Дельфийский Оракул - Уильям Брод

class="p1">Непритязательные ученые остановились в гостинице категории С, где до этого во время приездов в Грецию много раз останавливался де Бур. Гостиница называлась «Курос», что по-гречески означает «Юность» и, естественно, сопутствует в традиции древнегреческой скульптуры символу Аполлона. Гостиницу многие годы держала одна и та же семья, в ней не было плавательного бассейна или какого-нибудь другого туристского комфорта, но были небольшие, сверкающие чистотой комнатки с отдельным туалетом и ванной. Как и все остальные, гостиница была расположена на склоне Парнаса, где, в сущности, и находился весь город. Обосновавшись в «Куросе», ученые немедленно приступили к обследованию региона. В их распоряжении было всего несколько дней. С утра стояла несколько сумрачная погода, потом облака сгустились, заморосил холодный дождичек, погода навевала задумчивое настроение. Первым делом они направились в ближайший храм, скрытый от главной дороги завесой густой листвы. К нему прилепился дельфийский музей. Там они встретились с Розиной Колонна, чиновницей, дававшей разрешения на посещение района древнего святилища, обычно закрытого для туристов, в том числе внутренние участки храма, ведущие туда дороги, а также музейные архивы и хранилища. Она проявила большой интерес к проекту и возможности того, что древние авторы могли-таки знать, о чем говорят.

Оба ученых уже дважды побывали в Дельфах, но никогда еще перед ними двери не распахивали так широко. Они прошли по разноцветным плитам мрамора и известняка, которыми была вымощена ведшая к храму Священная дорога, миновали многочисленные памятники прежнего величия и славы. Земляной вал поддерживался высокими стенами из циклопических многоугольных блоков, образующих длинную террасу, предназначенную для выравнивания поверхности площадки и укрепления фундамента храма на случай подземных толчков во время землетрясений. Они любовались красотой стен, сложенных без видимых швов и покрытых бесчисленными надписями об освобождении рабов. Хейл сказал, что стена, сложенная веков двадцать пять назад, была одной из немногих вещей, оставшихся под развалинами бывшего города почти в первозданном виде.

Поднявшись выше, они добрались до остатков жилища Аполлона. Оно состояло из массивных блоков фундамента, отдельных высоких каменных колонн и высеченного в скале пандуса. В целом то, что сохранилось, составляло приблизительно половину первоначального сооружения, а возможно, и меньше. Храм, невзирая на то что был теперь не больше чем призраком былого, тем не менее обладал аурой величия. Одни только его известняковые колонны, каждая от полутора до двух метров в обхвате, давали представление о том, каким громадным он был. Самое важное, храм доминировал над святилищем. С его высокой террасы открывался панорамный вид на все, что находилось на лежавшем под храмом склоне Парнаса, не только на сокровищницы и памятники, но и на потрясающую картину теснины Плейстоса и окрестных гор. Это один из тех видов, которые остаются незабываемыми навсегда.

Они не спеша обошли известняковые блоки, составлявшие периферию храма, постоянно всматриваясь в его внутреннюю часть, чтобы не пропустить щели или поврежденной грани. Первоначальный пол исчез больше чем наполовину, и его центр представлял собой провалившуюся яму, заполненную слежавшейся землей. Ближе к задней части храма, с его юго-западной стороны, располагался участок, который французы назвали адитоном. Здесь таилась главная трудность.

Хейл еще раньше рассказал де Буру о своих находках в Цинциннати, и они оба проштудировали отчет Курбе о результатах раскопок. Но для того чтобы досказать историю до конца, достаточно было одного взгляда — французы завалили яму и, наверное, давно.

Теперь ученые не могли видеть нижнюю часть адитона, которая была запечатлена на фотографии. Яма была на два метра засыпана мусором, и можно было разглядеть только верхний фундамент, всего полтора-два метра. Мало того, слежавшаяся земля была пересохшей, и не было никаких признаков родника или воды, если не считать поверхностных следов, оставленных только что прошедшим дождиком.

Они даже не стали обсуждать увиденное, все было ясно без слов. Ситуация была пренеприятнейшая: к главной тайне храма доступа не имелось. Что было еще хуже, так это то, что ситуация была безвыходной. Полученная ими лицензия разрешала им перемещаться по всей территории святилища, но не давала права проводить раскопки, собирать образцы, перемещать любые памятники. Они понимали, что сделать это будет невозможно. Во-первых, Дельфы оставались одним из самых почитаемых мест в Греции, и вряд ли власти примут к рассмотрению еще одну просьбу о новых раскопках в сердце его самой священной зоны. К тому же французы все еще пользовались большим влиянием на производившиеся в Дельфах археологические работы, возможно, даже с правом вето. Навряд ли они одобрят крупный проект, основанный на посылке, которая противоречит одному из их знаменитых открытий.

И все-таки, несмотря ни на что, в глаза де Буру бросилось потенциальное доказательство их правоты. Он заметил множество трещин в лежавших поблизости блоках фундамента. Характер трещин говорил о том, что они образовались в результате землетрясения, причем очень схожего с тем, что он видел в Португалии. По их расположению и направленности он мог определить, что волна разрушений пришла от дальнего восточного окончания Коринфского залива. Он догадывался, что она не только сдвинула блоки фундамента, но и перекрыла щели в земле, которые питали родник, заставив замолчать Оракула.

Более важным для раскрытия загадки Дельф оказалось то, что де Бур обнаружил в святилище следы былого присутствия воды. Об этом свидетельствовал имевшийся почти повсеместно травертин, одна из форм кальцита. Мягкая, слегка окрашенная порода, по цвету и пористости напоминавшая бисквит, часто отлагается вокруг родников, как можно это видеть в Йеллоустонском заповеднике в Соединенных Штатах и в пещерах южной Франции, которые де Бур знал очень хорошо.

Из травертина состоят сталагмиты и сталактиты. Он образуется, когда подземные воды протекают сквозь известняковые образования и вбирают кальций, оставшийся от древних раковин и океанов. Когда такие воды изливаются на поверхность, они вступают в реакцию с кислородом и двуокисью углеводорода и получается травертин, который осаждается слоями, часто там, где родник выходит из скалы. В сухих районах это неоспоримо свидетельствует о том, что в прошлом здесь было влажно.

Де Бур видел травертин повсюду вокруг: осыпавшиеся кусочки травертина валялись в остатках фундамента, набивались в трещины валявшихся на земле блоков, самое большое его количество, целый водопад, нарос на высокой стене, поддерживавшей земляной вал сразу за храмом. На стене травертин мог быть наслоением от вод Кассотиса, о котором Павсаний, писатель-путешественник, писал, что тот вливается в бассейн над святилищем бога и выходит также внутри храма. Корка травертина на стене была толстой и волнистой, как замерзший водопад. Местами она образовывала сталактиты — там, где капля за каплей воды создавала каменные сосульки. Возможно, подумал де Бур, приток воды усилился после