Столетняя война за Палестину - Рашид Халиди

в лабиринте узких переулков в любой момент. Разумеется, военные имели возможность попросту убить их, и такие убийства случались довольно часто. С начала Первой интифады до конца 1996 года, за девять лет, в том числе за шесть лет активной фазы интифады, израильские войска и вооруженные поселенцы убили 1422 палестинца, то есть практически каждый день по одному палестинцу. Среди погибших 294, или более 20 %, были несовершеннолетними в возрасте младше шестнадцати лет. За этот же период палестинцами были убиты 175 израильтян, 86 из которых были сотрудниками служб безопасности342. Такое соотношение потерь – восемь к одному – было типичным, о чем большинство американских СМИ помалкивало.

В другой раз я ехал через город Газа, чтобы навестить свою двоюродную сестру Худу, жену доктора Хайдара Абдель-Шафи, главы Палестинского Красного Полумесяца в Газе. Медленно пробираясь через затор, наша машина проехала мимо вооруженного израильского патруля, солдаты в джипе держали оружие на изготовку. Они вели себя суетливо и нервно, на их лицах я увидел то, что наблюдал у израильских солдат в оккупированном Бейруте в 1982 году, – страх. Их техника двигалась с черепашьей скоростью через густонаселенные районы, где все жители ненавидели оккупацию, которую олицетворяли и проводили в жизнь эти солдаты. Как бы хорошо ни были вооружены военнослужащие регулярной армии, в таких условиях они никогда не будут чувствовать себя в безопасности.

Рабин и прочие тоже признавали наличие проблем, которые я наблюдал на улицах Наблуса и Газы. По словам Итамара Рабиновича, биографа Рабина, его близкого соратника и партнера по теннису, Первая интифада привела генерала-ветерана к осознанию необходимости политического решения343. Тем не менее он твердо придерживался мнения, что жестокость способна оказывать сдерживающий эффект. «Применение силы, – говорил Рабин, – включая избиения, несомненно, принесло желаемый результат: страх населения перед Армией обороны Израиля усилился»344. Возможно, так оно и было, но жестокость не помогла покончить с восстанием.

Интифада была спонтанной кампанией сопротивления, родившейся снизу в результате накопления фрустрации, и первое время не была связана с официальным политическим палестинским руководством. Как и в случае с восстанием 1936–1939 годов, продолжительность интифады и ее широкая поддержка стали доказательством того, что за ней стояло все население. Восстание также отличалось гибкостью и новаторством, по ходу сложилось руководство, координирующее действия восставших, но при этом ими управляли и на местном уровне. Среди активистов восстания были мужчины и женщины, элитные профессиональные работники и бизнесмены, фермеры, сельские жители, городская беднота, студенты, мелкие лавочники и представители практически всех слоев общества. Женщины играли центральную роль, занимая все больше и больше руководящих постов, поскольку многие мужчины оказались в тюрьме. Они мобилизовали людей, часто стоявших в стороне от традиционной политики, в которой доминировали мужчины345.

Наряду с демонстрациями интифада использовала различные тактические приемы от забастовок, бойкотов и неуплаты налогов до других затейливых форм гражданского неповиновения. Протесты иногда переходили в насилие, часто спровоцированное тем, что солдаты наносили тяжелые травмы боевыми и резиновыми пулями, применяемыми против безоружных демонстрантов или молодежи, бросавших камни. Тем не менее восстание было преимущественно ненасильственным и безоружным, что является чрезвычайно важным фактором, который помог мобилизовать не только молодежь, протестующую на улицах, но и другие социальные слои, показав, что все палестинское общество в условиях оккупации выступает против сложившегося положения и поддерживает интифаду.

Первая интифада стала выдающимся примером народного сопротивления угнетателям и может считаться первой безоговорочной победой палестинцев в долгой колониальной войне, длившейся с 1917 года. В отличие от восстания 1936–1939 годов, интифада опиралась на широкий стратегический план и единое руководство и не усугубила внутренние палестинские разногласия346. Ее объединяющий эффект и, в отличие от палестинского движения сопротивления 1960-х и 1970-х годов, в целом успешный отказ от огнестрельного оружия и взрывчатых веществ помогли сделать призыв услышанным на международном уровне, что оказало глубокое позитивное влияние на общественное мнение как в Израиле, так и во всем мире.

Это произошло не случайно: интифада была явно направлена не только на мобилизацию палестинцев и арабов, но и на изменение восприятия в Израиле и других странах. О том, что это была ключевая цель, говорят многие тактические приемы, а также комплексные, эффективные коммуникационные стратегии тех, кто смог объяснить международной аудитории, что такое интифада. В их число входили умеющие выражать свои мысли, повидавшие мир активисты и интеллектуалы внутри Палестины, такие как Ханан Ашрауи, Хайдар Абдель Шафи, Раджа Шехаде, Ияд аль-Саррадж, Гассан аль-Хатиб, Захира Камаль, Мустафа Баргути, Рита Гиакаман, Раджи Сурани и многие другие. Аналогичное влияние оказали и те, кто находился за пределами Палестины, среди них Эдвард Саид и Ибрагим Абу Лугод. К началу 1990-х годов единая палестинская позиция успешно дала понять, что оккупация неприемлема, по крайней мере в том виде, в котором она существовала первые два десятилетия.

* * *

При всех достижениях Первой интифады, ее успехах и появлении компетентного местного руководства и красноречивых, обаятельных представителей ей угрожали определенные внутренние проблемы. Низовое движение, вытесняющее укоренившиеся политические элиты, представляло собой вызов их власти. После поражения ООП в Ливане в 1982 году организация застряла в изматывающей ссылке в Тунисе и других арабских столицах, направляя свою энергию на заведомо бесплодные попытки добиться от США посредничества, а от Израиля – партнерства по урегулированию. ООП была застигнута врасплох вспышкой восстания низов и без промедления постаралась возглавить восстание, чтобы извлечь из него выгоду.

Поскольку большинство тех, кто поднял восстание на оккупированных территориях, рассматривали ООП как законную выразительницу своих интересов, а ее лидеров как воплощение палестинского национализма, поначалу особых сложностей не возникало. Население оккупированных территорий, с расстояния наблюдавшее за жертвами боевиков ООП в Иордании во время Черного сентября и в Ливане во время гражданской войны и израильского вторжения, было готово взять на себя часть общенационального бремени. Люди гордились тем, что палестинцы, находящиеся под оккупацией, берут на себя инициативу в борьбе за освобождение.

Проблема такого развития событий заключалась в недальновидности и ограниченности стратегического видения находившихся в Тунисе лидеров ООП. Многие из них не до конца понимали природу оккупационного режима и сложное общественно-политическое положение, в котором оказались палестинцы на Западном берегу и в секторе Газа после двух десятилетий израильского господства. Большинство лидеров ООП последний раз бывали в Палестине в 1967 году, а то и раньше. Их понимание израильского общества и политики было гораздо более ограниченным, чем у палестинцев, живших под управлением израильтян и наблюдавших за их действиями. Многие повстанцы выучили иврит, работая в Израиле или отбывая срок в тюрьме (через тюрьмы прошла пятая часть палестинского населения