Михаил Колесов - От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции

Подобные факторы предрасполагают некоторых интеллигентов — но ни в коей мере не всех и даже не большинство из них — к развитию в себе того, что можно было бы назвать «революционной верой» в то, что имеющаяся общественная система может быть заменена чем–то гораздо лучшим и совершенным. На наш взгляд, революции начинаются, прежде всего, с такого «горения в умах людей». Простой народ, простые рабочие и крестьяне редко проявляют интерес к абстрактным идеологиям интеллигентов; они стремятся лишь к улучшению своего материального положения. Однако именно идеалистические убеждения интеллигенции представляют революционным движениям тот цемент, который скрепляет их вместе, те цели, на которые они направлены, а также прослойку их руководителей.

Интересно отметить, что у истоков и у руководства большинства революционных движений ХХ века стояли образованные люди. Ленин, сын провинциального работника просвещения, получил блестящее и разностороннее образование. Мао Цзэдун активно участвовал в создании Китайской коммунистической партии, будучи библиотекарем в Пекинском университете. Фидель Кастро имел юридическое образование, а его легендарный соратник Э. Че Гевара — диплом врача. Лидер движения «Сияющий путь» в Перу был университетским профессором. Руководители антишахской революции в Иране были выпускниками либо религиозных, либо светских высших учебных заведений.

Те, кто принадлежит к моему поколению, теорию революции изучали по Ленину. Мы накрепко усвоили такие ее составляющие как «учение о революционной ситуации», «о руководящей роли пролетарской партии», «о союзе рабочего класса с беднейшим крестьянством», «о диктатуре пролетариата», о том, что «всякая революция лишь тогда чего–то стоит, если умеет защищаться» и т. д. и т. п. В целом в прежнем моем мировоззрении Ленин представал как непревзойденный классик революции, ее теоретик и практик.

Много позже я познакомился с небольшой книжкой, опубликованной в 1938 году и ставшей впоследствии классическим трудом под названием «Анатомия революции». Ее автор, историк из Гарвардского университета. Крейн Бринтон существенно повлиял на мои познания в революционной теории. Он в противовес Ленину развил теорию о том, что все революции проходят через похожие стадии, подобно тому, как человеческий организм проходит через определенные стадии болезни. В Английской революции 1640‑х годов, Американской революции 1776 года, французской революции 1789 года и в России в 1917 году Бринтон выявил следующие общие черты:

РАСПАД СТАРОГО РЕЖИМА (пролог). Система управления приходит в расстройство, происходит рост налогов. Народ больше не верит в свое правительство; более того, само правительство теряет веру в себя. Интеллигенция утрачивает лояльность режиму и выражает преданность новой идеализированной системе. При этом состояние экономики, как правило, находится в пределах нормы, а то и на подъеме, однако это как раз и вызывает недовольство и зависть.

ПЕРВЫЙ ЭТАП РЕВОЛЮЦИИ. Образуются многочисленные комитеты и движения, ячейки и тайные общества, имеющие целью свержение старого режима. Население отказывается платить налоги. Возникает политический тупик, из которого нет выхода, поскольку противостояние зашло слишком далеко. И когда власть решается прибегнуть к силовому сценарию, этот шаг приводит к обратным результатам, так как силовые структуры отказываются подчиняться, а гнев населения возрастает. Первоначальный захват власти не составляет труда, так как старый режим почти сам отстранился от дел. Народ торжествует свою победу.

ПРИХОД К ВЛАСТИ ЭКСТРЕМИСТОВ. Экстремисты, которые не знают жалости, лучше организованы, чем умеренные силы и которые точно знают, чего они хотят, вытесняют умеренных и доводят революцию до безумного апогея. Ниспровергается все старое. От населения требуется следовать канонам нового, идеалистического общества, которое пытаются создать экстремисты. Тех, кто с этим не согласен уничтожают в разгуле террора. Беспощадно казнят даже революционных соратников, которые якобы свернули с революционного пути: «революция пожирает своих детей». Налицо все симптомы того, что общество близко к безумию, которое Бринтон сравнил с лихорадкой во время болезни.

