Третий Рим. 500 лет русской имперской идеи - Илья Сергеевич Вевюрко

века в своих наиболее ревностных представителях именно так и смотрело на процессы, которые постепенно вели к революции. Приведем высказывания трех из них, относящиеся ко времени около русско-японской войны.

«Бьют нас японцы, ненавидят нас все народы, Господь Бог, по-видимому, гнев Свой изливает на нас. Да и как иначе? За что бы нас любить и жаловать? Дворянство наше веками развращалось крепостным правом и сделалось развратным до мозга костей. Простой народ веками угнетался тем же крепостным состоянием и сделался невежествен и груб до последней степени; служилый класс и чиновничество жили взяточничеством и казнокрадством, и ныне на всех степенях служения – поголовное самое бессовестное казнокрадство везде, где только можно украсть. Верхний класс – коллекция обезьян – подражателей и обожателей то Франции, то Англии, то Германии и всего прочего заграничного; духовенство, гнетомое бедностью, еле содержит катехизис, – до развития ли ему христианских идеалов и освящения ими себя и других? […] И при всем том мы – самого высокого мнения о себе: мы только истинные христиане, у нас только настоящее просвещение, а там – мрак и гнилость; а сильны мы так, что шапками всех забросаем. […] Нет, недаром нынешние бедствия обрушиваются на Россию, – сама она привлекла их на себя. Только сотвори, Господи Боже, чтобы это было наказующим жезлом Любви Твоей! Не дай, Господи, вконец расстроиться моему бедному Отечеству! Пощади и сохрани его!» (равноапостольный Николай Японский, 1904).

«Мы… не получили небесной, всесильной помощи по грехам нашим тяжким, превзошедшим всякую меру, всякое описание. И мы всюду потерпели поражение или сами добровольно отдались в плен со своими кораблями, людьми и запасами на море и на суше оттого, что не достало у нас веры, мужества, верности долгу, но зато достаточно было уверенности в безнаказанности и оправдании на суде! Слава Богу, что в запасе были еще верные войска с их вождями, оставшимися верными долгу. Какая же небесная помощь могла быть подана при нашем безверии, неподготовленности, малодушии, при небрежении государственным достоянием, при существовавшей в некоторых военных людях нравственной и дисциплинарной распущенности, доказанной на деле! Мы били сами себя, и только горячая молитва Церкви дала нам мир, не совсем постыдный. Чтобы заслужить небесную помощь в тяжелых обстоятельствах Отечества, нужна твердая вера в Божественную помощь, – а главное, покаяние в грехах, вызвавших гнев Божий на Россию, – исправление нравов, а не усиление пороков во время самого разгара войны. Праведное небо не может быть в общении с человеческими неправдами». (праведный Иоанн Кронштадтский, 1905).

«Время благоприятное пропущено, болезнь духа охватила весь государственный организм, перелома болезни больше не может случиться и духовенство катится в пропасть, без сопротивления и сил для противодействия. Еще год – и не будет даже простого народа около нас, все восстанет, все откажется от таких безумных и отвратительных руководителей. Что же может быть с государством? Оно погибнет вместе с нами! Теперь уже безразлично, какой Синод, какие Прокуроры, какие Семинарии и Академии; все охвачено агонией и смерть наша приближается». (священномученик Серафим Чичагов, 1910).

Падение третьего Рима было падением его идеи, когда в 1917 году вера в предназначение христианского царства сменилась жаждой немедленного установления справедливости. Но произошло это не вопреки старцу Филофею, а прямо по нему: неисправление нравов повлекло за собой наказание свыше. Можно, конечно, указать на объективные предпосылки революции – вопиющее неравенство, «рубцы насилий и обид» (Тютчев), «рабочий вопрос», малоземелье крестьян при огромном демографическом росте и начавшееся в деревне расслоение. Прибавить к этому то, что мстительность имеет свойство накапливаться, а предел человеческого терпения не всегда предсказуем. Но все это нисколько не противоречит сказанному. Не нужно прибегать к чудесам, когда сами обстоятельства времени сталкивают нас с последствиями наших действий, иногда растянутых на целые поколения. И последствия затем тоже оказываются растянутыми. Апостол, называя «корнем всех зол сребролюбие» (1 Тимофею 6:10), – следовательно, всяческое насилие и непослушание властям считая ветвями, а не корнем, – в принципе, подготовил христиан к такому обороту событий, так что и о нашем третьем Риме впору было бы воскликнуть с тем же апостолом: «Разве они не слышали? Напротив, по всей земле прошел голос их, и до пределов вселенной слова их. Еще спрашиваю: разве Израиль не знал?» (Римлянам 10:18–19).

«История русско-японской войны» и портрет русского царя в музее г. Какунодатэ, Япония. Фото автора

Революция показала, что христианство, лишаясь государственной поддержки, не умирает, как язычество в аналогичных обстоятельствах. Новых мучеников явилось в XX веке много больше, чем сколько можно было бы ожидать по состоянию духовенства и других сословий, которое обличали не только внешние критики, но и сами будущие мученики. Более того: хотя духовенство было физически выбито к 1941 году в ходе целенаправленной силовой антицерковной компании, сопровождавшейся настоящей вакханалией атеистической пропаганды (такая оценка ни в коей мере не преувеличена), та часть народа, которая сохранила веру или потом возвратилась к ней, оказалась в масштабах государства настолько существенной, что с началом Великой Отечественной войны тысячи закрытых церквей пооткрывались вновь. С этой точки зрения третий Рим даже в своем падении сохранил характер «вечного города»: говоря сухим языком статистики, Россия продолжила быть единственным государством мирового значения с православным большинством, хотя и было это государство вывернуто наизнанку.

Судьба новых мучеников тесно переплетается в русском церковном сознании с участью царской семьи. Несмотря на то, что множество клириков и мирян за десятилетия советской власти пострадали за веру, а последний император и его семья были убиты за свой статус (на этом должны согласиться друг с другом сторонники и противники ритуальной версии убийства – в любом случае, семья была убита именно как царская, невзирая на официальное положение «гражданина Романова», его жены и детей), объединяет их не только православная вера, которую все они исповедовали, но также их искупительная роль в контексте русской священной истории [119]. Эта роль едва ли может быть усвоена одним только царственным особам. Правда, патриарх Гермоген писал в послании к Сигизмунду: «Аще царь верен будет Богу, и Бог для его и людем его согрешения отпустит». Однако это говорилось им, скорее, о мирном времени, подобном эпохе царя Феодора. Что же касается бурного периода затянувшейся у нас гражданской войны, церковь гимнографически выразила ту истину, которую она почерпнула из песни трех юношей, брошенных в печь Навуходоносором:

Яко, Владыко, умалихомся паче всех язык, и есмы смирени по всей земли днесь грех ради наших, и несть во время сие князя и пророка и вожда, ниже всесожжения,