Александр Шубин - Анархия – мать порядка

Волин скромничает. Ему удавалось освобождать от наказания коммунистов[473]. Несмотря на то, что Волин по характеру своей деятельности постоянно сносился с этим ведомством, он констатирует: "По поводу злоупотреблений, чинимых контрразведкой армии Махно и начальником ее Зиньковским, я ничего не знаю"[474]. Но общий пафос "чистосердечного признания" Волина заключается в том, что для него "контрразведка была ужасом, и я делал все возможное, чтобы прекратить чинимое ею"[475].

Ясно одно – контрразведка оказалась фактически бесконтрольной. Махно и его штаб были заняты вопросами обороны и разъезжали по фронту. Волин и ВРС углубились в просветительские и экономические вопросы, судя по всему, просто не желая связываться с контрразведкой. Сам Махно признает, что ей были предоставлены фактически неограниченные полномочия: "За этой работой контрразведочные органы были уполномочены на обыски в любом доме, расположенном в зоне военного положения и почему-либо заподозренном, а также на аресты и опросы людей, в особенности, когда таковые указываются населением"[476]. Естественно, что такой порядок создавал идеальные условия для доносительства, злоупотреблений и произвола.

Александровский съезд создал комиссию "в целях разъяснения и улаживания всякого рода нареканий и недоразумений между населением (и повстанцами), с одной стороны и контрразведывательными органами, с другой"[477], но реальных следов ее деятельности видно не было. Упоминание “контрразведочных органов” во множественном числе не случайно. В это время контрразведка организована при корпусах и отдельная структура в тылу (во главе с Л. Голиком), которая занималась прежде всего Екатеринославом.

Позднее Махно признавал: "На пути деятельности контрразведочных органов махновской армии бывали иногда ошибки, за которые приходилось болеть душой, краснеть, извиняясь перед оскорбленными"[478]. Но контрразведка не очень боялась неудовольствия командующего и тем более протестов разнообразных общественных организаций: "Ну так передайте своим рабочим, – уже совершенно грозно выкрикнул он, – что они как отсиживались на своих заводах, так пусть и отсиживаются, и в наши дела пусть не вмешиваются! А если будут вмешиваться в наши дела, то мы их посадим на место", – вспоминает профсоюзный активист об общении совета профсоюзов с представителем контрразведки по поводу одного ареста[479].

Несмотря на произвол и бесконтрольность, давление общественности и руководящих махновских органов не давали машине террора развернуться так, как это происходило на территориях, занятых белыми и красными. Заняв впоследствии Екатеринослав, деникинцы, по своему обыкновению, занялись подсчетом количества жертв внесудебных органов противника. Удалось обнаружить около 70 тел[480]. Подобные масштабы целенаправленного террора не оправдывают его, но, оценивая это явление, необходимо помнить о том, что такое террор гражданской войны. Мы уже приводили воспоминания З. Арбатова о пребывании белых в Екатеринославе. А вот воспоминания этого журналиста о месяце красного террора, организованного руководителем ВЧК Валявкой в Екатеринославе в мае 1919 г.: "ночами Валявка беспрерывно и торопливо расстреливал содержавшихся в ЧК. Выпуская человек по 10-16 в небольшой, специальным забором огороженный двор, Валявка с 2-3 товарищами выходил на середину двора и открывал стрельбу по этим совершенно беззащитным людям. Крики их разносились в тихие майские ночи, а частые револьверные выстрелы умолкали только к рассвету... Страшной тайной остались сотни имен тех людей, которых озверелый Валявка отправил на тот свет"[481]. До такого махновцам было далеко.

"Важно подчеркнуть следующее обстоятельство: – комментирует М. Маллет, – все специальные заявления по поводу контрразведки касаются городов – Бердянска, Екатеринослава, Александровска, Никополя. Ни одно из них не затрагивает сельской местности... Часто делаются сравнения с ЧК и деникинской секретной полицией. Некоторые махновские убийства были также жестоки, как и убийства, осуществленные их врагами, но нельзя сказать, что первые осуществлялись с той же методической жестокостью, что и последние"[482].

Общая численность людей, сотрудничавших с махновской контрразведкой, составляла около 5 тысяч человек. Такая разветвленная сеть и способности руководителей приводили к тому, что, по словам Белаша, "политические заговоры на восстание разоблачались в своей массе прежде, чем они вполне созревали". Белаш писал свои воспоминания под контролем ОГПУ, и был вынужден добавить о провокациях контрразведки в некоторых случаях[483]. Однако характерно, что в махновском районе действительно не удался ни один мятеж или переворот, которыми так богата история гражданской войны.

