Начало русской истории - Андрей Петрович Богданов

можно. Он сам объяснил, что руководствовался в хронологии высшими соображениями, ведя отсчет от 852 года, когда «стала называться Русская земля. Узнали мы об этом потому, – рассказывает «Повесть», – что при этом царе (Михаиле. – А. Б.) приходила русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом. Вот почему с этой поры начнем и числа положим».

Хронологические идеи составителей «Повести временных лет» и Начальной летописи подробно рассмотрены летописеведами. Нам важнее их политическая составляющая – стремление притянуть жившего в середине X века Игоря, попавшего в Древнейшее сказание в качестве незадачливого мужа Ольги, а главное – легендарного Олега, заключившего договор с ромеями в 907 году и, судя по Кембриджскому документу, действовавшего в начале 940‑х годов, – к героическому походу русов на Царьград в IX веке. Растянув жизнь Игоря и женив младенца в 903 году, уморив удревненного Олега еще в 912 году, «Повесть» убеждала неискушенного читателя, что Рюриковичи появились на Руси аж в 862‑м.

Однако в мировой хронологии «почти» не считается. Переделав канву Начальной летописи, «Повесть временных лет» все же «не попала» подвигами Рюриковичей в годы реальных походов росов IX века на Царьград: последний из них описан в византийских и латинских текстах под 860 годом (он по греческому источнику[78] отнесен в Начальной летописи просто к «руси», без даты, а в «Повести» произвольно приписан Аскольду и Диру под 866 годом).

При этом удревнял события еще и составитель Начальной летописи! Описанный им неудачный поход Игоря на Царьград в 920 году, когда патриций Феофан пожег его флот греческим огнем, датирован в византийской хронике и по ней в «Повести временных лет» 941 годом. То есть составитель «Повести» растягивал хронологию, уже растянутую в Начальной летописи, и героизировал князей, слава которых и до него была «несколько преувеличена». Отсюда возникли все неприятности историков, вынужденных выдумывать двух-трех Олегов и двух Игорей (или одного в стиле несгибаемых библейских старцев; при этом проблемы рожавшей от него Ольги никого не волнуют).

Объективно затея составителей Начальной летописи и особенно «Повести временных лет» показать, что в Царьград с успехом ходила не только Ольга, провалилась. Но в период формирования российской науки сомневаться в родословной легенде Рюриковичей было неудобно, а к XX веку каждое слово «Повести временных лет» превратилось в священное писание. Историкам до сих пор проще писать тома в полемике о происхождении Рюрика, чем усомниться в существовании этой «священной коровы», ни имя, ни сомнительная дата появления которой на Руси для истории строительства государства не важны[79].

С позиции ложного патриотизма огорчительно, что летописцы XI–XII веков не углубили родословную легенду еще немного, отнеся ее в первое 40‑летие IX века, когда «Русский каганат» проявил максимальную военно-политическую активность, а смутность датировок европейских и восточных источников не позволила бы сомневаться в подвигах князей-разбойников[80].

С точки зрения объективности странно, что историки не обращают внимания на четкую привязку летописцами появления династии Рюриковичей к Новгороду. Новгород, по данным археологии, зародился, самое раннее, на рубеже IX–X веков и оформился как город к 920‑м годам[81]. Как раз ко времени, которым Никон Великий датировал первые походы Рюриковичей (920 и 922), пытаясь удревнить их появление на Руси. В договоре Олега 907 года с ромеями указаны Киев, Чернигов, Переяславль, Полоцк, Ростов и Любеч: «ибо по тем городам сидят князья (в Ипатьевской летописи; в Лаврентьевской – «великие князья». – А. Б.) под Олегом сущие»[82]. Новгород как подвластный этой иерархии русских князей город не упомянут. Он появляется в летописании вместе с Рюриковичами, которых древнерусские авторы пытались представить единственными князьями вместо множества реально существовавших, но вычеркнутых из истории великих и светлых русских князей.

С точки зрения летописеведа, смысл переделок и значительного расширения рассказов о ранней истории Руси в XI–XII веках совершенно ясен. Первоначально история начиналась Ольгой – одной из русских женщин, которые, судя по договорам с ромеями, действовали вместе с великими и светлыми князьями Руси. Год ее прихода к власти (945) – первый в собственно русской истории, соответствующий мировой хронологии. Она – первый правитель Руси, названный по имени при византийском и германском дворах. В конце X века автор Древнейшего сказания описал леность, жадность и смерть Игоря, чтобы показать, в каких условиях начала действовать Ольга. Только в конце XI века в Начальную летопись попали князья Аскольд и Дир, Рюрик и Олег. Подвиги Игоря и особенно произведенного в князья Вещего Олега были ярко расписаны в «Повести временных лет» в начале XII века. Ольга была оттеснена на второй план, но из истории государства не вычеркнута; более того, живописные рассказы о князьях и грубо вставленные в текст договоры их с ромеями были прямым откликом на совершенное Ольгой в Царьграде, явной попыткой уподобить легендарных князей-разбойников реальной великой правительнице.

Древнейшее сказание конца X века начинало историю Руси с Ольги не потому, что его составитель не слыхал легенд о более древних владыках. (И легенды, и сами владыки, несомненно, были, причем их – легенд и владык – было гораздо больше, чем попало в летописание Рюриковичей.) И не только потому, что был потрясен ее образцовой местью за мужа. Прародитель русской историографии рассказывал историю государства, а в ней он, подобно писавшим затем мниху Иакову[83] и митрополиту Илариону, просто не видел иного «начала Руси», кроме мести Ольги за непутевого, но законного мужа Игоря.

В этом контексте важно, что статья Начальной летописи о замужестве Ольги оставлена без даты: ее текст определенно был в Древнейшем сказании. Можно себе представить, что сказание начиналось фразой, что «Игорь сидел в Киеве, княжа и воюя с древлянами и с уличами». Но по законам жанра сказания абсолютно невероятно, чтобы главная героиня вводилась фразой: «А Ольга была в Киеве с сыном своим малым», без указания, откуда она взялась и в каких отношениях была с Игорем. Причем эта неизвестная нам пока фраза в самом деле должна была начинать сказание: возможно, после предварительных генеалогических сведений о князе.

Вырывать фразу о женитьбе из контекста нельзя, поэтому скажем с прямотой Начальной летописи: «И сидел Игорь, княжа в Киеве, и были у него варяги мужи словене, и с того времени (оттоле) прочие прозвали себя русью… И еще привел себе жену от Пскова именем Ольгу, и была мудра и смыслена, от нее же родился сын Святослав». Эта необходимая в сказании фраза, без которой невозможно дальнейшее действие, в Начальной летописи стоит прямо перед первой датированной статьей о Рюриковичах – 920 года.

Под 920 годом в Начальной летописи описан неудачный поход Игоря на Царьград, когда патрикий Феофан сжег русский флот греческим огнем. Этот поход достоверно датирован 941 годом в переведенной на Руси византийской Хронике Георгия Амартола, продолженной в X веке (до 948 года) Симеоном Логофетом[84]. Опираясь на нее, составитель «Повести временных лет» поправил предшественника и перенес рассказ о походе Игоря в 941 год.

С таким уточнением (941‑й вместо заведомо ошибочного 920‑го) свадьба Игоря и Ольги перед походом на Византию гармонирует с рождением у них наследника