Рой Медведев - О СТАЛИНЕ И СТАЛИНИЗМЕ

После смещения Ежова руководители местных партийных организаций начали открыто осуждать работников НКВД за применение пыток к арестованным. Узнав об этом, Сталин направил секретарям обкомов, крайкомов, ЦК национальных компартий, начальникам управлений НКВД телеграмму: «ЦК ВКП(б) разъясняет, что применение физического воздействия в практике НКВД было допущено с 1937 года с разрешения ЦК ВКП(б). Известно, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в отношении представителей социалистического пролетариата и притом применяют его в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна быть более гуманна в отношении заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего класса и колхозников. ЦК ВКП(б) считает, что метод физического воздействия должен обязательно применяться и впредь, в виде исключения, в отношении явных и неразоружившихся врагов народа, как совершенно правильный и целесообразный метод».

Прекрасно знал Сталин и о бесчеловечном режиме в «исправительно-трудовых» лагерях. Получив с Колымы телеграмму с жалобой на произвол, чинимый там новым начальником Дальстроя Павловым и его помощником Гараниным, Сталин ответил: «Нагаево. Газета «Советская Колыма». Осьмакову, Ромашеву, Ягненкову. Копия: Дальстрой, Павлову. Получил длинную телеграмму Осьмакова, Ромашева, Ягненкова с жалобой на порядки в Дальстрое и недостатки в работе Павлова. Телеграмму считаю демагогической и необоснованной. Газета должна помогать Павлову, а не ставить палки в колеса. Сталин».

Конечно, Сталин не мог знать обо всех беззакониях, которые творились в те годы, но директивы о направлении и масштабах репрессий исходили именно от него. В одном из лагерей П. И. Шабалкин встретился с бывшим чекистом из личной охраны Сталина. Этот человек рассказал, что в 1937 -1938 годах Ежов почти ежедневно приходил к Сталину с толстой папкой и они вдвоем совещались по 3-4 часа. Так что главный виновник поистине «большого террора» – Сталин, что не снимает, конечно, вины и со всех его соучастников.

«Иногда утверждают,- говорил М С. Горбачев,- что Сталин не знал о фактах беззакония. Документы, которыми мы располагаем, говорят, что это не так. Вина Сталина и его ближайшего окружения перед партией и народом за допущенные массовые репрессии и беззакония огромна и непростительна. Это урок для всех поколений».

Из большой работы генерал-полковника Д. А. Волкогонова «Триумф и трагедия» мы узнали, что в 1937 году заместитель Председателя Верховного Суда В. В. Ульрих и А. Я. Вышинский ежемесячно докладывали Сталину и обычно присутствовавшим при этом Молотову и Ежову о всех процессах и приговоpax. Ульрих регулярно представлял Сталину «сводку» об общем числе лиц, приговоренных «за шпионскую и террористическую деятельностью, и Сталин читал эти сводки вместе со сводками об уборке урожая, добыче угля и выплавке стали.

2

Контраст между образом Сталина, утвердившимся в сознании народа, и действительностью, открывшейся после XX съезда КПСС, был настолько разителен, что у многих возникло стремление как-то смягчить то нравственное потрясение, которого не может избежать человек, узнавший о злодеяниях своего отца, своего лучшего друга, своего любимого учителя. Это стремление сочеталось часто со стремлением смягчить критику и в свой адрес. Именно этим можно объяснить появление весьма примитивной версии о трагедии «обманутого» Сталина.

Сторонники этой версии не отрицают личного участия Сталина в репрессиях 30-х годов. Однако они считают, что Сталин действовал не по своему злому умыслу, а был обманут авантюристами и карьеристами и даже агентами вражеских разведок, пробравшимися в органы НКВД и желавшими ослабить и деморализовать СССР и ВКП(б). «Ключ к пониманию событий, – писала, например, в книге «Эра Сталина» А.-Л. Стронг, – вероятнее всего, следует искать в действительно широком проникновении нацистской пятой колонны в органы ГПУ, во многих действительных заговорах, а также в том воздействии, которое эти заговоры оказали на исключительно подозрительного человека. Он видел, что замышлялось его убийство, и верил в то, что спасает революцию, осуществляя жестокую чистку».

Эту версию можно встретить и в книгах, вышедших в свет после XXII съезда КПСС. Так, И. Верховцев писал: «Грубость и болезненная подозрительность Сталина оказались на руку иностранным разведкам, а также карьеристам, авантюристам, враждебным элементам, пробравшимся в советские органы безопасности и начавшим в массовом порядке фабриковать одно за другим дела об измене и предательстве руководящих работников партии».

