Андрей Мелехов - 22 июня: Никакой «внезапности» не было! Как Сталин пропустил удар

Ознакомительный фрагмент

А вот что говорит о «внезапности» в своей книге еще один пехотинец – И.И. Федюнинский: «Вскоре… меня назначили командиром 15-го стрелкового корпуса. Но до вступления в должность послали на учебу в Москву, и в Ковель, где размещался штаб корпуса, я прибыл в апреле 1941 года, когда обстановка на нашей западной границе становилась все более напряженной… В начале мая я решил объехать части корпуса, познакомиться с командирами дивизий, полков, батальонов, проверить боевую готовность войск, уточнить на месте задачи частей и подразделений в случае развертывания боевых действий на границе. На эту поездку пришлось затратить около месяца (как свидетельствует в следующей главе данной работы его боевой товарищ – танкист Рокоссовский, в этой «ознакомительной поездке», являвшейся на самом деле рекогносцировкой, Федюнинский был далеко не одинок. – Прим. авт.). Войска корпуса располагались в лагерях и военных городках километрах в сорока и более от границы… Дивизии содержались по штатам мирного времени. Подавляющее большинство солдат и младших командиров составляли старослужащие, неплохо подготовленные в военном отношении. Как раз в это время (!) проходили учебные сборы приписного состава – уроженцев западных областей Украины. Когда началась война, приписники были влиты в кадровые дивизии (так штаты мирного времени «легким движением руки» превратились в штаты времени военного. – Прим. авт.)… Пока я объезжал части и подразделения корпуса (то есть в течение мая), напряжение на границе нарастало. Вернувшись в штаб корпуса (начало июня), я позвонил командующему 5-й армией генералу-майору танковых войск М.И. Потапову. Попросил разрешения по два стрелковых полка 45-й и 62-й дивизий… вывести из лагерей в леса, поближе к границе, а артиллерийские полки вызвать с полигона. В этом случае войска будут находиться в восьми километрах от границы, в густом лесу (!). Командарм, подумав, согласился» («На Востоке», с. 222).

Вчитайтесь, пожалуйста, в эти строки! Любой, кто когда-нибудь служил в армии, знает: если маневры закончены, а твою дивизию прячут в густых лесах у границы (кстати, как долго можно держать в этих самых лесах десятки тысяч военных со всем снаряжением и боевой техникой?), значит, происходит что-то экстраординарное. Даже если в армии вы не служили, но ходите в лес за грибами или на охоту, постарайтесь представить свою реакцию при обнаружении в этом лесу многих тысяч вооруженных до зубов, пахнущих костром и изгрызенных комарами военнослужащих! Обратите внимание и на то, как легко командарм разрешает подобные перемещения на расстоянии артиллерийского выстрела от границы с немцами, которых в то же время нельзя «провоцировать» под страхом сурового и неотвратимого наказания: «Подумав, согласился…» Смею заверить, вас, читатель: если бы такое – несогласованное с вышестоящими штабами – перемещение войсковых соединений произошло в СССР даже в относительно мирное брежневское время, ответственных за это ждали бы скорый суд, лагеря, а то и кое-что похуже. То же самое, кстати, справедливо и в отношении любой другой армии мира. Служившие в армии, скажите: часто ваши части бросали насиженные места и прятались в лесах? Любое скрытное санкционированное передвижение воинской части в мирное время – это верный признак заблаговременной подготовки к войне. Любое несанкционированное – это начало военного переворота. Вспоминаю канун советского вторжения в Афганистан: тогда – за месяц до его начала – мой одноклассник шепнул на переменке, что его отец, служивший летчиком в части военно-транспортной авиации, базировавшейся под Тулой, зачем-то оказался на границе с упомянутой страной…

Может, две дивизии корпуса Федюнинского собирались «обрушиться» на вторгнувшихся фашистов? Предлагаю вернуться к засевшему в приграничных лесах 15-му стрелковому корпусу в следующей книге цикла – когда речь зайдет о планах советского командования…

Стальная гвардия «ордена меченосцев»

