалась, а вслед за ней с гиком неслась думенковская братва, потомки слободского казачества, в недавнем прошлом — драгуны, уланы и гусары царской службы. Гнали и рубили «до дна», пока кони не уморятся.

На поле кровавом шел вековечный спор между регулярной кавалерией (вернее ее слабым пока подобием в лице думенковских ребят) и иррегулярной конницей: драгуны казаков или казаки драгун. Издревле соревновались. У каждого свой навык, своя манера. Даже удары шашечные отличались: по-драгунски, наотмашь, вознося клинок на прямой руке, напрягая до предела правую сторону груди, лопатку и «закрылки», или по-казачьи, сплеча, из-за левого уха, всем плечевым поясом, рукой, кистью и даже особо отставленным мизинцем. Последний удар — режущий, страшный. Казаки так и говорили: «Резанул я его…»

В последние годы, перед самой германской войной, взяли казаки верх — всю кавалерию велено было обучать на казачий манер. Но старые кавалеристы знали за казаками слабинку: затяжного рукопашного боя не выдерживают, шашки у них не те, не рассчитаны на соприкосновение с оружием противника. Первый же принятый удар грозит казачку потерей пальцев — гарды у шашки казачьей нет, чуть оскользнется сталь по стали, и нет пальцев. Отсюда и тактика — налететь, резануть, отскочить и рассеяться, замотать, обессилить врага. И зная всю эту премудрость, кидался Думенко на казаков как бешеный, любое дело старался довести до удара холодным оружием.

Славен был Борис Думенко. И тщеславен. Донскому атаману Краснову послание написал. Не зная других форм, озаглавил: «Рапорт». Давай мол сойдемся один на один. На тебе весь белый фронт держится, на мне — весь красный. Чего ж народу зря мучиться? Ударимся, кто выживет, к тому все войска побежденного перейдут.

Нет, не обойти Буденному такого орла. Видно, судьба такая — в помощниках ходить.

Приглядывался Семен Буденный. Сверхсрочная унтерская служба многому его научила. Прежде всего — начальство с полуслова понимать. А начальство на горизонте нарисовалось покрупнее Думенко. С подходом к Царицыну попали сальские партизаны в ведение и подчинение Царицынской группы войск и Военного Совета Северо-Кавказского военного округа, а короче — под Ворошилова и Сталина.

Сталин и Ворошилов высшей военной власти — Реввоенсовету Республики во главе с Львом Троцким — подчинялись не особо охотно, но в своей «епархии» неподчинения не терпели. Прибрали партизан к рукам. Те, естественно, противились. Вспомнили о полковых комитетах времен Керенского. Не худо бы и в царицынских войсках их ввести. На совещании в Дубовском в присутствии Сталина и военспеца Снесарева всплыл этот вопрос. Буденный же, сам в прошлом председатель полкового комитета, почуял откуда ветер дует, встал и предложил инициаторов этого дела арестовать и в Царицын, в Реввоенсовет отправить. Обалдевшие «комитетчики» зашумели. Когда шум смолк, председательствующий сказал:

— Слово предоставляется товарищу Сталину.

Из угла помещения выступил смуглый, худощавый, среднего роста человек и спокойно, неторопливо, с заметным кавказским акцентом проговорил:

— Вистулление товарища Буденного в основном правильное..

Инициаторов собрания, конечно же, не арестовали, убедили собравшихся, что гораздо лучше полкового комитета иметь в полку политического комиссара, «политкома».

После совещания Сталин Буденному два раза руку жал и о жизни расспрашивал. «Я доложил все, что его интересовало», — вспоминал потом Буденный.

— Ну вот теперь мы с вами хорошо знакомы, — сказал Сталин. И запомнил Буденного.

Тогда же перед рейдом на Мартыновку, куда ходили освобождать местных севших в осаду «хохлов», познакомился Буденный с командующим Царицынской группой войск Климом Ворошиловым. Приехал тот в полк, Буденный ему сразу же предложил выступить перед бойцами. Писал потом, что моментально почувствовал к Ворошилову расположение. «Я видел перед собой революционера-большевика с большим политическим кругозором и твердой верой в победу революции, которой он посвятил себя всего без остатка».

После освобождения мартыновцев 1-й Крестьянский кавалерийский полк развернули в 1-ю Донскую кавбригаду. Думенко — командир, Буденный — опять помощник.