Марк Твен - Личные воспоминания о Жанне дАрк сьера Луи де Конта, её пажа и секретаря

- Итак, значит, Голос неизменно приказывал тебе быть при войске?

Это он опять подкрадывался к ней. Она отвечала:

- Он велел мне оставаться в Сен-Дени. Я повиновалась бы, если бы могла, но я была ранена, и рыцари увезли меня силой.

- Когда ты была ранена?

- Во рву перед Парижем, во время штурма.

Следующий вопрос показывает, куда клонил Бопэр:

- А это было не в праздник?

Понимаете? Они считали, что если Голос исходил с небес, то он едва ли посоветовал бы осквернить праздник кровопролитием.

Жанна на мгновение смутилась, потом ответила:

- Да, это было в праздник.

- Тогда отвечай: разве не грех, по-твоему, сражаться в такой день?

Этот выстрел мог бы пробить первую брешь в стене, которая до сих пор стояла несокрушимо. В зале наступила тишина, и видно было, что все напряженно ждут. Но Жанна разочаровала судей. Она сделала легкое движение рукой, точно отгоняла муху, и сказала пренебрежительно:

- Passez outre.

На многих суровых лицах заиграли улыбки, а некоторые даже откровенно рассмеялись. Западню готовили так долго и так старательно, и вот она захлопнулась, но - оказалась пуста!

На этом суд прервал заседание. Оно длилось много часов, и все крайне устали. Большую часть времени отняли, казалось бы, ненужные и бесцельные вопросы: о Шиноне, об изгнанном герцоге Орлеанском, о первом послании Жанны к англичанам и тому подобном, но все эти по видимости случайные вопросы изобиловали скрытыми ловушками. Жанна благополучно избегала их все: одни благодаря той особой удаче, которая сопутствует невинности и неведению; иные - по счастливой случайности, а иные с помощью лучшего своего советчика: необыкновенно ясного и быстрого ума.

Эта ежедневная злобная травля одинокой, беззащитной девушки, закованной в цепи, длилась очень долго - свора догов и ищеек нашла себе достойную забаву: травить котенка. Я могу привести показания, данные под присягой, что именно так оно и было с первого дня до последнего. Спустя четверть века после гибели бедной Жанны папа римский созвал особый суд для пересмотра ее дела; справедливое решение этого суда очистило ее славное имя от всякого пятна и навеки заклеймило позором Руанский трибунал. Маншон и некоторые другие его участники были вызваны на Оправдательный Процесс в качестве свидетелей. Вспоминая гнусные ухищрения, о которых я вам рассказываю, Маншон показал следующее (и это стало теперь официальным историческим документом):

"Когда Жанна говорила о своих видениях, ее прерывали почти на

каждом слове. Ее мучили бесконечными допросами о всевозможных

вещах. Утренний допрос почти каждый день длился часа три-четыре;

из него отбиралось все наиболее трудное, и это служило материалом

для вечерних допросов; они тоже продолжались часа два-три.

Допрашивающий поминутно перескакивал с одного предмета на другой;

несмотря на это, она всегда отвечала удивительно мудро и

обнаруживала необыкновенную память. Часто она поправляла судей,

говоря: "На это я уже отвечала, справьтесь у протоколиста", то

есть у меня".

А вот что показал один из судей Жанны. И не забудьте, что эти свидетели описывают не каких-нибудь два-три дня, а томительно долгую вереницу дней:

"Ей задавали мудреные вопросы, но она отлично с ними

справлялась. Иногда допрашивающий внезапно менял тему, чтобы

проверить, не станет ли она противоречить себе. Ее томили двух- и

трехчасовыми допросами, после которых сами судьи крайне уставали.

Ей ставили такие ловушки, из которых самый опытный человек мог бы

выпутаться лишь с величайшим трудом. Она отвечала столь разумно,

что все три недели я думал, что она отвечает по внушению свыше".

Теперь вы видите, что я правильно изобразил ее вам. Ведь это показали под присягой те самые священники, которые нарочно были отобраны в этот страшный трибунал за ученость, за опытность, за остроту ума и за сильное предубеждение против обвиняемой. Даже по их словам выходит, что бедная деревенская девушка более чем успешно состязалась с шестьюдесятью двумя учеными мужами. Вот оно как! Они пришли туда из Парижского университета, а она - из овечьего загона и коровника! Да, она поистине велика и достойна изумления! Потребовалось шесть тысяч лет, чтобы на земле появилось это чудо; а другой, подобной ей, не будет и через пятьдесят тысяч лет. Я убежден в этом.

