Фёдор Раззаков - Жизнь замечательных времен. 1970-1974 гг. Время, события, люди

В эти же дни конца марта Москва полнилась слухами об уникальной операции, которую провели врачи скорой помощи НИИ имени Склифосовского. В роли пациентки выступила 21-летняя москвичка, которой по ее же собственной вине оторвало от плеча левую руку. Пострадавшую доставили в больницу через несколько минут после случившегося, причем левая рука у нее висела всего лишь на одном лоскуте кожи. Ответственный хирург кандидат медицинских наук В. Теряев не решился в одиночку оперировать столь сложную пациентку и вызвал себе на подмогу ученика академика Б. Петровского В. Леменева. Однако и вдвоем они поначалу боялись пришивать руку, поскольку не были уверены в том, что вредные продукты не попадут в кровь (такой случай произошел недавно в одной из больниц). Колебания медиков длились несколько минут, после чего они решили: пришивать (в операции участвовал и третий медик — хирург В. Вершинин).

В течение часа врачи промывали поврежденную руку охлажденными растворами, после чего начали оперировать. В ходе операции больной перелили четыре литра донорской крови. Итог операций: отторжения руки не произошло. Больную после этого отвезут в Институт клинической и экспериментальной хирургии, где она пройдет трехнедельный курс адаптации, а затем вновь вернется долечиваться в Склиф. Но это случится уже в апреле, а пока вернемся в конец марта.

Нешуточные страсти разгорелись вокруг примы Большого театра Галины Вишневской. Тогда на фирме грамзаписи "Мелодия" записывалась опера "Тоска", главную партию в которой на сцене Большого театра великолепно исполняла Вишневская. Однако в случае с "Мелодией" на запись главной партии пригласили другую певицу — Милашкину. Вишневская этого не знала и была крайне удивлена, когда оркестранты сообщили ей эту новость и выразили сожаление, что она отказалась от такой записи. "Я ни от чего не отказывалась, поскольку в первый раз слышу об этом!" — сказала она. "Как не знаете? А нам сказали, что вы сами отказались от этой партии", — пожали плечами оркестранты.

Едва Вишневская приехала к себе домой на Кутузовский проспект, как ей позвонила по телефону одна из музыкальных редакторш студии грамзаписи.

— Галина Павловна, не отказывайтесь от записи, — с ходу начала она уговаривать певицу. — Вы же знаете, что, если мы сейчас не сделаем пластинку, больше "Тоску" на нашей с вами жизни писать уже не будут. Ведь Милашкина записала несколько лет назад, это будет вторая.

— Но я не отказывалась от записи! — сообщила редактору неожиданную новость Вишневская.

— Правда? А нам сказали другое…

Затем было еще несколько подобных звонков, которые окончательно убедили Вишневскую, что оставлять это дело на самотек она не имеет права. В ней взыграла гордость (прима все-таки!), и она решила действовать. Вместе со своим мужем Мстиславом Ростроповичем она направилась прямиком к министру культуры Екатерине Фурцевой, чтобы расставить все точки над "i". Как вспоминает прима, в тот день министр была "поддавши" и плохо понимала, чего от нее хотят просители. Наконец сообразив, в чем дело, она пообещала во всем разобраться. Вишневская с мужем ушли более или менее успокоенные.

Однако спустя два дня Фурцева позвонила Вишневской домой и сообщила, что две записи "Тоски" разрешить не может, что это против всяких правил. Взбешенная Вишневская бросила трубку, не желая больше разговаривать с министром. Тут же она рассказала об этом звонке мужу, и тот позвонил в ЦК Петру Демичеву (вскоре он сменит Фурцеву на посту министра, а пока он возглавляет отдел, занимающийся вопросами культуры), но того на месте не оказалось. Пришлось упрашивать секретаря, чтобы тот сообщил шефу, кто звонил и по какому поводу. Секретарь оказался человеком исполнительным, в итоге через какое-то время Демичев перезвонил Вишневской домой. Та, вся в слезах, рассказала ему о разговоре с Фурцевой. Демичев пообещал разобраться с этим делом немедленно и тут же позвонил министру. Судя по всему, взгрел он ее хорошенько, поскольку спустя каких-нибудь десять-пятнадцать минут после разговора с Демичевым дома у Вишневской вновь зазвонил телефон. Звонила, как вы догадались, Фурцева. Теперь это был уже совершенно другой человек. О своем недавнем запрете записывать пластинку она уже не вспоминала, более того — пообещала ей "зеленую улицу" в этом деле и даже разрешила, чтобы оркестром на записи руководил Ростропович. А следом за министром приме позвонил генеральный директор "Мелодии" Пахомов и назначил окончательную дату записи — ближайший понедельник. Но тут в дело вмешались непредвиденные обстоятельства.

