Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

руководителях народа нельзя было теперь сказать: „вы есте чисти*, без прибавки:„но

не вси*. Без умысла очутились они как бы в кровавом союзе с руководителями

запорожского козачества. Их дело сделалось теперь как бы общим; их отношения к

правительству—как бы одинаковыми.

Правительство и без того уже досадовало на козацкия петиции в пользу

противозаконной иерархии. Теперь оно стало придумывать средства, каким бы

способом разлучить военную корпорацию с церковною. Между тем страх

ответственности за козацкое самоуправство привел православных архиереев к

поступку, который мог остаться безнаказанным только в стране, державшейся, как

говорилось, неурядицею.

Из Цесарской Земли прибыл в Киев некто Александр Оттоману с, иначе султан

Ахия или турецкий царевич, крещенный в православную веру и называвший себя

законным наследником турецкого престола. Этого самозванца поддерживали, с одной

стороны, католические паны, прикосновенные к козакам Лисовского, служившим тогда

Фердинанду II, а с другой — православные шляхтичи, связанные добычным

промыслом с „козаками Сагандачнаго*, как назывались Запорожцы и по смерти

знаменитого своего предводителя. О помощию последних, Александр Оттоманус

ироникиул к Иову Борецкому, вкрался к нему в доверие и склонил его сперва

благословить запорожских атаманов на завоевание Царьграда, а потомъ—

ходатайствовать у московского царя о пособии ему (Ахин) деньгами и людьми для

войны с турецким султаном.

Слух о готовности Козаков вести самозванца в Турцию, как это они делали с

Москвой и Молдавией, встревожил королевское

148

.

правительство. В это время коронный гетман Станислав Конецпольский вернулся

уже из турецкого плена. Он один быль способен положить конец козацкому

своевольству. Он успел уже разбить на голову Буджацких Татар, которые вторгнулись в

польские пределы под султанским знаменем, в отмщение за новые морские набеги

Козаков. Теперь ему предстояло расправиться с неугомонными пиратами я

нарушителями общественного спокойствия.

В начале 1025 года козаки получили от його строгий универсал. Именем короля я

Республики, Конецпольекш требовал, чтобы Запорожское войско переписалось в шесть

тысяч реестровиков, как это было им дозволено за их услуги, а всю заштатную массу

распустили бы и ничего общего сь нею не имели. Еслп же этого не сделают, то оя

придет к ним с военноеудаою коммиссиею для разбора, кто имеет u кто не имеет права

на козацкия вольности, а вместе с тем и для кары виновных за вее, что они сделали со

смерти Сагайдачиого.

В каких бы видах ши действовал Борецкий, благословляя Козаков на завоевание

Царьграда в пользу крещенного еултанича и сносясь об этом с московским царем, по

он испугался последствий своего вмешательства в козацкия дела.

Козаки, с своей стороны, видели, что играть роль независимой республики в

республике панской им больше нельзя, II что придется наконец свести счеты с

землевладельцами. Конецпольекого знали они, как искусного полководца, который

изучал за-границею изобретенные Немцами боевые хитрости, п соединял с ними

уменье вести степную татарскую войну, как и покойный Жовковский. Задорные в

уличных драках п в наездах на панские маетности, отважные и равнодушные к смерти

в морских набегах, они боялись Конецпольекого не меньше, как и монахи, которые не

знали еще его религиозной терпимости, его независимости от иезуитских котерий, его

умеренности в делах войны и политики, и составляли свои суждения о нем по угрозам

своих соперников, униатов.

Общим советом было положено снарядить к московскому царю посольство, с

луцким епископом Исакием Борисовичем во главе, и просить царя, чтоб он принял

Малороссию со всеми Божиими церквами под свою высокую руку, а козави-де готовы

ему в том помогать. Если же того сделать нельзя, то дал бы в своей земле убежище

всему днепровскому козачеству, а вместе с ним и православным ариереям, так как

ставленникам иерусалимского па**

.

149

триарха Феофана угрожает „великое гонение от Поляковъ0, а „козакам кроме

царского величества негде деться0.

