Сборник статей - Память о блокаде. Свидетельства очевидцев и историческое сознание общества: Материалы и исследования

Интервьюер : Вообще интересный опыт.

Информант : Ну любопытный. Потому что очень… просто подача темы, официальная подача, она примерно одинаково проходила в обеих странах параллельно, вот. Но они вообще к нам очень близки по идеологии, именно вот к нам, к совку. Поэтому и форма подачи была такая же. Ну только более…. Как сказать, ответственно они к этому относились. Ну больше денег там потратили. Или исполнители более ответственны были, заинтересованы. Но тем не менее. Но, правда, вот у них темы неофициальной истории не возникало. То есть у них все, что есть, оно вот все разлито сверху донизу. У них более идеологизирована культура в этом смысле, ну и более равнодушна.

Интервьюер : А вот блокада уникальна для Ленинграда? Или в том плане, что…

Информант : В смысле для города? Или для чего?

Интервьюер : Для этого города.

Информант : Для этого города уникальна. Ну, например, вот недавно перечитывая воспоминания Бенвенуто Челлини «Моя жизнь», прости пожалуйста, 1560 год, он описывает осаду Рима в 529-м [147] …

Интервьюер : Да, да, да.

Информант : Ну и чем это отличается? По сути? Ну разве что тем, что еду приносили в папский дворец десять жареных цыплят, а у нас – двух этим самым обкомовским деятелям. Наверное. Ну и что? Принцип тот же. Ну и когда народ там, когда он передает воспоминания о том, как народ охотился за кошками – такой же смысл, как женщины открыли ворота в конце концов.

Интервьюер : Да.

Информант : В этом смысле неуникальна. Во всяком случае, вот то, что я читала.

Интервьюер : Спасибо тебе большое. Вопросы у меня закончились

<…>.

Интервью с Владимиром

Интервьюер : Поехали. «Блокада Ленинграда в индивидуальной и коллективной памяти жителей города». 2003 год, 3 февраля, интервью с Владимиром [148] . Ну, первый… первые несколько вопросов такого общего порядка. Да? Вот где ты родился? Когда ты родился? Расскажи о своей семье.

Информант : 20 октября 59-го года. В городе Ленинграде.

Интервьюер : А родственники? Расскажи немножко о своих родственниках. Да, и кто из них был во время блокады, жил здесь?

Инф .: Ну из ближайших мама, бабушка, тетя, дедушка покойный. Из ближайших родственников.

Интервьюер : То есть кругом… Большинство родственников блокадники?

Информант : Нет, ну были еще родственники, которые не были. Двоюродный дядя был здесь.

Интервьюер : Угу. Володя, а можешь ли ты вспомнить, когда ты, ну… время хотя бы приблизительно, когда ты впервые услышал о блокаде?

Информант : Ну, вообще, как бы устные предания от бабушки все доходили до меня, потому что она…Она была хороший рассказчик, и, когда я ее просил: бабушка, расскажи о чем-либо…

Интервьюер : То есть в детстве?

Информант :…интересном, – то… Для нее самое интересное… ну она много о чем могла говорить, но, в частности, об этом.

Интервьюер : То есть еще до того, как ты пошел в школу, да?

Информант : Ну, пожалуй… пожалуй, нет, все-таки. Потому что… пожалуй, уже в школьном возрасте. Потому – что маленьким рассказывать? – они ничего не понимают.

Интервьюер : А это ты просил, чтобы тебе рассказали о блокаде, или это просто бабушка начинала об этом говорить?

Информант : Ну бабушка была такой… такой замечательный рассказчик, увлекающийся рассказчик, причем очень скромный. Она: «Ну что тебе рассказывать? – Нечего. Сиди, играй в свои игрушки там». Вот. Но если она сама вспоминала что-то ее интересующее, то можно было с открытым ртом слушать. Это был очень искусный… искусный художественный рассказ вот и… Этот рассказ, кстати, вот мне… Поэтому для меня понятно, что такое народная культура. И народное слово. То есть рассказ. Настолько он был высокохудожествен по-своему. Рассказ… о чем бы она ни рассказывала. Потому что я, например, рассказчик на порядок менее интересный.

Интервьюер : А ты помнишь то, о чем тебе рассказывали? Вот какие сюжеты?

Информант : Ну я помню, конечно. Я бы не хотел буквально все воспроизводить. Конечно, помню.

Интервьюер : А хотя бы некоторые сюжеты? О чем это были рассказы?

Информант : Ну вот самый короткий: воду рубишь топором, чтобы положить ее в кастрюльку, да? Ну и тому подобное.

Интервьюер : То есть о каких-то бытовых таких зарисовках?

Информант : Ну о бытовых, конечно, знаю. Женщина, обременена семейством. Что она может? Абстракции, что ли?

