Этруски - Жан-Ноэль Робер

главой всех двенадцати этрусских городов, решил нарушить священный закон и прервать игры. Он «прямо в разгар представления отозвал актеров, большинство которых были его рабами». Таким образом, в Этрурии речь шла об аристократических церемониях, благодаря которым власть имущие могли выделиться перед другими гражданами, которым достаточно было роли зрителей.

Вернемся еще раз к тому, что говорил Тит Ливий об этрусских «игрецах», призывавшихся в Рим. В 364 году до н. э. в Риме случился страшный мор, и для умиротворения богов «были учреждены сценические игры, дело для воинского народа небывалое, ибо до тех пор единственным зрелищем были бега в цирке» (VII, 2). После этого молодые римляне стали подражать пришлым актерам-этрускам. «Так переняли этот обычай, и от частого повторения он привился. Местным своим умельцам дали имя гистрионов» (VII, 5).

Ферсу

Это очень загадочный персонаж. Он появляется несколько раз, в разных ситуациях, на трех гробницах (гробнице Авгуров, гробнице Олимпийских игр и гробнице Пульчинелли). В двух случаях его имя написано рядом с его изображением. Его костюм меняется мало, он носил нечто вроде плаща с широкими рукавами, который, как кажется, был сделан из многочисленных кусков ткани (или кожи?). Еще более характерны маска, которую он постоянно носит, и его головной убор. Последний имеет коническую форму и заканчивается помпоном, а также имеет две широких полосы, которые закрывают щеки и соединяются под подбородком. Они также могут подниматься на верх шапки и там фиксироваться. Этот головной убор темного цвета сделан из кожи или войлока и напоминает головной убор лучника или охотника. Что касается маски, то она покрывает все лицо и шею. Из-под нее торчит длинная черная борода. Лицевая часть маски сделана, без сомнения, из кожи бордового цвета и имеет только небольшие отверстия для глаз и рта, что позволяет предположить, что этот персонаж всегда оставался немым. В целом это очень похоже на театральную маску, в частности, на специфическую маску мимов. Жак Эргон не сомневается в том, что она схожа с масками актеров популярных фарсов, костюмы которых легли в основу персонажей итальянской «Commedia dell’Arte». Он также напоминает, что Плавт, этот латинский Мольер, родился в Сарсине, на самой границе Этрурии.

Слово «φersu» связано с маской, главным элементом этого персонажа. «Personality» в английском, «personnalité» во французском и т. д. — все эти термины происходят от латинского «persona», а оно, в свою очередь — от этрусского «φersu». Латинское слово «persono» означает «произносить», говорить через отверстие в маске. Ею пользовался актер, играя роль в античном театре. Маска здесь была выражением определенного типа характера и одновременно предопределяла роль. В Древнем Риме этим словом уже обозначалось гражданское «лицо». Например, раб не был персоной, не был носителем прав, не имел никакой роли, никакого признаваемого обществом характера — у него не было общественной маски.

В целом остается загадкой: что же представляет собой этот персонаж? В разных местах он играет разные роли. Иногда, как, например, в гробнице Авгуров, он может появиться два раза, в двух различных положениях, и невозможно установить связь между ними. На фреске гробницы Пульчинелли Ферсу показан бегущим. Сцена на гробнице Авгуров явно имеет характер поединка. На ней изображены двое мужчин. Один из них — Ферсу. Второй — вероятно, раб — повернут к нему спиной, на нем только набедренная повязка, лицо скрыто куском ткани или кожи. На него набрасывается собака, с которой он должен бороться вслепую. Но трудность не только в этом: тот, кому предстоит борьба с собакой, ограничен в движениях. Хотя в правой руке он держит палку, у него нет возможности управлять ею свободно, потому что кисть его руки обвязана веревкой, которая обвивает также его левую ногу, образуя таким образом петлю. Другой конец этой веревки держит в руке Ферсу. Кроме того, Ферсу держит еще одну веревку, привязанную к ошейнику собаки.

Были выдвинуты многочисленные гипотезы в качестве объяснения этой малопонятной сцены. Наиболее ранняя из них утверждает, что у этрусков существовала игра «φersu», ставшая предшественницей гладиаторских боев. Так мог выглядеть акт человеческих жертвоприношений во время похорон богатых этрусков. Ферсу выступает в роли организатора игры, он постоянно поддерживает остроту и драматичность поединка между человеком и животным. Этот поединок является одним из примеров жестоких развлечений, которые в дальнейшем нашли очень широкое распространение во всей области Средиземноморья. Однако более поздние данные и эволюция наших знаний позволили заключить, что гладиаторские бои впервые появились не в Этрурии, а в Кампанье, а этруски переняли этот обычай позднее (вероятно, в конце IV века до н. э. или в начале III века до н. э.).

Ж. Вилль предложил считать игру «φersu» эпизодом «uenatio» (то есть охоты), когда охота имитировалась для наказания приговоренных к смерти, которых бросали на растерзание зверям. Эта гипотеза не увязывается с тем, что такие сцены были изображены на стенах гробниц, что возвращает нас к ритуальным жертвам, связанным с похоронами. А. Хус, вероятно, прав, когда говорит о том, что в эпоху строительства вышеупомянутых гробниц человека не убивали по-настоящему, а смертельный бой лишь имитировался. Конечно, это не говорит о том, что «актер», боровшийся с собакой, не рисковал своей жизнью, но при этом надо понимать, что насилие совсем по-разному трактовалось в древнем обществе и трактуется в наше время, и цена человеческой жизни в разные времена всегда была различна, а «игрецы» (ludions) были всего лишь рабами.

К тому же не мог ли подобный обряд выражать символику, имеющую отношение к мифологии? Д. Ребюффа отмечает некоторое число элементов, которые не согласовываются со сценой «uenatio», и предпочитает видеть в этом столкновении между человеком и собакой представление мифа о Геракле и Цербере. И тут можно себе представить, что палка — это дубина, которая не является оружием, а служит для идентификации персонажа. В любом случае изображенное действие, каким бы ни было его настоящее значение, выглядит как похоронный ритуал, в котором насилие, такое распространенное в античности, имеет целью придать покойнику силу, необходимую ему в его новой загробной жизни. А пролитая кровь представляет собой суррогат жертвы, олицетворяемой актерами, для которых это всего лишь роль (хотя и с риском для жизни). Но эти комедианты придают совсем иной вид этим играм.

Действительно, Ж. Эргон и Ж.-Р. Жанно хорошо показали пародийность «φersu». Смех приобретает в этих церемониях магический характер, который добавляется к религиозному аспекту. Дионисий Галикарнасский (VII, 72, 10) уже отмечал особенность этих сатиров, одетых в козьи шкуры, танцующих, имитируя атлетов игр 499 года до н. э.: «Они комично имитировали движения других, делая из этого смешное представление». Итак, все изображения