Начало русской истории - Андрей Петрович Богданов

в сказочно богатые страны, откуда отдельные герои привозили фантастическую добычу. Судя по археологическим находкам, восточная добыча и восточные товары обогащали торговые центры скандинавов, такие как Хедебю в Дании, Бирка в Швеции, Каупанг в Норвегии, остров Готланд, служивший важным центром торговли. Их многолюдность и богатство, добываемое в набегах и торговых экспедициях, были несравнимы с убогими небольшими поселениями сравнительно мирных скандинавов, не столь тесно связанных с викингами. По величине и богатству эти центры торговли-разбоя сравнимы только с пограничными пунктами транзитной торговли и военных экспедиций, вроде Дорестадта в Нидерландах, через который шла торговля с Рейнскими землями (откуда происходили чудесные мечи как скандинавов, так и славян, любимые также персами и арабами). Не меньшим богатством и населенностью отличались смешанные по населению «скандинаво-славянские» города варягов: Старая Ладога, Рёрик и Аркона, к коим часто прибавляют полулегендарные города Венету и Иомсбург.

Скандинавы не слишком заметно отметились на Волжском и Волго-Донском путях, зато хорошо «наследили» своими металлическими изделиями на Руси. В связанных с их посещениями городах, таких как Старая Ладога и Изборск, остались следы скандинавского быта. А русские княжества X – начала XI века покрыты воинскими захоронениями в курганах, в части которых хорошо прослеживается скандинавский элемент. Пока археологи, изучив клейма мастеров на клинках мечей, не установили их общее немецкое происхождение, почти все самые богатые могилы воинов считали скандинавскими. Когда выяснилось, что собственно викингов на Руси похоронено не так уж и много от общего числа эксгумированных археологами воинов, норманистам это было уже неинтересно. Они уверились, что славянские племена были завоеваны викингами, которые открыли великие водные пути и прозвались русами.

Озадачивало норманистов лишь то обстоятельство, что у скандинавов не было ничего похожего на название «русь». В то время как у славян оно было связано с реками и зафиксировано в великом множестве топонимов (отсюда, кстати, пошли «русалки»). Не беда: вспомнили, что финны именуют шведов словом Ruotsi, – и произвели самоназвание воинов «русь» от него. Вы спросите, при чем здесь финны, да еще поздние? Примерно при том же, при чем скандинавское название общины гребцов: Rodhsin, – еще одна слабая попытка найти у викингов источник слова «русь». «О» вместо «у» в слове «русь» изначально писали греки. Именно от них русские получили название Россия, которое с XV века вошло в обиход наших ученых книжников, затем – в церковные тексты, а с XVII века – в название государства («Великая Россия»)[115]. Это навело часть норманистов на еще одну мысль: что название русским (росам) придумали греки…

Смехотворность спора норманистов с историческими реалиями показывает пример толкования рассказа Ибн-Фадлана о похоронах руса. Норманисты не сомневаются, что сожженный на глазах ученого араба рус был скандинавом. А как же иначе – ведь тут в деталях описан именно скандинавский погребальный обряд в ладье! Увы, пройдя по ссылкам наших норманистов к шведским, норвежским и датским исследованиям, мы обнаруживаем у них описание этого «скандинавского» обряда по тексту… Ибн-Фадлана! То есть араб описал именно «скандинавский» обряд потому, что скандинавские исследователи описывают «свой» древний погребальный обряд по его труду.

Ситуация вполне анекдотическая. Как и попытки антинорманистов приписать похороны руса по Ибн-Фадлану славянам. Скандинавы изначально закапывали своих мертвецов в землю, в том числе в ладье, но не жгли (за что им огромное спасибо от археологов). Славяне сжигали мертвецов, но без ладьи. Красиво сопровожденный в мир иной рус нарушает все традиции.

Погребальный обряд, как важнейший признак различения этносов, изучен археологами в Северной и Восточной Европе очень основательно. В частности, у нас имеются подробные исследования скандинавских археологов по материалам реальных раскопок могил простых людей, викингов и конунгов. В отличие от Руси, на севере Европы действительно был обычай погребать знатных людей в ладье с оружием и богатой утварью (в то время как могилы простых скандинавов были просто нищенскими). Но ни тела, ни ладьи они не сжигали! Описанный Ибн-Фадланом обряд представляет собой смесь скандинавских традиций (ладья, оружие, утварь) со славянским обрядом трупосожжения и жертвоприношений. Переводчик, столь живо объяснивший Ибн-Фадлану смысл трупосожжения как кратчайшего пути проводов героя в загробный мир, излагал концепцию славян, которые не могли себе представить иной способ обеспечить загробную жизнь покойного.

Очевидно, что русы – воины и торговцы на Великом Волжском пути – представляли собой смесь разных этносов, подобно варягам на Балтике, где северный и западный берега занимали скандинавы, а южный и восточный – славяне, балты и финно-угры. Какой этнический элемент здесь преобладал, нетрудно догадаться, раз язык русов был славянским, а славянский обычай трупосожжения постепенно проник в Скандинавию, появившись сначала на ведущих к ней Аландских островах, затем в торговом городе Бирке, куда прибывали воины-купцы с Аустрвегра, и со временем распространившись по Швеции, не вытеснив, впрочем, исконного обряда трупоположения[116].

Помимо характерного именно для славян трупосожжения, на решительное преобладание в среде русов восточнославянской культуры указывает поведение их женщин. Скандинавские дамы даже не думали кончать с собой при смерти мужа. В то же время о славянах еще в VI веке византийский военный трактат «Стратегикон» говорил: «Скромность их женщин превышает всякую человеческую природу, так что большинство их считает смерть своего мужа своей смертью и добровольно удушают себя, не считая пребывание во вдовстве за жизнь». На могиле руса у Ибн-Фадлана дама была именно удушена. Писавший почти в одно время с ним Ибн-Русте тоже говорит о добровольном удушении славянских жен:

«Когда умирает у них кто-либо, труп его сжигают. Женщины же, когда случится у них покойник, царапают себе ножом руки и лица. На другой день после сожжения покойника они идут на место, где это происходило, собирают пепел с того места и кладут его на холм. И по прошествии года после смерти покойника берут они бочонков двадцать, больше или меньше, меда, отправляются на тот холм, где собирается семья покойного, едят там и пьют, а затем расходятся. И если у покойника было три жены и одна из них утверждает, что она особенно любила его, то она приносит к его трупу два столба, их вбивают стоймя в землю, потом кладут третий столб поперек, привязывают посреди этой перекладины веревку, она становится на скамейку и конец (веревки) завязывает вокруг своей шеи. После того как она так сделает, скамью убирают из-под нее, и она остается повисшей, пока не задохнется и не умрет, после чего ее бросают в огонь, где она и сгорает».

Ту же самую картину археологи наблюдают в дружинных курганах, покрывших всю Древнюю Русь в IX–X веках, до крещения Руси Владимиром Святым и распространения христианского обряда погребения князей, воевод и дружины. В знаменитых Гнездовских курганах женщина, сопровождающая мужа в загробный мир, – обычное дело. И не надо вспоминать о скандинавских фибулах-черепашках: парных застежках женского костюма