Музей-заповедник А. С. Пушкина - Владимир Семенович Бозырев

а в письме от 15 декабря 1836 года писала: «...совсем недавно я имела удовольствие получить третью книгу «Современника». Она доставила мне двойное удовольствие: и как доказательство вашей памяти обо мне, и своими прекрасными стихами».

Пушкин, человек разносторонних интересов и неуемной любознательности, читал и взятые в библиотеке своих тригорских друзей книги по вопросам взаимоотношений крестьян с помещиками, различные руководства и справочники по сельскому хозяйству. Работая в Михайловском над «Борисом Годуновым», он безусловно не мог оставить без внимания такие книги, как сочинение Мозера «Государь и министр», «Политическое завещание» Ришелье, «Наказ» и указы Екатерины II, а также труды по древней, средней и новой истории.

Уже в пору михайловской ссылки у Пушкина проявился интерес к эпохе Петра I, и поэт, по свидетельству Осиповых-Вульф, именно у них в Тригорском впервые познакомился с книгой Голикова «Деяния Петра Великого».

Несомненно, интересовали его и находившиеся в тригорской библиотеке описания путешествий в такие страны, как Китай, Япония, Монголия, Мексика, содержавшие сведения об их природе, законах и обычаях. Видимо, не случайно появился в библиотеке Пушкина такой же, как и в тригорской библиотеке, китайский букварь, изданный Василием Леонтьевым. Возможно, это было связано с предполагавшейся в 1830 году поездкой Пушкина в Китай.

Тригорская библиотека имела для Пушкина огромное значение, особенно в годы михайловской ссылки. Отчасти благодаря этой библиотеке он имел возможность в «глуши, во мраке заточенья» удовлетворять интеллектуальный голод, быть в курсе умственной жизни русского общества.

В последующие годы тригорская библиотека значительно уменьшилась. Часть книг взяла в свое имение в Голубово Е. Н. Вульф, вышедшая замуж и переехавшая туда на жительство.

В настоящее время сохранившиеся книги тригорской библиотеки находятся в библиотеке Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР в Ленинграде.

В комнате, где воссоздана тригорская библиотека, стоят шесть застекленных книжных шкафов, изготовленных по образцу тех, которые были у Осиповых-Вульф. Они заполнены книгами, полученными Пушкинским заповедником из научной библиотеки Московского государственного университета, Государственного исторического музея, Института русской литературы (Пушкинского дома) АН СССР и других научных учреждений. Здесь представлены те же издания, которые имелись в тригорской библиотеке при Пушкине.

На шкафах стоят бюсты Державина, Ломоносова, Карамзина, Крылова. Между шкафами — два старинных кресла, у стены диван красного дерева и столик. Все это мебель пушкинского времени.

В простенках помещены силуэт А. Н. Вульф, литография А. С. Строганова, друга А. М. Вындомского, натюрморт «Цветы» художника Андре Скачьятти (вторая половина XVIII века). Тут же висит и большой старинный барометр в футляре красного дерева.

На полке одного из шкафов стоят часы из Тригорского — «часы со знаменами».

Из окон библиотеки виден пруд, за которым начинается парк.

ТРИГОРСКИЙ ПАРК

Тригорский парк — прекрасный образец русского садово-паркового искусства второй половины XVIII века. Русские мастера-паркостроители умело использовали при его создании рельеф местности — холмистый, изрезанный лощинами и глубокими впадинами. В парке много уютных, живописных уголков. Его аллеи, разные по протяженности, то приводят на край высокого обрыва, с которого открываются неповторимые по красоте дали, то манят в густую чащу зелени, то вдруг открывают взору красивые пруды, расположенные в разных местах парка, занимающего около 20 гектаров.

От главного входа в дом узкая аллейка ведет к месту (в 50—70 метрах от дома), где раньше стоял старый господский дом. От этого места, вниз, в сторону виднеющейся сквозь зелень деревьев Сороти, парковая дорожка ведет к группе огромных двухсотлетних лип и дубов, под сенью которых на самом краю обрыва к Сороти стоит белая садовая скамья. Этот уголок парка Осиповы-Вульф называли «скамья Онегина». По традиции это название сохраняется и поныне. С этого места, особенно любимого тригорской молодежью, хорошо видна дорога в Михайловское, и когда на ней показывался Пушкин, все радовались: он всегда был здесь желанным и любимым гостем.

От «скамьи Онегина» дорожка ведет в живописный уголок Тригорского парка, где на обрывистом берегу Сороги, в окружении полуторавековых лип, на высоком каменном цоколе стоит деревянный флигелек. Это банька Осиповых-Вульф, которая напоминает о многих интересных эпизодах из жизни Пушкина.

Через месяц с небольшим после начала михайловской ссылки, 20 сентября 1824 года, поэт писал своему приятелю Алексею Вульфу в Дерпт: «Здравствуй, Вульф, приятель мой!.. В самом деле, милый, жду тебя с отверстыми объятиями и с откупоренными бутылками...» А дальше в этом письме — приписка сестры Алексея Вульфа Анны Николаевны Вульф: «...сегодня я тебе писать много не могу. Пушкины оба (Александр и его брат Лев. — В. Б.) у нас, и теперь я пользуюсь временем, как они ушли в баню...»

Историк и литератор М. И. Семевский, встречавшийся со многими лицами из близкого окружения Пушкина, писал в газете «Петербургские ведомости»: «В Тригорском парке еще виднеются жалкие остатки некогда красивого домика с большими стеклами в окнах. Это баня: здесь жил Языков в приезд свой в Тригорское, здесь ночевал и Пушкин...»

В баньке частенько собиралась тригорская молодежь, здесь звучали стихи Пушкина и гостившего в Тригорском летом 1826 года Н. М. Языкова, велись шумные дружеские споры и разговоры о героическом прошлом и будущем родного народа и Отечества. Нередко общая любимица всей компании Евпраксия Вульф заваривала по просьбе Пушкина жженку и сама разливала ее по бокалам (разливательная ложка хранится ныне в Доме-музее Осиповых-Вульф), и тогда все дружно поднимали первый тост «за нее» — за Россию. Когда же в доме собиралось слишком много гостей, то Пушкин вместе с Языковым и Алексеем Вульфом устраивались на ночлег в этой баньке, иногда просто на охапке душистого сена.

Тригорская банька, погибшая от ветхости, восстановлена в июне 1978 года. В баньке, как и прежде, два крыльца: одно «парадное» (со стороны господского дома), напоминающее по виду традиционные крыльца барских усадебных флигелей пушкинского времени; другое — «черное», для хозяйственных нужд. Оба крыльца соединены темным коридорчиком, который делит баньку на две половины: в левой (если входить с «парадного» крыльца) комнате воссоздана «светлая горница». Среди вещей бытового интерьера, помещенных здесь, привлекает внимание круглый ломберный стол того времени, на котором стоит серебряный жбан со скрещенными шпагами; на их скрещении, как раз над отверстием жбана, помещена большая головка сахара. Эти старинные предметы напоминают о ритуале приготовлении здесь, в баньке, ромовой жженки.

Здесь же помещены диван, овальный столик и шкаф красного дерева, полушкаф с железным светцом на три рожка, зеркало. В углу «светлой горницы» стоят напольные часы.

Убранство комнаты дополняют две лубочные картинки того времени — «Бой Еруслана Лазаревича с царем змейским или морским чудовищем»