Ричард Теймс - Япония : история страны

Первая продуктовая линейка из сорока товаров была запущена в 1980 году и вызвала неоднозначную реакцию. Так, головы лосося (обычно выбрасываемые в мусорное ведро) подавались как дешевая и питательная пища; рекламным слоганом было утверждение с очевидной экологической коннотацией: «Лосось — целая рыба». Предлагая своим покупателям пакетики с разломанными сухими грибами, компания одновременно «подсовывала» критику ложного перфекционизма и расточительности потребителей — поскольку и целые грибы в любом случае будут измельчены при готовке. Чрезвычайно успешный растворимый кофе, однако, вряд ли был возвратом к каким-то ценностям. Начиная с 1981 года рекламные постеры утверждали: «Любовь не нуждается в приукрашивании» и с иронией позиционировали в качестве новых «индивидуальных MR-товаров» такие вещи, как небеленые носки и блокноты для заметок из вторсырья.

С 1983 года «Мудзирюси рионин» открыла в Аояме, модном токийском районе, магазин, наполненный переработанной древесиной и плиткой, что само по себе уже служило воплощением философии фирмы. Годовой план продаж был выполнен в течение месяца. К октябрю 1983 года «Мудзирюси рионин» выпустила седьмую порцию дополнений к продуктовой линейке, которая теперь включала в себя 475 товаров для дома, 124 наименования пищевых продуктов и 122 артикула одежды. В 1985 году продажи перевалили за отметку в $ 250 000 000. В 1990 году «муд-зи»-магазин открылся на лондонской Риджент-стрит, мек-ке английского шоппинга. За одно десятилетие венчурный бизнес проделал полный круг — с Запада на Запад. Несмотря на это, в самой Японии покупатели жаловались, что товары из «Мудзирюси рионин» стоят слишком дорого и весьма среднего, а не превосходного качества. Приняв на себя весь национальный выпуск «бракованных», разломанных на кусочки грибов, «Мудзирюси рионин» отказывалась закупать целые грибы, заставляя поставщиков ломать их самостоятельно — чтобы поддерживать идеализм покупателей, благодаря которому и велась торговля. «Мудзирюси рионин» стала заложником собственного мифа, гигантский успех пал жертвой лозунга «Маленькое — это прекрасно», поскольку больше не мог справиться со своими врожденными противоречиями.

Интернационализация

«Японцы — великий народ. Они не могут и не будут удовлетворяться ролью, которая ограничивает их производством лучших транзисторных радиоприемников и швейных машин и обучением других азиатских стран тому, как выращивать рис». Мнение премьер-министра Сингапура Ли Кван Ю, высказанное им в 1965 году, разделяли далеко не все. Как известно, генерал Де Голль называл японского премьер-министра «продавцом транзисторов». В Пакистане японцев считали не больше, чем «экономическими животными». В 1989 году похороны императора Сева собрали вместе глав государств и правительств из примерно ста стран; это было крупнейшее из современных собраний такого рода и неявное признание мировой значимости Японии. Хотя британская желтая пресса не удержалась от критики, что герцог Эдинбургский не шел впереди императорского гроба — в жесте уважения и явно прочитывавшегося двойственного отношения к бывшему врагу. Подобные инциденты, долго обсуждавшиеся в Японии, укрепили многих японцев в убеждении, что иностранцы не способны понять их добродетели, сильные стороны и достижения.