Интервьюер : А как часто возникали эти разговоры?

Информант : Ну не знаю, наравне с другими. Потому что бабушка, например, у нее… Она работала на заводе, ее… например… Ведь известно, что в советско-финской кампании продолжала существовать линия Маннергейма [149] . Да? Она была прорвана, частично брошена, продолжала существовать. Вот. И ее посылали на расчистку этой линии, что требовало больших сил. Это было очень интересно: линия Маннергейма, она рассказывала. Она там работала месяца два, просто рабочим прислали туда. Такие рассказы, не менее интересные. Она, вот видишь тут, могла рассказать о коллективизации. Ну о чем угодно. О дореволюционном житье-бытье. Очень было интересно, потому что его было трудно представить и вообразить, как же жили до революции, при «проклятом царизме», да?

Интервьюер : А вот сугубо рассказы о блокаде какое место… ну как часто о них заходил разговор?

Информант : Часто? Я думаю, это не самая любимая была тема для воспоминаний. Гораздо большее удовольствие доставляло рассказывать о старом житье до революции. О Волге, самое… о баржах, о магазинах, о Москве. О поездках там в уездный город, в губернский город. О женихах, о посиделках. О прядках, там песнях всяких разных. Ну о житье-бытье, которое, судя по всему, было очень, очень такое… как бы не затененное ничем. Никакими, так сказать, потрясениями. Цельное, не затененное, плюс молодость человека. То что я, скорее, идеализирую дореволюционную Россию. Даже, в общем, кажется, что… несмотря на то, что я историк, знаю какие-то факты реальные, мне кажется, что дореволюционная Россия это… очень хорошая пора.

Интервьюер : Ну да. А ты не помнишь, были ли какие-то школьные задания ну там…

Информант : Школьные задания?

Интервьюер : Ну посвященные… вопросам блокады?

Информант : Я думаю, что не было школьных заданий, были какие-то походы в Музей – в который я не ходил – блокады. И никогда, кстати, не был в этом музее.

Интервьюер : А почему?

Информант : А не довелось просто.

Интервьюер : То есть ты в принципе доверял тем рассказам, которые ты слышал?

Информант : Ну да, я доверял тем рассказам. Там эти картинки из журналов, где там маленький мальчик, вот ему холодно, он в ушанке, он таскает болванки снарядные, собирает автоматы снарядные и так далее. Очереди за хлебом. Все традиционные картинки нам все были показаны. Документальные, художественные фильмы все были увидены.

Интервьюер : А когда ты смотрел фильмы о блокаде… вообще-то, эти фильмы обсуждались в семье?

Информант : Ну дело в том, что семья – это не коллоквиум какой-то, где что-то обсуждается. Вот. (Пауза.)

Интервьюер : Ты говорил, что в семье несколько родственников, а кроме бабушки… несколько родственников, переживших блокаду, а кроме бабушки кто-нибудь еще рассказывал о блокаде?

Информант : Ну, пожалуй что… кроме нее, пожалуй что, никто не рассказывал, потому что мать была очень слабый рассказчик, вообще. И… она ни в какое сравнение не шла (нрзб.). (Пауза.)

Интервьюер : Кроме бабушки никто?

Информант : А?

Интервьюер : Кроме бабушки никто не говорил?

Информант : Да нет, в общем-то, не могу сказать, что меня это как-то очень интересовало особо. У меня это особо не подпитывало интерес к этим рассказам о блокаде, но, в частности, о блокаде тоже.

Интервьюер : А какие книги вот… Какие книги ты знаешь о блокаде? Какие ты читал?

Информант : Я могу сказать, что, как любой ленинградец, эта тема с детства нам знакома настолько, что какие-то дополнительные книги мне читать не хотелось. Отнюдь. Потому что отголоски всего этого, они… На каждом шагу можно было получать какую-то информацию, чуть не с молоком матери, если в этом городе живешь, да? Те же вывески там «сторона опасна», разговор, что этот умер в блокаду, тот не дожил там… Пискаревское кладбище там и так далее. Серафимовское. Все это известно, поэтому… как бы… Специального интереса у меня не было к этому.

Интервьюер : А говорили ли о блокаде в школе?

Информант : В школе, конечно, говорили. Вот. Но что говорили и как, я не очень помню. Потому что это тоже как-то… Пожалуй, помимо, так сказать… телевизор давал все-таки. Телевизор и кино давали, мне кажется, много информации. В школе ничего нового не говорили об этом. В школе просто… отмечались какие-то даты: снятия блокады – опять двадцать пять! – там соединились вокруг там Волховского и Ленинградского фронтов, вот они бегут по снегу, известные кадры. Обнимаются, да? С автоматами. Зима, да там. Это же известно всем. Эти кадры, призывы вспомнить, не забывать…