Хроники и документы времен Столетней войны - Коллектив авторов

граф Фландрский[398], граф Арманьяк[399], граф Аркур[400], виконт Туарский[401], виконт Вантадурский[402], благородный прелат епископ Бове[403], сир Нуайе[404] и великое множество других знатных сеньоров, баронов и банеретов, коих я не могу перечислить.

Когда все вышеназванные сеньоры прибыли в Аррас, король посовещался с ними и решил выступить в сторону своих врагов, осаждавших Турне. Затем он отправился в путь, и все последовали за ним, повинуясь приказу и долгу[405]. Войско двигалось, пока не подошло к небольшой речке, протекавшей в двух малых лье от Турне[406]. Эта речка была очень глубока, и все подступы к ней были перекрыты трясинами и топями. Поэтому через нее нельзя было перейти, кроме как по одному мостику, который был столь узок, что один-единственный всадник и тот с трудом по нему проезжал. Тогда, не имея возможности перейти через реку, все войско раскинуло полевой лагерь. Следующий день оно провело на прежнем месте, никуда не двигаясь, а сеньоры, находившиеся подле короля, стали держать совет о том, каким образом эту реку и трясины можно миновать, не подвергая воинов опасности.

Воины, осаждавшие Турне, еще накануне вечером получили известие, что враг расположился очень близко от них. Поэтому некоторые брабантцы, хесбенцы и эннюерцы провели общее совещание и решили, что следующим утром они съездят посмотреть на вражеский лагерь и, если представится удобный случай, совершат на него набег.

Сказано — сделано. Следующим утром они совершили рейд вблизи от французского лагеря, но через реку переезжать не стали и не нашли никого на своем берегу, с кем бы они могли сразиться. Тем не менее они не пожелали вернуться, не оставив врагу какого-нибудь знака о себе. Поэтому они подожгли две лачуги, уцелевшие во время предыдущих набегов, а затем вернулись в свой лагерь.

Когда другие молодые воины из Эно, Хесбена и Брабанта, находившиеся в отряде мессира Жана д'Эно, услышали рассказ о том, что совершили их соратники, то задумали сделать кое-что получше. Они встали утром засветло и поехали, ведомые мессиром Вафларом, который хорошо знал окрестности, поскольку уже давно вел войну против горожан Лилля и доставлял им множество огорчений[407]. Мессир Вафлар пообещал соратникам, что если они соизволят за ним последовать, он приведет их в одно место, где можно захватить большую добычу.

В то же самое утро поднялись спозаранку и некоторые воины монсеньора епископа Льежского, стан которого был расположен ближе к реке, чем станы всех остальных сеньоров. Воины из земель Хесбена, Монтхальта, Кондроза[408] и Буйона[409] тоже снарядились вместе с ними, чтобы ехать за фуражом в поля, лежавшие на другом берегу реки, ближе к Турне. Еще до восхода солнца они проехали по мостику гуськом, один за другим, а когда оказались в полях, то разделились на группы, дабы собрать в мешки хлеб там, где он окажется наилучшим.

В то утро стоял такой густой туман, что люди не видели друг друга уже на расстоянии в полбоньера. И вот примерно на восходе солнца эннюерцы и хесбенцы из отряда графа Эно, продвигаясь в густом тумане и не видя ни зги, натолкнулись на воинов, которые охраняли фуражиров епископа Льежского и его знамя. Эти воины уже рассеялись по полю, одни — туда, другие — сюда, поэтому возле знамени епископа тогда находилось не более двадцати из них, вместе с эннюерцами, а хесбенцев из отряда графа Эно насчитывалось целых семь десятков, и это были отборные рыцари и оруженосцы, цвет воинства. Они подъехали к фуражирам и перемешались с ними еще до того, как обе стороны заметили друг друга. Поскольку отступать было уже поздно, противники стремительно ринулись в бой, и завязалась славная схватка[410].

Коннар де Лоншьен после этого боя был посвящен в рыцари. Он был знаменосцем епископа, но во время боя знамя держал кто-то другой, поскольку нападение было неожиданным. Когда он увидел, что его соратники сильно уступают в числе эннюерцам, брабантцам и хесбенцам, то спешился, дабы своим примером придать им твердости; ибо он предпочитал смерть бегству. Так же поступил и Анри д'Асс, каноник из льежского монастыря Святого Иоанна, который уже не раз выказывал свою доблесть. Вместе с ними спешились Тьерри де Монтхальт, каноник из Юи, и Колар Ле-Панетье, оруженосец.

Эти четверо оборонялись так рьяно, что снискали за это великую честь. Они продолжали схватку до тех самых пор, пока некоторые фуражиры не заслышали шум сечи и не примчались на помощь, хотя из-за густого тумана им не было известно, что именно происходит.

Вместе с четырьмя вышеназванными воинами в этой стычке и схватке хорошо себя выказали люди епископа Льежского: мессир Анри де Фекс, его брат мессир Ожье, мессир Бодуэн де Сен-Сервэ, его брат мессир Жан, мессир Колен Фрипон, мессир Робер де Тювеньи, Либер д'Альмонс, мэтр Конрад, который был поваром[411] названного епископа Льежского и показал себя одним из лучших в этом бою, и Жан де Вальхайн[412]. Кроме того, в схватке участвовал один благородный клирик, который был ректором Винкекуса. Он превосходно сражался, и ему рассекли нос и лицо. Наряду с другими хорошо себя выказали и некоторые воины из Буйона.

На стороне эннюерцев были убиты: мессир Жан де Варнан[413], мессир Готье де Пурлаш[414] из графства Намюрского и мессир Гильом Пипанпуа[415] из Брюсселя — всего трое рыцарей, а также некоторые другие воины, коих я не могу назвать. Кроме того, в плен попали четыре храбрых воина: мессир Жан де Сорр[416], мессир Дэналь де Близ[417], мессир Расс де Моншьо и мессир Луи де Жюплё[418], а также многие другие оруженосцы и добрые воины, коих я не могу сейчас перечислить.

Когда другие эннюерцы и хесбенцы увидели, что бой превращается в их разгром, то, выбрав благоприятный момент, потихоньку отступили[419].

Король Франции испытал большую радость, получив весть о том, что люди епископа Льежского так хорошо сражались с врагами и удержали поле боя за собой. Этот бой принес большую известность и честь хесбенцам, которые сражались и на той, и на другой стороне. Хесбенцы из отряда епископа доблестно защищались, когда на них напали; а хесбенцы из отряда графа Эно умело отступили, когда увидели, что дело оборачивается плохо для них. Поэтому, если их и можно было в чем-нибудь упрекнуть, то только из зависти.

Однако я хочу вернуться к нашей главной теме