До сей поры мы говорили о воспоминаниях десантников, кавалеристов и пехотинцев. Теперь обратимся к мемуарам представителей механизированных войск. К.К. Рокоссовского, как и А.В. Горбатова, «неожиданно» выпустили из концлагеря, подлечили в Сочи, и в конце 1940 года назначили командиром формируемого все там же – на Украине – 9-го механизированного корпуса. «Откровенно говоря, – признается прославленный военачальник, тактично умалчивая о своем неприятном знакомстве с ГУЛАГом, – мы не верили, что Германия будет свято блюсти заключенный с Советским Союзом договор – было ясно, что она все равно нападет на нас… В мае новый командующий Киевским Особым военным округом М.П. Кирпонос провел полевую поездку фронтового масштаба. В ней принимал участие и наш мехкорпус, взаимодействуя с 5-й общевойсковой армией на направлении Ровно – Луцк – Ковель. В дни полевой поездки я ознакомился с приграничной местностью на направлениях вероятных действий корпуса и на других участках» («Солдатский долг», с. 8). Вновь заметим, что такие «поездки» у военных называются рекогносцировками, а производят их в районах предстоящих боевых действий. Запомним также, что каким-то чудесным образом начальники будущего выдающегося полководца уже в мае знали, на каких именно участках границы его корпусу придется «отражать» немцев, которые, как мы помним, «все равно нападут». Еще один важный факт – для тех, кто любит поговорить о недоукомплектованности советских мехкорпусов: даже недоформированный и находившийся в резерве фронта 9-й мехкорпус, располагавший на начало июня 300 танками (вместо 1031, положенных по штату), уже в мае планировал какие-то совместные действия с знакомой нам по воспоминаниям пехотного командира Федюнинского 5-й армией на западной границе. И что в составе этой армии уже имелся один механизированный корпус – 22-й – под командованием генерал-майора Кондрусева С.М., располагавшего на тот момент 746 танками. Вместе эти два соединения насчитывали бы 1046 танков – эквивалент полностью укомплектованного боевыми машинами мехкорпуса. Кстати, именно из штаба 5-й армии Рокоссовский и получал приказы после начала войны.

«Еще во время окружной полевой поездки, – пишет он, – я беседовал с некоторыми товарищами из высшего командного состава. Это были генералы И.И. Федюнинский, С.М. Кондрусев, Ф.В. Камков (командиры соответственно стрелкового, механизированного и кавалерийского корпусов, входивших в состав 5-й армии. – Прим. авт.). У них, как и у меня, сложилось мнение, что мы находимся накануне войны с гитлеровской Германией…» (там же, с. 9). Готов биться об заклад, что Кондрусев с Федюнинским и Камковым (а также командиры других переброшенных на Украину мехкорпусов – Власов, Рябышев, Карпезо, Фекленко, Соколов, Чистяков и пр.) после таких «поездок» тоже хорошо знали, на каких участках придется сражаться их корпусам!

Рокоссовскому вторит и его коллега – Д.Д. Лелюшенко, которого в феврале 1941 года назначили командиром только что созданного 21-го механизированного корпуса Московского военного округа. Интересно, что формировали корпус не в Центральной России, а почему-то в районе Идрицы – Опочки (Псковская область) – на линии старых укрепрайонов, где Лелюшенко с нетерпением ждал получения новой бронетанковой техники – «мощных КВ и Т-34». «Примерно за месяц до начала войны, – пишет Лелюшенко, – будучи в Главном автобронетанковом управлении Красной Армии, я спросил начальника: «Когда прибудут к нам танки? Ведь чувствуем, гитлеровцы готовятся…» («Москва – Сталинград – Берлин – Прага», с. 12). Его успокоили: «Не волнуйтесь, – сказал генерал-лейтенант Яков Николаевич Федоренко. – По плану ваш корпус должен быть укомплектован полностью в 1942 году» (там же). «И все же, – признается Лелюшенко (который, к слову, по должности должен был знать об официально установленной очередности формирования мехкорпусов) – среди командиров и политработников корпуса росло беспокойство. Поговаривали о неизбежности войны с фашистами, несмотря на успокаивающее сообщение ТАСС от 14 июня 1941 г. Многие из нас понимали, что это сообщение не для нас…» (там же). Совершенно верно: сообщение это было сочинено исключительно «на экспорт» – для внешнего, так сказать, употребления. Уже упоминавшийся ранее бывший генерал-лейтенант НКВД П. Судоплатов подчеркивает: «Интересно, что заявление ТАСС сначала было распространено в Германии и лишь на второй день опубликовано в «Правде» («Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930—1950 годы», с. 197).

Упомяну одну, на мой взгляд, показательную нестыковку в повествовании прославленного военачальника: на странице 12 своих мемуаров он жалуется, что у него в корпусе лишь «98 устаревших БТ-7 и Т-26», а на странице 13 уже говорит о том, что «красноармейцы и младший командный состав частей овладевали новой техникой: учились управлять танком, вести из него огонь, ремонтировать машину в полевых условиях, приближенных к боевым». Понятно, что «устаревшие» танки (кстати, БТ-7 был принят на вооружение Красной Армии в 1935 году) никак не могли за четыре недели, остававшиеся до войны, превратиться в новые. И что, таким образом, оказавшийся накануне войны за пределами своего «родного» Московского военного округа 21-й мехкорпус таки успел получить какое-то количество «мощных КВ и Т-34». По другим данным, уже на начало июня в корпусе имелось не 98 танков, а минимум 120. Вдобавок к ним он после начала войны получил 95 противотанковых орудий на механической тяге и два батальона БТ-7 с отборными экипажами, сформированными из преподавательских кадров Военной академии моторизации и механизации (позже – Военная академия бронетанковых войск). Эти БТ-7, кстати, были ничем не хуже легких танков чешского производства – Pz-35(t) и Pz-38(t), которыми и были преимущественно вооружены противостоявшие им дивизии 4-й танковой группы немцев.