Розы без шипов. Женщины в литературном процессе России начала XIX века - Мария Нестеренко

педалировании «скучности» дидактического сочинения просматривается и некоторое кокетство, так как якобы «снотворное» дидактическое стихотворение «О счастии» было благосклонно воспринято современниками: известны как минимум два положительных отзыва, принадлежащих литераторам из разных лагерей — Хвостову и Батюшкову[394], их отклики не предназначались для широкого круга читателей, но, вероятно, отражали некоторое общее представление о стихотворении. Таким образом, демонстративная готовность поэтессы к самоиронии оборачивается тонкой литературной игрой.

Стихотворение «Майская прогулка болящей», важный для второй части «Неопытной музы» текст, содержит мотивы, которые впоследствии будут прочитываться как автобиографические. Позднее Бунина включила его в свое итоговое собрание, оно встраивалось в значимый для автора биографический сюжет, что, очевидно, придало ему значимость и в глазах читателей: «Майская прогулка…» была высоко оценена немногочисленными критиками и впоследствии включалась в подборки стихотворений Буниной. Тематически «Майская прогулка» близка к элегии: героиня в лирическом монологе изливает боль и страдания, с которыми подчеркнуто контрастирует эмоционально очерченный пейзаж. В своем исследовании об элегии Жуковского «Сельское кладбище» В. Н. Топоров выделил мотив «смерти юноши», варьирование которого составило основу «унылой элегии»[395]. Сама по себе топика болезни была распространена в любовной лирике, особенно в любовной элегии XVIII века, где ее элементы использовалась в метафорическом плане. Можно привести многочисленные примеры таких устойчивых мотивов:

Терплю болезни люты, Любовь мою храня; Сладчайшие минуты Сокрылись от меня[396]; Возможно ли болезнь не чувствовать больному? Подвергнут я навек мучению презлому; Бескровну рану днесь ты в сердце мне дала, И ум ты мой к себе, драгая, привлекла[397]; А ты болезнь мою еще усугубляешь, Я пламень, а ты лед против употребляешь. Всечасно о тебе я слезны токи лью, А ты смеешься мне, узнав тоску мою[398]; Забыть прелестный взор и истребить мечтанье ― То средство, чтоб болезнь сердечну исцелить… Но средства сил мне нет сего употребить![399]

Бунина пользуется испытанными приемами, но заостряет и усиливает метафоры. Именно в «Майской прогулке» болезнь впервые в русской литературе становится фактом поэтической биографии. Известно, что заболевание у Буниной[400] дало о себе знать между 1810 и 1815 годами. В 1815 году она отправилась для лечения в Англию, первая половина года была потрачена на подготовку к долгому путешествию. Это дает биографам основания для отсчета болезни с 1815 года, однако логично предположить, что, прежде чем решиться на дорогостоящую и длительную поездку, для которой необходимо было найти финансовую поддержку, Бунина обращалась к российским врачам, см. об этом:

Все средства были употребляемы к исцелению бедной страдалицы: для нее нанимались дачи, и отличнейшие медики Двора, особ Высочайшего Дома навещали ее; из главной аптеки безденежно отпускались лекарства, но все было тщетно. Наконец решились испытать последнее средство — путешествие в Англию[401].

Из этого описания можно предположить, что ко времени поездки история болезни Буниной была уже достаточно длительной, что подкрепляет биографическую трактовку стихотворения, но не исключает литературных источников его топики. В соответствии с поэтическими конвенциями времени болезнь героини в «Майской прогулке болящей» не называется, но описание физических страданий в общем позволяет истолковать ее как чахотку:

Ад в душе моей гнездится, Этна ссохшу грудь палит; Жадный змий, виясь вкруг сердца, Кровь кипучую сосет. Тщетно слабыми перстами Рву чудовище… нет сил. <…> В огнь дыханье претворилось; В остру стрелу каждый вздох[402].

Признаки болезни: затрудненное дыхание, жар и лихорадка («ссохша грудь», «огнь дыханье», «кровь кипучая») — характерны для тогдашних представлений о чахотке, то есть туберкулезе легких, который часто описывался в подобных метафорах. В любом случае, именно чахотка была романтизирована в первой трети XIX века:

Загадочное происхождение чахотки, скрытые поначалу симптомы способствовали эстетизации болезни и представлению о ней как о недуге натур возвышенных, художественных, тонких и чувствительных. <…> Романтизм эстетизировал болезнь и смерть, придал им философскую ценность[403].

Можно предположить, что Бунина, тематизируя свое загадочное заболевание в стихах, «переводя» его на поэтический язык, использовала набор метафор, связанный с уже «олитературенной» чахоткой. Биографический подтекст придавал литературным приемам силу и убедительность, героиня «Майской прогулки» вставала в один ряд с другими жертвами смертельной болезни, известными по литературным произведениям и не только, то есть фиктивными и историческими. Самым известным пострадавшим от чахотки в то время был, пожалуй, Новалис, который много размышлял о своем недуге.

Для Буниной ее болезнь также стала важной частью личного образа, которой в поэзии она коснулась лишь раз, но в письмах эта тема фигурировала довольно часто, что, как видно из приводимой цитаты, примешивало к дружескому сочувствию оттенок раздражения:

Вы жалуетесь на худое здоровье. — Я боюсь, чтоб вы не расстроивали его больше мечтанием и воображением о вашей болезни. Знаете ли, что излишнее о том мечтание приносит действительный вред. Итак, прошу вас ради Бога не предавайтесь мечтаниям и беспокойствам. Сочиняйте, пишите стихи, делайте что хотите, только всегда с веселым духом. Ежели и чувствуете болезнь, воображайте, что она пройдет, а не то, что она вас погубит. Последуйте сколько можно