Для общества, открытого иностранным идеям и рьяно закупающего предметы роскоши из других стран, Япония 1980-х годов оставалась на удивление закрытой для иностранцев. «Исследование национальных предпочтений», выполненное в 1986 году Агентством национального развития, показало, что 70% из попавших в выборку респондентов положительно относились к новостям, почте, технологии, телефонным звонкам, гостям и студентам из-за границы; однако менее 30% желали более частых или тесных контактов с иностранцами и одобряли приезд иностранцев на работу в Японию или заключение браков с японцами и японками. Что бы японцы не думали по этому поводу, Япония все же стала более космополитичной благодаря собственной экономической экспансии. Между 1965 и 1985 годами число иностранцев, ежегодно посещающих страну, выросло в девять раз; но эти 2,3 млн человек по-прежнему составляют всего лишь одну шестую от числа посетителей Великобритании. За тот же период число регистрирующихся иностранцев увеличилось почти в пять раз, правда, 80% из 850 000 «иностранцев» приходилось на корейцев, и подавляющая их часть была по рождению японцами. Доля смешанных браков за 1965-1985 годы утроилась и достигла 1,7% от общего числа. За 1975-1985 годы также утроилось число студентов-иностранцев (0,8% от поступающих в высшие учебные заведения, что составляло примерно одну десятую от доли аналогичных студентов в Великобритании). В 1982 году были пересмотрены официальные документы, и государственным университетам разрешили предлагать должности постоянных преподавателей неяпонцам; к 1987 году таких преподавателей было пятьдесят два человека — при общей численности штата в 40 000 человек. С другой стороны, программа JETS (Japan English Teaching Scheme), в рамках которой молодых выпускников из англоговорящих стран приглашали в японские школы, за десять лет расширилась с тридцати до трех тысяч мест — хотя преподаватели по JETS имели только одногодичные контракты.

Японские власти периодически провозглашали свою приверженность «интернационализму» и обещали то удвоить за пять лет размеры благотворительной помощи другим странам, то удвоить за четыре года количество путешествующих за границу японцев. Но, упираясь в бюрократию, благие намерения слишком часто отходят от практических следствий «открытия» Японии. Японцы с беспокойством смотрят на проблемы остальных развитых стран с наркотрафиком, СПИДом и нелегальными иммигрантами. Изоляция Японии помогает ей держать эти угрожающие проблемы на крайне низком уровне, и результаты очевидны.

В значительной степени вопрос интернационализации Японии вращался вокруг характера ее отношений с США — главного союзника, основного покупателя и важнейшего зарубежного источника идей и технологий. Когда в 1982 году премьер-министром Японии стал Накасонэ Ясухиро, первый из чиновников такого уровня знаток английского языка, наблюдатели увидели в этом возможность огромного шага вперед в двусторонних отношениях, а японские журналисты писали о потенциале непосредственного «диалога Рона и Ясу». Но атмосферу продолжал отравлять растущий профицит торгового баланса с США, достигший к 1984 году $37 млрд. Американские политики требовали протекционизма, тарифов и квотирования для защиты от японского экспорта. Японские производители в ответ заявляли, что американские корпорации не прилагают достаточных усилий для вхождения на непростой, но высокоприбыльный японский рынок. Другие разногласия возникли из-за участия американцев в работе Токийской фондовой биржи, крупных строительных проектах и в развитии приватизированной японской телекоммуникационной системы. Поскольку экономические трения постоянно отражались на дипломатических отношениях, японские власти чувствовали необходимость делать примирительные жесты. В 1985 году премьер-министр Нака-сонэ в личном обращении по телевизору презентовал «программу действия», направленную на поощрение импорта. Он предлагал каждому японцу купить иностранной продукции на сумму хотя бы в $ 100. То, что в качестве примеров предполагаемых покупок назывались «пустячные» вещи, антипригарные сковородки и наборы подушечных наволочек, невольно показало, что японские потребители думают о качестве и свойствах зарубежных товаров. В 1986 году, в год проведения в Токио ежегодного саммита Семерки ведущих промышленных демократических государств, официальный «Доклад Маэкава» наметил ряд решительных мер по открытию рынка. К несчастью, с точки зрения японо-американских отношений, выгоду от этой инициативы стали получать производители Кореи, Тайваня и Гонконга.

Космополитичный, говорящий по-английски, Накасо-нэ уничтожил значительную часть собственных усилий одной поразительной оплошностью, заявив, что американцы в действительности не способны эффективно конкурировать с японцами, поскольку последние намного более образованные и умные. Шок от слов премьер-министра усугубила его попытка «пояснить», что на самом деле американцы не глупее, но, так как в США живет много чернокожих, испаноязычных и прочих этнических меньшинств, это — по сравнению с гомогенной Японией — изнутри вредит Штатам. Японские дипломаты сделали для сглаживания инцидента что смогли, однако мнение На-касонэ, без сомнения, разделяло все большее количество его разобиженных соотечественников. Состояние японоамериканских отношений наглядно продемонстрировал шумный успех вышедшей в начале 1990-х годов книги «Япония, которая может сказать “Нет!”».