Русская нация в ХХ веке (русское, советское, российское в этнополитической истории России) - Александр Иванович Вдовин

– хари». Не исключено, что знаток и ценитель поэзии Н. И. Бухарин, сознавая силу воздействия рифмы на читателя, не мог оставить ее без внимания. Возможно, эта деталь также сыграла свою роль в формировании отношения политика к поэту. По крайней мере, приличных слов в его адрес в «Злых заметках» Бухарин явно не выбирал. В публикациях произведений Сергея Есенина с 1926-го по 1990 год выделенные выше строки не приводились[541] и даже положенные в таких случаях отточия в текстах не ставились[542].

Выступая 26 января 1927 года с речью на XXIV Ленинградской губпартконференции, Н. И. Бухарин в разделе «Наша политика в национальном вопросе» вновь отметил «главную опасность»: «Я больше всего должен сказать о великорусском шовинизме. Недавно мне случилось в “Правде” выступить против Есенина, потому что значительная часть нашей литературы в настоящее время прямо вопит на “истинно русский” лад»[543]. Эти и подобные откровения Бухарина в наше время широко представлены в печати как со знаком «плюс», так и со знаком «минус». Вряд ли можно принимать их просто как некие «призрачные хулы на покойного Николая Бухарина за (покойного же) Сергея Есенина»[544]. Значимость их важнее.

Бухаринское клеймо на имени поэта проступало довольно долго. Поэты есенинского круга подвергались репрессиям на протяжении всех 1930-х годов. Ныне эти мрачные страницы отечественной культуры включены в книгу С.Ю. и С. С. Куняевых «Растерзанные тени»[545]. Нелишне напомнить также, что в 1949 году Секретариат ЦК ВКП(б) уволил директора издательства «Советский писатель» Г. А. Ярцева, в вину которому было поставлено включение в издательский план 1949 года около трех десятков книг, названных «идейно порочными». В их числе фигурировал и сборник избранных произведений С. Есенина[546]. Тем не менее можно утверждать, что в основном «реабилитация» есенинской поэзии (как и многих других величайших русских национальных ценностей) произошла в годы Великой Отечественной войны. Гораздо раньше обнаружилась несостоятельность бухаринских оценок поэта и голоса родной русской земли, звучащего в его стихах. По крайней мере к 1936 году Н. И. Бухарин как большевик стал уже явно «не актуален» из-за своей «негибкости» в русском вопросе. Именно тогда он был впервые и самым грубым образом одернут за «ошибку», которая до недавнего времени никому не ставилась в вину, – за откровенную русофобию, что, впрочем, было сделано своевременно: на горизонте маячила война, и такое непочтение к народу, получившему уже с высочайшего сталинского соизволения титул «первого среди равных» советских народов и «великого», становилось явным анахронизмом, ибо, как указала «Правда», «ненависть к русскому народу включает в себя, конечно, ненависть ко всему советскому»[547]. Отныне коммунистам не подобало трактовать историю в духе «левацкого интернационализма» (именно это словосочетание было выбрано для определения сущности бухаринской теории) и нерасчетливо «отгораживаться от положительной оценки прошлого своей страны»[548]. Как в этой связи не вспомнить Ф. М. Достоевского, написавшего в свое время: «Стать русским значит перестать презирать народ свой»[549].

Подобные же коррективы вносились и в отношение к русскому художественному наследию. «Советским художникам, – давала новую установку «Правда» в августе 1937 года, – следует помнить, что интернационализм “интернационализму” рознь. Один из них, подлинный ленинско-сталинский интернационализм, основан на чувстве национальной гордости художника своим народом, то есть тем вкладом, который этот народ тоже вносит во всемирное дело борьбы за социализм. И есть другой “интернационализм”, левацко-нигилистический, основанный на чувстве полного равнодушия и презрения к народу своей нации. Художник, исповедующий такой, с позволения сказать, “интернационализм”, ратует за безнациональное искусство, искусство “вообще” просто потому, что ему одинаково безразлична и чужда героическая борьба как своего, так и остальных народов. Этот анархический безнационализм “Иванов, не помнящих родства”, основывается на отказе художников от демократических и социалистических элементов национальной культуры своего народа, на отказе от лучших традиций русского реалистического искусства и присущ формализму»[550]. В частности, резкой критике была подвергнута позиция «авербаховского приспешника» А. Михайлова, утверждавшего в ходе дискуссии по вопросам искусствознания, что «ни о каком спецификуме национального искусства не может быть и речи», и, к примеру, в условиях начала 1930-х годов «в области русского населения нет национального искусства. Искусство там развивается не в форме национального, великорусского искусства, оно развивается в формах тех художественных выражений, которые имеются у нас вообще, – скажем, – пролетарское искусство, мелкобуржуазное искусство и т. д.»[551]. «Правда» призывала русских советских художников отбросить подобное «левацко-нигилистическое отношение к истории своего народа и его культуры»[552].

Оформление федерации в Конституции 1936 года

К середине 1930-х годов в стране произошли существенные экономические, социальные и политические изменения. Ликвидированы были многоукладность экономики, остатки господствующих классов; социально трансформировалось крестьянство, сформировались новая интеллигенция и новый правящий слой. 1 февраля 1935 года пленум ЦК ВКП(б) выступил с предложением внести «некоторые изменения» в существующую Конституцию. Но в процессе работы выяснилось, что одними уточнениями и поправками текста Основного Закона страны обойтись не удается. В результате к маю 1936 года появился новый целостный его проект.

Прежняя Конституция СССР в юридическом плане состояла из двух частей: Декларации и Договора об образовании Союза ССР. Конституционная комиссия, созданная на VII Всесоюзном съезде Советов 6 февраля 1935 года, практически отошла от договорного характера, свойственного первой союзной Конституции, и встала на путь подготовки принципиально нового документа – единой общегосударственной Конституции, охватывающей все стороны государственной жизни.

Проект Конституции, одобренный в начале июня 1936 года пленумом ЦК партии и Президиумом ЦИК, 12 июня был опубликован для всенародного обсуждения. Оно продолжалось почти полгода. Было зарегистрировано около 170 тыс. предложений по изменению и дополнению текста. Конечно, подавляющее большинство из них не получили отражения в Конституции, но некоторые были все же учтены. В ноябре после публичного обсуждения проекта он подвергся на VIII Чрезвычайном съезде Советов дополнительному редактированию. 5 декабря 1936 года съезд утвердил проект Конституции.

Новый Основной закон провозгласил победу социализма в стране, Союз ССР – социалистическим государством рабочих и крестьян. Экономической основой государства объявлялась социалистическая собственность, существовавшая в двух формах – государственной и кооперативно-колхозной. Наряду с социалистической системой хозяйства закон допускал мелкое индивидуальное хозяйство, основанное на личном труде[553].

Наиболее существенное отличие новой Конституции заключалось в том, что она не содержала «Декларацию об образовании СССР»[554] – самую идеологизированную часть прежнего Основного закона. С принятием новой Конституции прекращалось действие договора 1922 года об образовании СССР и Конституции СССР 1924 года, договорная федерация превращалась в конституционную федерацию, Союз ССР – в единое союзное государство. С этой точки зрения «новый Союзный договор», намеченный к подписанию на 20 августа 1991 года, был незаконным. Как известно,