В Москве было не ново слышать заявление о готовности Малоруссов поддаться

Восточному Царю, как называли Михаила Федоровича. Об этом хлопотали монахи

издавна, и не дальше как в 1622 году, один из новых архиереев, Исаия Кошинскии,

согласил многих Козаков и других жителей левого берега Днепра, „в случае

притеснения от Поляковъ0, переселиться в Московское Царство, о чем была послана им

и челобитная в Москву. Но гостеприимная и щедрая по-своему Москва на подобные

просьбы отвечала благоразумным молчанием. Ходатайство Борецкого об Ахии отбыла

она небольшим подарком и пожеланием Оттомануеу всех благ в его намерении

восстановить православное царство на месте Турции, а предложение присоединиться к

России со всеми Божиими церквами отклонила замечанием, что эта мыель еще в самих

Малоруссах не утвердилась. „Но если вам и впредь от Поляков будет утеснение в вере,

а у вас будет против их соединенье и укрепленье, говорили собиратели Русской Земли,

вы об этом снова уведомьте великого государя и святейшего патриарха; тогда его

царское величество и святейший патриарх будут о том мыслить, как православную веру

и церкви Божии и вас всех от еретиков во избавленье видеть0.

Незрел еще был плод великой мысли Иоанна III, возобновленный Филаретом

Романовым, да и сама Москва не встала еще из разоренья, в которое повергли было ее

омороченные иноверцами Русичи. Не мог еще озабоченный широким хозяйством

своим дом Романовых взяться за продолжение дела Рюриковичей. Рано еще было

московскому царю объявить себя собственником, отчичем и дедичем Русской Земли,

захваченной Литвою и Ляхвою. Не пришло еще для него время явиться, подобно

веятелю на гумне, между смешанных элементов Речи ИИосподитой и отвеять польский

элемент от русского на древнем нашем займище. Он дал только понять своим

просителям, что будет мыслить о том, как освободить малорусское православие от

латинских и немецких еретиков, которые, вооружаясь одни на других за обладание

Русской Землею, в то же самое время вооружали Русскую Землю на самое себя.

Между тем Конецпольский употреблял все старания, чтобы козацких интересов не

смешивать с интересами прочих классов.

Малорусское духовенство, теснимое униатами, не только грозило им козаками, не

только укрывалось от судебных преследований

150

.

Кунцевичей в стране, переполненной козацкнми жилищами, но иногда, под гнетом

беспомощности, бросая поповство, и само вступало в козаки. Поэтому в козацких

бунтах, демонстрациях и притязаниях нередко слышался клерикальный голос. Оно,

разумеется, в лице худших представителей своих, подучивало Козаков на кровавую

расправу с отступниками православия. Оно внушало козакам (а козаки, в свою очередь,

внушали запуганным правоелавникам), что король со всеми своими панами о том

только и думает, чтоб уничтожить православные церкви. Оно (также сообща с

козацкими бунтовщиками) пускало в ход нелепый, но в те тревожные времена

казавшийся вероятным слухом, что правительство намерено выгубить весь Русский

народ в Украине и заселить ее Поляками да Немцами.

И поборники православной самобытности, и поборники соединения двух церквей

под папским главенством были раздражены взаимными обидами до крайности. Сам

князь Збаражский, которому так трудно было исполнить роль великого посла в

Царьграде, заподазривал наше духовенство (не указывая лиц) в подучивании Козаков

на самоуправство и называл его genus sceleste hominum *). Не мог иметь о нем лучшего

понятия и Конецпольскии, как человек, воспитанный в образованном обществе и

возвышенный своим положением над поповскими дрязгами. Да и в самомъделе

странно было бы предполагать в большинстве наших полов и монахов такия чистые

мысли о призвании православного духовенства, какие выраже ны его верховниками в

„Советовании о Благочестии*. Но политика велела Конецпольскому и

предводительствуемой им коммиссии игнорировать прикосновенность духовных лиц к

самоуправству добычников.

Конецпольский обращался к козакам, как римский полководец к мятежному

легиону, строго внушая им, чтоб они не мешались в дела, не относящиеся к войску, и

во все время сцоего гетманства нс привлек ни одного nona u монаха к суду по