Эпидемии и народы - Уильям Макнилл

вариации, у самого представления о том, что такое заболевание, остается твердое и универсальное ядро. Человека, который больше не может выполнять ожидаемые от него задачи из-за неполадок в организме, его ближние, похоже, всегда сочтут больным, и многие подобные расстройства возникают при встрече с паразитическими организмами.

Разумеется, разные индивиды и целые сообщества демонстрируют широко варьирующиеся степени восприимчивости и/или иммунитета к инфекциям. Подобные различия иногда являются наследственными, но чаще они оказываются результатом предыдущих воздействий со стороны вторгающихся извне организмов[3]. Приспособление наших защитных систем к заболеваниям происходит постоянно, не только в рамках отдельных человеческих организмов, но и среди целых популяций. Соответственно растут и снижаются степени сопротивления и иммунитета[4].

Точно так же, как отдельные люди и популяции претерпевают постоянные изменения в ответ на инфекционные заболевания, у различных болезнетворных инфекционных организмов происходит процесс адаптации и приспособления к своей окружающей среде. Характерно, что очень важной частью этой среды являются условия внутри тел их носителей, хотя этим она не исчерпывается.

В конечном итоге, постоянно возникающая проблема для всех паразитов, включая болезнетворные организмы, состоит в том, как перебраться от одного хозяина к другому в условиях, когда подобные носители почти никогда не соприкасаются.

Длительное взаимодействие между инфекционными организмами и их человеческими хозяевами, происходившее на протяжении многих поколений в рамках достаточно многочисленных для этого популяций с обеих сторон, формирует модель взаимной адаптации, позволяющей выживать и тем, и другим. Болезнетворный организм, убивающий своего носителя, быстро создает кризис для самого себя, поскольку для продолжения цепочки новых поколений ему достаточно часто и достаточно быстро требуется каким-либо образом найти нового носителя. И наоборот, человеческое тело, которое сопротивляется инфекции настолько совершенно, что покушающийся на него паразит не может найти в нем никакого пристанища, явно создает для инфицирующего организма другую разновидность кризиса выживания. В действительности многие подобные альянсы в сфере инфекционных заболеваний не дожили до нынешнего дня, вероятно, из-за одного из двух этих крайних сценариев. А если послушать кое-каких уверенных в себе чиновников от здравоохранения, то значительное количество известных и некогда значимых болезнетворных организмов сегодня находятся под угрозой исчезновения благодаря широко распространенному использованию вакцинации и другим мероприятиям общественного здравоохранения во всем мире[5].

Оптимальные условия для паразита и его хозяина возникают (хотя и не всегда в обязательном порядке), когда каждый может продолжать свое существование в присутствии противоположной стороны в течение неопределенно долгого времени без слишком существенного ухудшения нормального самочувствия. Имеется множество примеров данного типа биологического баланса. В частности, в нижних отделах человеческого кишечника обитает многочисленная популяция бактерий, которые не оказывают заметного болезнетворного воздействия. Во рту и на коже у нас в избытке имеются организмы, которые к нам нейтральны.

Некоторые из этих существ могут способствовать пищеварению, а другие, как считается, играют определенную роль в недопущении того, чтобы в наших телах бесконтрольно размножались вредоносные организмы. Однако надежные данные о том, что можно назвать экологией человеческих инфекций и инфестаций{6}, в целом отсутствуют[6].

Тем не менее с экологической точки зрения можно утверждать, что многие из наиболее смертоносных болезнетворных организмов плохо справляются со своей ролью паразитов. В некоторых случаях они по-прежнему находятся на ранних стадиях биологической адаптации к своим человеческим носителям, хотя не следует допускать, что их продолжительное сосуществование обязательно ведет к взаимной безвредности[7].

Например, одним из старейших человеческих, а также дочеловеческих паразитов, вероятно, является малярийный плазмодий[8], — однако же он продолжает возбуждать в своих человеческих носителях жестокую и изнурительную лихорадку. Человеческий организм инфицируют по меньшей мере четыре разных типа (forms) малярийного плазмодия{7}, и один из них, Plasmodium falciparum, обладает гораздо большей вирулентностью, чем остальные. По-видимому, он проник в человеческую кровеносную систему позже других и не имел достаточно времени, чтобы приспособиться к своим человеческим носителям так же, как другие формы малярийной инфекции. Однако в данном случае эволюционное приспособление между паразитом и его хозяином осложняется разнообразием носителей, к которым должен приноровиться инфицирующий организм, чтобы завершить свой жизненный цикл. Приспособляемость, которая позволяет малярийному плазмодию жить в красных кровяных тельцах человека неопределенное количество времени, не предполагает его успешной передачи от носителя к носителю.

Фактически доминирующая картина болезни при малярии предусматривает периодическое разрушение и уничтожение миллионов эритроцитов, что вызывает лихорадку у человека-носителя и позволяет плазмодиям в течение одного-двух дней перемещаться по кровеносной системе в качестве свободноживущих организмов, пока они не обосновываются в новом качестве паразитов внутри новых эритроцитов. Это вызывает у человека-носителя лихорадку и изнурительную слабость и в то же время позволяет плазмодию воспроизводиться за счет «поездки на попутке» — в последнем качестве выступают комары, которые всасывают свободноживущие формы плазмодиев вместе со своей пищей — человеческой кровью. Оказавшись в желудке комара, плазмодии демонстрируют иной тип поведения, кульминацией которого становится их половое воспроизводство. В результате спустя несколько дней появляется новая генерация плазмодиев, которые перемещаются в слюнные железы комара в готовности проникнуть в очередное человеческое тело, когда комар будет получать следующую порцию пищи.

Судя по установленным фактам, малярийные плазмодии не причиняют вреда комарам, которые передают их от одного человеческого носителя к другому столь любопытным способом. От того, что паразит, завершая свой жизненный цикл, существует за счет тканей организма комаров, жизнь последних, похоже, не становится короче, а их активность не уменьшается. На то есть очевидная причина: чтобы плазмодию удалось добраться до нового человеческого носителя, комар-переносчик должен быть достаточно жизнеспособным, чтобы нормально летать. Серьезно ослабленный комар просто не смог бы выполнить свою функцию в воспроизводстве малярийного цикла — эффективного перемещения паразита к новому человеку-носителю. А вот ослабленный и пораженный лихорадкой человек ни малейшим образом не нарушает этот цикл, поэтому неудивительно, что эта очень древняя форма инфекции должна быть безвредной для комаров и по-прежнему сохраняет свое вредоносное воздействие на людей{8}.

Некоторые другие важные человеческие инфекции подобны малярии, поскольку инфекционные организмы должны приспосабливаться более чем к одному носителю.

Если промежуточный носитель по какой-то причине более важен для паразита, то адаптация в процессе достижения стабильного биологического баланса будет сосредоточена на приспособлении именно к нему, а не к человеку Поэтому, когда подобные инфекции поражают человека, они могут неограниченно долго оставаться крайне опасными для его жизни. К таким случаям относится, к примеру, бубонная чума, поскольку возбуждающий ее паразит Pasteurella pestis обычно заражает грызунов и живущих на них блох, а в человеческие тела проникает лишь время от времени. В сообществах землеройных грызунов эта инфекция может сохраняться неопределенно