Империя и ее соседи - Коллектив авторов

благородному семейству, традиционно поставлявшему магистратов в парижский парламент, где он с 1573 г. занимал должность советника. Став дипломатом при Генрихе III и Генрихе IV, именно он добился у Климента VIII признания недействительным брака Генриха Наваррского с Маргаритой Валуа и участвовал в организации его брака с Марией Медичи. Став приближенным Генриха IV и Марии Медичи, сторонник происпанской партии при французском дворе, с 1607 г. Николя Брюлар занимал пост канцлера Франции[613]. Мишель Партичелли д’Эмери (1596–1650), сын лионского банкира, был советником кардинала Ришелье, генеральным контролером финансов при Мазарини (1643), а затем суперинтендантом и министром финансов (1647-1648-1650)[614]. Фигура крайне непопулярная в народе из-за налога, наложенного им на беднейших жителей парижских предместий, в результате волнений он даже был временно снят с должности – однако в посвящении Дюшена-младшего его заслуги перед государством описываются в превосходных степенях.

Таким образом, работа о древностях французских городов каждый раз посвящалась высокопоставленным королевским чиновникам, и именно в связи с их служением королевству, а не знатности или иным качествам. При этом посвящение не менялось даже после смерти государственного деятеля. Более того, можно сказать, что в переизданиях работ после смерти адресатов сами они становились как бы частью образа цветущей Франции, которую рисовал в своей работе Дюшен.

Композиция «Древностей» опирается на структуру системы парламентов французского королевства. Подробнее всего обоснование структуры и описание целей публикации работы дано в самом первом издании 1609 г. Дюшен выделяет восемь парламентов, и на основании их юрисдикции описывает города и замки Франции. Структура эта не претерпела изменений и после того, как были созданы новые парламенты По (1622), Меца (1633) и Фландрии (1638) в промежутке между переизданиями, хотя речь и шла о том, что каждое последующее переиздание было исправлено и доработано. В поздних и посмертных переизданиях перечисления парламентов и вообще обоснования композиции произведения уже не было. Возможно, это было вызвано парламентской фрондой 1648–1649 гг., которая привела к урезанию прав парламентов Людовиком XIV в 1673 г. – через пять лет после упомянутой публикации «Древностей».

Материал распределен по этим разделам относительно равномерно и в значительной мере в соответствии с размерами территорий, подлежавших юрисдикции парижского и провинциальных парламентов; причем пропорции эти практически не изменились от первого к последнему в XVII в. изданию этой работы. Большая часть (1-й том и часть второго при двухтомной публикации) посвящена Парижу (это примерно одна пятая всего объема текста) и территориям, подлежащим юрисдикции парижского парламента – вместе они составляют половину объема. Однако говорить о том, что «Древности» – это путеводитель по Парижу, принципиально неверно.

Появление «Древностей и изысканий о городах…» А. Дюшена и прочих подобных каталогов древностей некоторые исследователи склонны объяснять стремлением эрудитов и антиквариев каталогизировать исчезающее наследие прошлого, в том числе в связи с кампаниями по украшению и рационализации городского пространства[615]. Однако представляется, что подобный подход ограничивает наше понимание интеллектуальных процессов того времени, так же, как идея о том, что антикварные истории – отражение первых проявлений чувства ностальгии и вообще «раннемодерной чувствительности»[616]. Абсолютизация обеих этих идей приводит к недооценке того немаловажного факта, что эрудитский дискурс был устремлен не в прошлое, а, напротив, нацелен на настоящее и даже будущее. Прошлое было для эрудитов – чиновников, служащих судов, через основные занятия погруженных в социальную и политическую жизнь королевства – не объектом ностальгии, а инструментом, который позволял продемонстрировать укорененность многих явлений современности в славном прошлом. И хотя трудах эрудитов XVI в. неизбежно встречаются сетования на разрушения Религиозных войн, на упадок учености и/или языка, все они имеют не декадентскую, а вполне дидактическую направленность, призванную прежде всего остановить усобицу и заложить основы для дальнейшего роста и развития[617].

Указания на разорения и разрушения в «Древностях» действительно есть. Присутствуют там и размышления о восстановлении руин и новом строительстве. Но эти созидательные моменты рассматриваются только в позитивном ключе. В предисловии звучит похвала Генриху IV, который не только умиротворил королевство, но и отстроил его заново, не дожидаясь завершения войн, то есть, еще сражаясь. Строительство без чрезмерного обременения подданных по Дюшену – истинное благо. Руины – следы войн, в то время как здания – плоды мира; Генрих IV «превратил их [провинции – Е.Т.], обретенными кирпичными, в мраморные»[618]. Любопытный момент – в этом контексте Дюшен особо выделяет замок Шамбор[619] (с.15), который «может вместить всех государей Европы», как пример здания, которое может затмить все остальные в мире – особенно если король восстановит его, как он это сделал с другими (Шамбор в XVII в. так и не был восстановлен полностью).

Именно в этой ранней работе вербализированы те идеи, которые будут определять логику развития исследований Дюшена на протяжении всей его жизни; она дает ключ к пониманию остальных его работ. Сам он декларирует ее как логическое продолжение вышедшей в том же году работы о древностях королей Франции[620].

Для Дюшена все разнообразие культурного наследия провинций, их городов и замков, их церквей, галликанских епископов, герцогов и графов, благородных семейств возвеличивают французское королевство так же, как и короли, и сам институт монархии. Природное и культурное разнообразие Франции в глазах Дюшена ценнее, чем заморские колонии – по его словам, у Франции есть собственные Индия и Перу, и она сама равна древним чудесам света[621]. В этом же контексте заявлена и цель продемонстрировать иностранцам и французам «красоты и редкости городов, управляемых ныне правосудием Франции»[622] – таким образом, работа Дюшена приобретала очевидный политически-декларативный подтекст. Дюшен представляет свою работу как «картину наследия св. Людовика, которого божественное правосудие чудесно сохранило для нашего… государя; картина… благородных и богатых провинций, которые наш король… завоевал силой меча»[623]. Описание прошлого и настоящего каждой части королевства, как материальной, так и нематериальной, по отдельности в сочетании дает многомерную – в пространстве и времени – картину совершенного единого целого, обладающего исторической преемственностью.

Мотив объединения прекрасного многообразия встречается в трактате неоднократно, и многое сказано прямым текстом. Особо Дюшен подчеркивает тезис о тесной связи, взаимозависимости и взаимопомощи французских провинций: «если одна из провинций в чем-то нуждается, остальные ее поддерживают… да и сама природа устроила так, что провинции нуждаются друг в друге»[624], причем парламенты хранят каждую из них[625].

Наконец, собственно парламенты являются воплощением правосудия, которое, по Дюшену, есть основа благоустройства, порядка и управления; а их реализация во Франции обладает особенной ценностью. При этом французские парламенты опираются на короля, и вся система уподоблена королевской лилии, в которой стебель –