Глава VII. Тщетные хитрости

Третье заседание суда состоялось на следующий день, 24 февраля, в той же просторной зале. С чего оно началось? Да опять с того же. Когда были закончены все приготовления и шестьдесят два судьи в мантиях расселись по креслам, а стража стала по местам, Кошон с высоты своего трена приказал Жанне положить руки на евангелие и поклясться, что она будет отвечать без утайки обо всем, о чем бы ее ни спросили.

Глаза Жанны сверкнули, и она встала; выпрямившись с благородной гордостью и обратись к епископу, она сказала:

- Остерегитесь, монсеньёр! Вы злоупотребляете своей властью и берете на себя слишком уж тяжкую ответственность.

Это вызвало большое волнение, а Кошон пригрозил немедленно произнести приговор, если она не повинуется. Я весь похолодел, да и многие вокруг заметно побледнели - это ведь означало костер! Но Жанна все еще стоя, ответила гордо и спокойно:

- Осудить меня, не имея на то права, не может даже все духовенство Руана и Парижа.

Это снова вызвало шум, выражавший главным образом одобрение. Жанна седа. Епископ все еще настаивал. Она сказала:

- Я уже присягала. Этого довольно.

Епископ закричал:

- Отказываясь присягнуть, ты навлекаешь на себя подозрения!

- Пусть будет так. Я присягала. Довольно.

Епископ не отступался. Жанна сказала, что будет говорить, что знает, но не все, что знает. Епископ продолжал грозить, пока она не сказала устало:

- Я была послана Богом. Больше мне здесь делать нечего. Отпустите меня к Господу, пославшему меня.

Больно было слушать ее. Ведь это значило: вам нужна моя жизнь, так возьмите же ее и оставьте меня в покое.

Епископ все еще бушевал:

- Еще раз приказываю тебе!..

Жанна прервала его небрежным "Passez outre!" - и Кошон прекратил борьбу, но на этот раз предложил некий компромисс. Жанна своим ясным умом тотчас поняла, что это сулит ей некоторое облегчение, и охотно согласилась. Теперь ей предстояло меньше неожиданностей: в безбрежном океане вопросов был все же проложен какой-то курс, которого им придется держаться. Она присягнула, "что будет говорить правду обо всем, что значится в обвинительном акте". Епископу пришлось обещать больше, чем он хотел и чем намерен был выполнить.

По его приказанию Бопэр возобновил допрос. Дело было великим постом, и они надеялись уличить Жанну в каком-нибудь упущении по части религиозных обрядов. Я мог бы сказать им, что они надеялись напрасно. Ее вера была для нее самой жизнью!

- Когда ты в последний раз пила или ела?

Если бы она проглотила хоть крошку, ничто не было бы ей оправданием ни молодость, ни скудость тюремной пищи: ей предъявили бы опасное обвинение в пренебрежении к церковным обрядам.

- Я не пила и не ела со вчерашнего полудня.

Священник вновь начал спрашивать о Голосах:

- Когда ты слышала Голос?

- Вчера и сегодня.

- В какое время?

- Вчера это было утром.

- Что ты делала в это время?

- Я спала - это меня пробудило.

- Он до тебя дотронулся?

- Нет, он разбудил меня, не дотрагиваясь.

- И что же, ты поблагодарила его? Ты стала на колени?

Он имел в виду дьявола и надеялся доказать, что она преклоняла колени перед врагом Бога и людей.

- Да, я поблагодарила его и стала на колени на постели, к которой я прикована; я сложила руки и просила его предстательствовать за меня перед Господом: да вразумит меня и наставит, как отвечать на суде.

- Что сказал на это Голос?

- Он велел мне отвечать без боязни, и Господь мне поможет. - Тут она повернулась к Кошону и сказала: - Вы взялись судить меня, а я опять говорю вам: берегитесь! Воистину я послана Богом, и вы подвергаете себя большой опасности.

Бопэр спросил, не случается ли Голосу впадать в противоречия?

- Нет, он никогда не противоречит себе. Вот и сегодня он снова велел мне отвечать смело.

- Это он запретил тебе отвечать на некоторые вопросы?

- Об этом я вам ничего не скажу. Мне бывают откровения, касающиеся короля, моего повелителя, и об этом я вам не скажу. - Она пришла в сильное волнение, на глазах ее выступили слезы, и она сказала горячо: - Я верю, так же крепко, как верю в христианское вероучение и в то, что Спаситель искупил нас, грешников, - что этим Голосом мне вещает Господь!

На дальнейшие вопросы относительно Голоса она сказала, что ей не дозволено всего говорить.

- Ты думаешь, что прогневишь Бога, если откроешь нам всю правду?

- Голос повелевает мне хранить иные из откровений для одного только короля, а не для вас; еще вчера он вещал мне нечто такое, что королю надо бы знать, - у него будет спокойнее на душе.