«ТЕРМИДОР», КОНЕЦ РАЗГУЛА ТЕРРОРА. В конце концов, общество уже не в силах терпеть дальнейший разгул напряженности. Население приходит к мысли о том, что неплохо было бы и успокоиться, снова наладить экономику и обрести достаточный уровень личной безопасности и благоденствия. Людям надоела революция. Даже экстремисты от нее устали. Затем наступает «термидор» — так назывался месяц во французском революционном календаре, когда лидер экстремистов Робеспьер, сам был гильотирован — этот период Бринтон сравнивает с выздоровлением от лихорадки. Зачастую какой–нибудь диктатор, который, в конечном счете, мало, чем отличается от тиранов прежнего режима, берется за восстановление порядка, и большинство населения ничего не имеет против.

ПОСТРЕВОЛЮЦИОННЫЙ ПЕРИОД (эпилог). Самая проблема революций, по мнению Бринтона, заключается не в том, что они чересчур меняют положение вещей, а в том, что в конечном итоге они практически ничего не меняют. Революции демонстрируют постоянную тенденцию в свержении одной формы тирании лишь для того, чтобы заменить ее другой. Не прошло десяти лет после свержения французских королей, как на их место пришел Наполеон, который провозгласил себя императором и установил в стране столь последовательный полицейский режим, о котором королям не приходилось даже мечтать. На смену ограниченного деспотизма русских царей пришел абсолютный режим Сталина. Таких широких политических свобод и такого быстрого экономического роста, какой отмечался на рубеже ХІХ — ХХ веков при неэффективной царской системе, России не суждено было испытать во всю эпоху социализма. Фидель Кастро сверг прогнивший режим Батисты и экономический рост на Кубе резко пошел на убыль.

Что же дают революции? Здесь опять будет уместно обратиться к Симону Боливару, который заявил от отчаяния: «Тот, кто вершит революцию, вспахивает океан». Иными словами, революции, как правило, не достигают поставленных целей.

Читатель, вполне резонно, может задаться вопросом: «Если множество революций не достигли желаемого подъема в обществе, а, напротив, как считал, например Ив. Ильин, отбрасывают общество назад в варварство, разрывая преемственность поколений, то не следует ли из этого, что правильнее было бы отказаться от революции, как средства общественного преобразования»? Ведь мы имеем живой пример ревизии результатов самой грандиозной революции в истории человечества — Великой октябрьской социалистической революции в России. Революции, которой были отданы здоровье, силы и сама жизнь десятков миллионов людей. Революции, которая в сознании сотен миллионов людей на планете воспринималась как святыня, которой следует поклоняться и воспринимать как образец для подражания. Революции, которая считалась самым значительным событием ХХ века. Сегодня Октябрьская революция в лучшем случае квалифицируется как национальная трагедия, а в худшем, является предметом насмешек, злопыхательства и откровенных издевательств.

Менее драматична судьба Китайской революции. По–прежнему у власти в КНР находится Коммунистическая партия. Но, едва ли, кто осмелиться оспаривать тот факт, что некогда революционный коммунистический Китай неуклонно и последовательно осуществляет дрейф в сторону такой общественно–экономической системы, которая, по мысли Мао Цзэдуна, нуждается в революционном переустройстве.

В настоящее время только Куба и Северная Корея как маленькие островки социализма плавают в безбрежном океане чуждых им общественно–экономических систем. Отдаю себе отчет в неблагодарности такого деяния как прогнозирование, но не могу не высказать предположения, что революционная Куба и революционная Северная Корея ненадолго переживут своих вождей Ф. Кастро и Ким Чен Ира.

Но, не все так просто, уважаемый читатель. Если судить о революции только по конечному результату, то я лично, пожалуй, отказался бы от такой формы переустройства общества. Но, в том то и дело, что революция — это кризис, включающий в себя ряд этапов, стадий, фаз. И каждый отдельный эпизод, момент, фрагмент революции в известной степени самодостаточны. «Времена не выбирают, в них живут и умирают» — гласит кем–то изреченная мудрость. Революция — есть многогранный феномен, в котором сочетается случайное и необходимое, стихийное и управляемое, парадоксальное и разумное, позорное и триумфальное, бездарное и гениальное. Так как человек — есть существо далекое от совершенства, так и дело рук его не всегда безупречно. Человек не может прожить жизнь, не ошибаясь. Великие тоже совершают ошибки. Одним словом, в далеком от совершенства мире, полном противоречий, зла и несправедливости, едва ли, когда откажутся от силы в обуздании тиранов, а значит, в нем всегда останется место и для того, что люди прозвали революцией.