29 марта из Союза в Швейцарию должна была улететь супруга Солженицына. За несколько дней до отъезда она пришла к Вишневской, чтобы проститься. Они устроились на кухне, однако разговаривали исключительно знаками и с помощью надписей на грифельной доске, которую с собой принесла жена писателя-изгнанника. Эта мера предосторожности была неслучайной, поскольку квартира Вишневской прослушивалась КГБ.

В это же самое время группа артистов Большого театра, которая записывала первый вариант "Тоски", тоже не сидела сложа руки. Они отправились в ЦК КПСС к Демичеву и "настучали" на Вишневскую с мужем: мол, они и Солженицына у себя на даче привечали (писатель жил там в течение долгого времени, о чем речь уже велась), а вчера принимали у себя дома его супругу. Резюме: Ростропович не имеет права играть в оркестре Большого театра. Все детали этого разговора на следующий день Вишневской и Ростроповичу рассказал их хороший знакомый и сосед по дому министр внутренних дел СССР Николай Щелоков. Однако артисты отнеслись к его рассказу легкомысленно — им и в голову не могло прийти, что, после того как им дали "добро" на запись и Демичев, и Фурцева, у кого-то поднимется рука ее отменить. Но они ошиблись.

Утром 28 марта они уже собирались выйти из дома, чтобы ехать на студию, как вдруг им позвонил неизвестный доброжелатель и сообщил, чтобы они не тратили напрасно время на поездку — запись отменена. Ростропович попытался по телефону связаться с Фурцевой, но той на месте не оказалось. Не было ее в министерстве и через час, и через два. А когда на следующее утро Ростропович приехал к директору студии Пахомову, тот сообщил ему, что запись "Тоски" отменили потому, что она… не нужна.

Когда Ростропович передал этот разговор жене, нервы у той не выдержали, и она заставила мужа сесть за стол и написать заявление на имя Брежнева с просьбой разрешить им уехать за границу всей семьей на два года. В тот же день заявление было передано в ЦК. А ближе к вечеру о нем стало известно в Министерстве культуры, и артистам позвонил заместитель министра Кухарский. Он был весьма учтив и пригласил Вишневскую с супругом немедленно приехать. Артисты поначалу стали отказываться, но затем согласились. Однако ехали они туда без особой надежды на благополучный исход. Так оно и получилось. Их разговор с замом Фурцевой (сама она так и не объявилась) закончился ничем, и своего желания уехать за границу артисты не изменили.

28 марта свет увидел Указ о награждении большой группы деятелей кино очередными званиями, приуроченный к 50-летию "Мосфильма". Награждено было около 50 человек, я же назову некоторых из них. Итак, звания "Народный артист РСФСР" были удостоены: актеры и актрисы Виктор Авдюшко, Ирина Скобцева, Петр Глебов, Владимир Дружников, Всеволод Афонов, Иван Лапиков, Клара Лучко; режиссеры — Александр Алов, Владимир Наумов, Эльдар Рязанов, Юрий Озеров, Георгий Данелия.

Звание "Народный деятель искусств РСФСР" присвоено режиссерам: Евгению Карелову, Александру Митте, Андрею Михалкову-Кончаловскому, Андрею Тарковскому, Юрию Чулюкину, Ларисе Шепитько; звание "Заслуженный артист РСФСР" актерам и актрисам Жанне Болотовой, Николаю Губенко, Олегу Видову, Владимиру Заманскому, Савелию Крамарову, Раисе Куркиной, Эльзе Леждей, Сергею Никоненко, Светлане Светличной, Глебу Стриженову, Георгию Шпигелю, Евгению Шутову.

Стоит отметить, что в те годы продвижение документов на присвоение званий артистам проистекало чрезвычайно медленно по одной причине: чиновники таким образом пытались выудить взятки у претендентов на звания. Не знаю, каким образом получили свои звания другие артисты, представленные в упомянутом списке, но вот Савелию Крамарову, чтобы попасть в почетный список, пришлось раскошелиться. Вот как он сам будет рассказывать об этом много позднее:

"Мне присвоили звание заслуженного артиста… остались формальности — несколько начальственных подписей. Что интересно, те люди, что должны поставить свою подпись, в первую очередь поздравляют меня со званием, хлопают по плечу, моргают глазами, мол, с меня причитается, а Указ не визируют. Месяц, второй, третий… И тут я понял, что с меня действительно причитается по их неписаным законам, и отнюдь не бутылка коньяку. Я сперва возмутился, мол, на каком основании, я снялся в стольких фильмах, конечно, и не в количестве дело, но все-таки… Не бывает дыма без огня. И тут мне один словоохотливый чиновник объяснил, что если бы я сыграл секретаря парткома, председателя колхоза из "Кубанских казаков", на худой конец сталевара, то получил бы звание без промедления. Я вспомнил, какие роли играл, и… сломался. Денег, конечно, не дал, не мог, хоть тресни, но подарки приволок…"