Репрессивная система махновцев действовала и против командиров, которые самовольно накладывали "контрибуцию на буржуазию в личных целях". Например, 15 октября за это был расстрелян начальник штаба бригады Богданов[484].

Эффективно действовала контрразведка и в качестве разведывательного органа – ее подпольная сеть раскинулась от Одессы до Новороссийска, информируя махновцев о передвижениях частей, состоянии деникинского тыла и доставляя другую необходимую информацию[485].

Извечная проблема диктатур и войн: хочешь предотвращать заговоры и иметь полную информацию о противнике – поощряй спецслужбы. Но спецслужбы имеют собственные интересы и, действуя в секрете, могут оказаться бесконтрольными, прибегать к провокации. “Махновия” особенно остро столкнулась с этой проблемой в "деле Полонского" – расстреле группы коммунистов в начале декабря 1919 г. Чтобы разобраться в этом деле, необходимо сначала осветить взаимоотношения махновского руководства с оппозиционными партиями.

Все социалистические партии действовали легально (кадеты считались партией Деникина).

4-го ноября ВРС принял решение об относительной свободе печати в районе: "1. Всем, без исключения, социалистическим, политическим партиям, организациям и течениям предоставляется полнейшая свобода распространять свои взгляды, идеи, учения и мнения, как устно, так и печатно. Никакие ограничения свободы социалистического слова и социалистической печати не допустимы, и никакие преследования в этом направлении не должны иметь места.

Примечание: 1. Сообщения военного характера допускаются к опубликованию лишь при условии получения их из редакции главного органа революционной повстанческой армии "Путь к Свободе", или в Революционном Телеграфном Агентстве (Ретаг).

2. Предоставляя всем социалистическим партиям и организациям полнейшую свободу своих идей, военное командование Повстанческой Армии в то же время предупреждает все партии, что ПОДГОТОВКА, ОРГАНИЗАЦИЯ И НАВЯЗЫВАНИЕ ИМИ ТРУДОВОМУ НАРОДУ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ВЛАСТИ, ничего общего со свободой распространения своих идей не имея, РЕВОЛЮЦИОННЫМ ПОВСТАНЧЕСТВОМ НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ допущено не будет"[486].

На самом деле пресса Екатеринослава кто во что горазд – и за власть, и против. Выходили коммунистическая "Звезда", резко критиковавшая каждый шаг махновцев, правоэсеровская "Народовластие" и левоэсеровская "Знамя восстания". Активно действовали анархисты, выпускавшие официальные газеты "Путь к свободе" ("Шлях до волi") и "Повстанец" – соответственно органы штаба и культпросвета ВРC. На местах издавались газеты "Вольный Бердянск", "Вольный Александровск", "Вольное Гуляй-Поле", "Вольный Мелитополь" и т.д.

Дела большевиков в условиях этого плюрализма были не блестящи – меньшевики укрепляли свое влияние среди рабочих, в ущерб большевикам[487]. Но неудачи на ниве борьбы за пролетариат не смущали коммунистов – главным направлением их деятельности оставалась "борьба за войско" – эта сила понадобится, когда в район придут красные. Бывший член Екатеринославской комсомольской организации вспоминает: "При махновцах работалось легче. Была "полулегальная" работа... Наш союз принялся горячо за разбрасывание листовок среди махновских отрядов"[488]. Свобода агитации есть свобода агитации, хотя содержание большевистских материалов не могло не раздражать руководителей движения: "Революционное значение повстанчества исчерпывается постольку, поскольку вместо власти рабоче-крестьянских советов оно выдвигает... власть кучки представителей военного командования, власть всякого рода штабов, комендантов и прочее и прочее," – писала газета "Звезда". "Нужно утвердить железный революционный порядок. Установить строжайшую революционную дисциплину. Положить предел бесшабашной, безвластной анархии и бессмысленной несогласованности действий, единственным результатом которой может быть только усиление контрреволюционных элементов... Идея безвластия, обеспечивающая имущим слоям деревни свободу от всякого давления со стороны пролетариата и союзной ему крестьянской бедноты, как нельзя более пришлась по вкусу деревенским кулакам и прижималам. Анархическая система организации промышленности также не могла не найти сторонников в отсталости и не вполне дожившей даже до степени капиталистической организации деревни", – писал в "Звезде" П. Горенев[489].