Примерно такую же версию «обманутого» Сталина защищала и бежавшая из СССР его дочь Светлана в книге «20 писем к другу».

Версию «обманутого» Сталина поддерживают и сейчас некоторые писатели и работники культуры, усердно пытаясь подчистить и восстановить облик «великого вождя народов». Автор романа «Москва, 41-й» И. Стаднюк, который в своем романе «Война» намекал на виновность Тухачевского и Якира, позже писал о К. Рокоссовском: «Случалось, что в привычное и хлопотливое течение жизни врывалась беда, потрясая своей неожиданностью и своей сущностью. Так произошло в 1937 году. Необоснованный арест, вздорные обвинения в шпионаже на иностранную разведку, состряпанные затаившимися врагами Октябрьской революции, которые мечтали о возврате старых порядков, обретении утерянных богатств и с этой целью делали все возможное, чтобы ослабить командный состав Красной Армии, внести разлад в ряды партии и в ее руководство. Много несчастий принесли они советскому народу… Но Константина Рокоссовского не сломили, не поселили в его сердце злобу и обиду…».

Приведенные в моих очерках факты опровергают эту примитивную версию. Конечно, Сталин был подозрителен и во многих отношениях весьма ограничен: при его «дворе» так же, как в окружении любого из тиранов прошлого плелись всяческие интриги, шла борьба за влияние и власть. Оторванный от народа, Сталин плохо знал положение в стране, и это позволяло в ряде случаев вводить его в заблуждение. Можно предположить, что некоторые из приближенных Сталина путем клеветы и провокаций удавалось иногда возбудить у него подозрения в отношении тех, кому он ранее доверял. Так, во время судебного процесса над приспешниками Берии в Грузни было установлено, что «покушение» на Сталина и Берию во время прогулки на катере по Черному морю было организовано самим Берией и не грозило жизни Сталина. Несколько проходимцев, нанятых Берией, стреляли с гор в воздух, а затем, придя за вознаграждением, были уничтожены. Берии это «покушение» дало желанный повод расправиться с председателем ЦИК Н. Лакобой, который считался личным другом Сталина. Я бы не удивился, если бы узнал, что и сам Сталин был посвящен в тайну этой провокации: слухи о подобном покушении были для него еще более важны, чем для Берии.

Провокации с целью обмануть Сталина предпринимали, как теперь известно, и зарубежные разведки. По свидетельству Ф. Раскольникова, болгарская контрразведка подсунула агентам Ежова фальшивые документы, вызвавшие арест почти всех работников советского полпредства в Софии – от шофера М. И. Казакова до военного атташе В. Т. Сухорукова. Объяснять репрессии 30-х годов подобного рода провокациями, однако, не следует. Напротив, именно развязанный Сталиным террор создавал питательную почву и для отдельных провокаций западных спецслужб.

Показательна в этом отношении трагическая судьба М. Тухачевского и его соратников. Еще в 20-е годы западная печать немало писала о Тухачевском, подчеркивая знатность его происхождения и приписывая ему бонапартистские замыслы. Иногда его прямо называли «Красным Наполеоном». С другой стороны, немецкие военные и фашистские лидеры, готовясь к войне с СССР, стремились каким-либо образом дискредитировать Тухачевского, Якира и других крупных военачальников Красной Армии, которых знали и могли оценить по совместной работе начала 20-х годов, встречам на маневрах, а также в немецких военных академиях, куда в 20-е годы ЦК ВКП(б) направлял «красных генералов» на обучение.

В 1937 году в гестапо сфабриковали «письмо» Тухачевского своим «друзьям» в Германии. В нем сообщалось о намерении избавиться от опеки гражданских лиц, осуществив государственный переворот. Гестаповцы скопировали не только почерк, но и характерный стиль Тухачевского. На письме были штампы абвера «Совершенно секретно», «Конфиденциально» и даже подлинная резолюция Гитлера: организовать слежку за генералами, которые будто бы поддерживают с Тухачевским тайную связь. Для того, чтобы переправить это «письмо» Сталину, была симулирована кража «досье» Тухачевского из здания абвера во время пожара агентами чехословацкой разведки. В своих мемуарах бывший президент Чехословакии Э. Бенеш свидетельствовал, что еще в январе 1937 года он получил неофициальные сведения о переговорах Гитлера с Тухачевским, Рыковым и другими. Цель переговоров – свержение Сталина и установление власти прогерманского направления. Бенеш сразу же сообщил об этом в Москву через посольство СССР в Праге.