Когда падали стены… Переустройство мира после 1989 года - Кристина Шпор

как достичь воссоединения – Коль предпочитал западноориентированную линию Аденауэра, нацеленную на включение Восточной Германии в Федеративную Республику и Западный альянс, в то время как Геншер склонялся к тому, чтобы распространить Восточную политику на всю панъевропейскую архитектуру. Но, несмотря на соперничество, несмотря на различие в способах и средствах, они оба фундаментально были согласны в конечной цели, а именно, хотели достичь германского единства. Для Геншера это было делом и для головы, и для сердца. Поэтому, смирив гордыню, он был готов выполнить роль пожарного и попытаться перетянуть на свою сторону Лондон, Париж и Москву.

Технически, конечно, министр иностранных дел не отвечал за внутринемецкую политику, потому что внутренние вопросы не относились к «внешней политике». Тем не менее Геншер был полностью вовлечен в вопросы воссоединения, потому что с ним были связаны внешние осложнения, отношения с соседями ФРГ, с правами Четырех союзных держав, прерогативы сверхдержав, сфера международных организаций, так же как и вопросы территории и безопасности. Геншер понимал, что выстроить международный консенсус и проложить дорогу к единству – это его долг.

Москва, очевидно, была самым проблемным препятствием, и для его преодоления требовались самые большие усилия. И, что еще более важно, у Советов были сильные карты: СССР был ядерной сверхдержавой, одной из четырех стран-союзниц, державшей на территории ГДР полумиллионную армию.

Это давало Кремлю несколько возможностей. Он мог настаивать на панъевропейской структуре. Или предлагать идти к германскому единству через нейтралитет, как это пытался сделать Сталин в 1952 г. Он просто мог сказать единству «нет» или использовать силу, чтоб сохранить ГДР. Но как обстояли дела в самом Кремле? А не повернет ли перестройка вспять? А как обстоит дело с переориентацией экономики? Можно ли сдержать сецессионистские требования республик? А вдруг произойдет путч?

Неделей позже, 5 декабря Геншер прилетел в советскую столицу – темным, пасмурным днем прямо во время метели. По пути в город его кортеж встретил другой, двигавшийся ему навстречу, – в аэропорт. Это были Кренц, Модров и иные руководители СЕПГ, только что завершившие свои дела в Кремле. Геншер невольно подумал, что Советы специально согласовали все события, чтобы избежать неловкой германо-германской встречи в аэропорту[487].

Напряжение витало в воздухе. И то, что произошло вслед за этим, оказалось «самой несговорчивой встречей» с Советами, которую Геншер мог потом вспомнить. Тон разговора во время всей встречи с Горбачевым был настолько резким, что Геншер позднее попросил стенографиста описать встречу более спокойно[488]. «Никогда ранее и никогда после я не видел Горбачева таким огорченным и расстроенным», – отметил Геншер в своих мемуарах. Советский лидер не мог сдержать злости из-за того, что Коль не стал консультироваться. По воспоминаниям Черняева, он гневался несколько дней, хотя у его гнева могли быть и другие причины из-за трудностей в своей стране и вследствие ухудшения ситуации в Восточной Европе в целом. Но что бы ни происходило в уме Горбачева, Геншер был удобной мишенью для его гнева. На самом деле Геншер чувствовал, что временами Горбачев впадает в ярость, потому что просто не в состоянии обсуждать важные вопросы серьезно[489].

И все-таки Геншер не терял самообладания и преданно защищал политику канцлера. Он подчеркнул, что Германия никогда «не пойдет на это одна», что Федеративная Республика прочно связана с ЕС и ОБСЕ (т.е. с Хельсинкским заключительным актом) и что «совместное развитие двух германских государств» будет вписано во все эти структуры. Он подтвердил Политику ответственности Бонна (Politik der Verantwortung) и то, что ФРГ привержена выполнению заключенных соглашений и, не в последнюю очередь, соглашений о польской границе. Это, сказал он, важно подчеркнуть в свете немецкой «истории, ее геополитического положения и размеров населения». Горбачев дал ему высказаться и затем со злостью повторил, что «10 пунктов» Коля – это полностью «безответственная и грубая политическая ошибка», которая представляет собой ультиматум правительству Восточной Германии; Коль попытался выписать конкретный «внутренний ордер» на ГДР, на суверенное государство. «Даже Гитлер не позволял себе ничего подобного!» – подал голос Шеварднадзе.

Все еще горячась, Горбачев объявил программу Коля «настоящим реваншизмом», написанной в стиле «обращения к подданным» и объявлявшей не меньше, как «похороны» европейскому процессу. Он продолжал в том же духе: «10 пунктов» – «безответственный план». Немецкая политика – это «сумятица в умах, суматоха». «Немцы эмоциональный народ, но вы и философы. И должны помнить, к чему приводила в прошлом политика без головы».

Геншер прервал его: «Мы знаем наши исторические ошибки, и мы не намерены их повторять».

«Вы имели прямое отношение к выработке “восточной политики”. А теперь вы очень многое ставите под угрозу. Я боюсь, не собираетесь ли вы сделать все происходящее предметом своей предвыборной борьбы». Он продолжил критиковать Коля за то, что он «торопится, искусственно подстегивает события, подрывая с таким трудом налаживающийся общеевропейский процесс». Горбачев попробовал и вбить клин между Геншером и Колем: «Мне кажется, г-н Геншер, что о его десяти пунктах вы услышали только из соответствующего выступления в бундестаге». На что Геншер, признав сам факт, ответил: «Да, это так, но это наше внутреннее дело. Мы сами в этом разберемся». Хорошо, согласился Горбачев, но «сами видите, что ваше внутреннее дело задевает всех».

Советский лидер завершил встречу, протянув что-то вроде оливковой ветви мира: «Не относите все, что мною сказано, на свой личный счет, г-н Геншер. Вы знаете, что мы относимся к вам иначе, чем к другим». Посыл был совершенно ясен: Геншер – не Коль. Министр иностранных дел проглотил это, потому что канцлера тут не было. Горбачев чувствовал себя так, словно Коль его предал. Это был плач по их благоухающему вечеру тогда в июне на берегах Рейна. Теперь, чтобы восстановить эти отношения, нужно было время и немалые усилия[490].

Хотя Горбачев и Советский Союз оставались основной проблемой, Коль и Геншер столкнулись с проблемами и на своем западном фронте. И в Лондоне был лидер, столь же яростно настроенный, как и Горбачев, и по меньшей мере такой же критик всякого движения в сторону объединения Германии – не в последнюю очередь потому, что Маргарет Тэтчер зациклилась на истории. Она родилась в 1925 г. и выросла в провинциальном Грантэме – городке в Линкольншире. Она повзрослела ко времени войны с Гитлером и сформировалась на мифологии о британском «звездном часе». И это всегда окрашивало ее взгляды на послевоенную Германию. Выучившись на химика и позже став адвокатом, она была избрана в парламент как депутат от партии тори в 1959 г., в самый разгар холодной войны, и через двадцать лет стала премьер-министром, как раз когда политика разрядки обледенела. Десятилетие ее пребывания у власти было отмечено радикальной программой экономической либерализации и мощного национализма, за что ее прозвали «Железной леди».

Ее внешняя политика была традиционной, основанной на