Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

была столь напряженной. Первой причиной был приток выращенного рабами хлеба из Сицилии, Сардинии, Испании и Африки, который разорил многих италийских фермеров, так как цены на зерно упали настолько, что отечественное зерно приходилось продавать по ценам, не покрывавшим расходы на его производство и доставку на рынки. Второй — приток рабов, которые пришли на смену крестьянам в деревне и свободнорожденным работникам в городе. Третьей — укрупнение больших поместий. Закон, принятый в 220 г. до н. э., запрещал сенаторам брать контракты или вкладывать деньги в торговлю; располагая крупными капиталами благодаря военным трофеям, они покупали обширные участки сельскохозяйственных угодий. Завоеванная земля иногда продавалась небольшими участками колонистам, чем отчасти снималось напряжение развязавшейся в городе борьбы; большая ее часть поступала к капиталистам в качестве частичного возмещения взятых у них государством во время войны займов; еще большая часть продавалась или сдавалась в аренду сенаторам или дельцам на условиях, определенных сенатом. Чтобы конкурировать с этими латифундиями, маленький человек был вынужден занимать деньги под сверхвысокие проценты, которые становились надежнейшими гарантами того, что долг никогда не будет выплачен. Понемногу такие хозяева погружались в нищету или терпели банкротство, переселяясь в наемные дома или трущобы. В конце концов, и сам крестьянин после того, как он в качестве солдата повидал и пограбил мир, не слишком стремился к уединенному труду и лишенной романтики ежедневной работе на ферме; он предпочитал присоединиться к беспокойному городскому пролетариату, бесплатно посещать волнующие игры амфитеатра, получать дешевый хлеб от правительства, продавать свой голос тому, кто лучше попросит или больше пообещает, и раствориться в беспорядочной и бессильной толпе.

Римское общество, бывшее некогда общиной свободных фермеров, все больше и больше зависело от поступающей извне военной добычи и используемого внутри Империи рабского труда. В городе все домашние службы, многие ремесла, большая часть торговых операций, значительная часть банковских услуг, чуть ли не весь фабричный труд и почти все общественные работы осуществлялись рабами. В силу этого заработки свободных работников упали настолько, что сидеть сложа руки было ничуть не менее выгодно, чем трудиться в поте лица. В латифундиях труд рабов ценился выше по той причине, что те не призывались на воинскую службу, а их количество можно было поддерживать на одном уровне из поколения в поколение, что являлось побочным продуктом единственного доступного рабу удовольствия или порочности его хозяина. Во все уголки Средиземноморья проникали отряды охотников за живыми машинами для этих индустриализованных хозяйств; к военнопленным, пополнявшим ряды рабов после каждой победной кампании, прибавлялись жертвы пиратов, которые захватывали рабов или свободнорожденных на берегах Азии или неподалеку от нее, или жертвы римских должностных лиц, которые устраивали охоты на человека и обращали в рабство любого, кого не решались взять под свою защиту местные вожди{232}. Каждую неделю работорговцы доставляли свою человеческую добычу из Африки, Испании, Галлии, Германии, придунайского региона, России, Азии и Греции в порты Средиземного и Черного морей. Не было ничего необычного в том, что в один день На Делосе могли быть выставлены на аукцион 10 000 рабов. В 177 г. до н. э. 40 000 сардинцев, а в 167 г. до н. э. 150 000 эпиротов были захвачены римскими армиями и проданы в рабство; в последнем случае приблизительно по доллару за голову{233}. В городе участь раба смягчалась тем, что он мог завязать человеческие отношения со своим господином и рассчитывать на эмансипацию; но на больших фермах эксплуатация не встречала таких помех. Здесь раб уже не являлся одним из домочадцев, как это было в Греции или раннем Риме; он редко видел своего хозяина; а вознаграждение управляющего зависело от того, насколько ему удастся выжать всю возможную прибыль из «движимости», понукаемой ударами его бича. Заработки раба в латифундии позволяли ему питаться и одеваться лишь в той мере, чтобы быть в состоянии трудиться от восхода и до заката каждый день — не считая случавшихся время от времени праздников — до старости. Если он пытался жаловаться или не подчинялся приказаниям, ему приходилось трудиться со скованными лодыжками, а ночи он проводил в эргастуле (ergastulum) — подземной темнице, являвшейся атрибутом практически каждого крупного поместья. Эта система была столь же жестока, сколь и расточительна, потому что благодаря ей поддерживалась только двадцатая часть тех семей, которые некогда жили на землях той же общей площадью, обрабатывая ее своими руками.

Если мы вспомним, что по крайней мере половина этих рабов были некогда свободными (ибо рабы редко участвовали в войнах), мы можем представить себе всю горечь этих сломанных жизней и лишь удивляться тому, как редко они восставали. В 196 г. до н. э. деревенские рабы и наемные рабочие подняли мятеж в Этрурии. Они были разгромлены римскими легионами и, по словам Ливия, «многие из них были убиты или взяты в плен; других подвергли бичеванию и распяли»{234}. В 185 г. до н. э. похожее выступление случилось в Апулии; 7000 рабов были схвачены и сосланы на рудники{235}. В рудниках одного только Нового Карфагена трудились 4000 испанских рабов. В 139 г. до н. э. разразилось Первое Сицилийское восстание рабов. Четыреста рабов вняли призыву Эвнуса и перерезали свободных жителей города Энна; рабы убегали из поместий и частных тюрем, чтобы влиться в ряды восставших, которых со временем стало 70 000. Они заняли Агригент, разбили войско римского претора и удерживали почти весь полуостров вплоть до 131 г. до н. э., когда консульская армия заперла их в Энне и измором заставила капитулировать. Эвнус был привезен в Рим и брошен в подземную камеру, где его оставили умирать от голода и вшей{236}. В 133 г. до н. э. менее масштабные волнения привели к казни 150 рабов в Риме, 450 в Минтурнах, 4000 в Синуессе. В этом же году Тиберием Гракхом был проведен аграрный закон, открывший эру римской Революции.

II. ТИБЕРИЙ ГРАКХ

Он был сыном Тиберия Семпрония Гракха, который заслужил благодарность Испании своим великодушным правлением, дважды избирался консулом и один раз цензором, спас брата и женился на дочери Сципиона Африканского. Корнелия родила ему двенадцать детей; за исключением троих, все они умерли в детстве. Смерть мужа оставила ее с двумя сыновьями, Тиберием и Гаем, и дочерью, также звавшейся Корнелией, которых необходимо было поставить на ноги. Дочь впоследствии выйдет замуж за Сципиона Эмилиана. Оба родителя разделяли эллинофильство кружка Сципионов и были прекрасно знакомы с эллинистической культурой. Корнелия собирала вокруг себя литературный «салон» и писала свои письма таким чистым и изящным слогом, что они считались серьезным вкладом в