Книга Кагала: Всемирный еврейский вопрос - Яков Александрович Брафман

с уполномочием, разумеется, от всего народа или страны. Таким образом, в краях еврейской оседлости общественные и частные дела евреев с неевреями, важные или не важные, подлежащие решениям законов и властей государственных и сам еврейский вопрос, который никогда и нигде не перестал и не перестанет быть вопросом, всегда и везде имели и теперь еще имеют вернейшую стражу и вернейших поборников в кагале, действующем через массу еврейских факторов. Орудие, которым вооружена эта верная стража при всех случаях, везде одинаково и всем почти знакомо — это подарки и подкуп.

Раздача подарков и подкуп блюстителей порядка и законов в странах, где евреи находили для себя приют, давно сделалась у них общенародным обычаем и получила место если не в строках талмудической догматики[223], то на первом плане той практической жизни, над которой развевается знамя Талмуда. Великие чудеса творила и творит сила упомянутого талисмана в руках искусных факторов. Этою силою евреи всегда устраняли все преграды, которыми местные законы и власти старались оградить туземное население от окончательного изнеможения под гнетом общееврейского пролетариата, осаждающего его со всех сторон, и, вопреки всем стеснениям, с которыми они везде встречались, им в короткое время удавалось завоевывать себе самое счастливейшее экономическое положение, завладеть живым капиталом, плодами производительного труда коренного населения и производства страны. Этой силе и бдительному надзору факторской стражи в административных, полицейских и др. учреждениях евреи обязаны своими победами в борьбе с нееврейскими противниками почти при каждом общественном и частном деле. Наконец, силою факторского искусства и талисмана, которым они владеют, евреи при теперешней своей организации, с которой знакомит нас настоящая книга, освобождали города и местечки своей оседлости от всякой нееврейской конкуренции в ремесленной и торговой промышленности. Одним словом, этот талисман заменил евреям древний чудотворный народный жезл, под ударами которого море обратилось в сушу, а скала — в источник. Вся разница в том, что жезлом владел во времена фараонов один только народный вождь, нынешним же чудным талисманом [внедрением и подкупом] владеют в каждом городе и местечке еврейской оседлости еврейский кагал и целый легион еврейских факторов.

Вот краткое обозрение той стороны еврейского факторства, которая, впрочем, в общих чертах давно всем известна, ибо о факторах и о подкупе весьма много говорила периодическая печать.

Однако сколько ни говорилось в печати о еврейских факторах и о подкупе, однако ж до сих пор никто не заявил, что этот порок проявляется на еврейской почве не как психическое уродство частных лиц, от которых в большей или меньшей мере не свободны даже самые просвещенные народы, а как достояние общественное; никто не указал, что это зло производится между евреями везде и по известной системе, и, наконец, до сих пор не было еще указано, в каких отношениях находятся факторы к кагалу, при каких случаях раздаются подарки и в каких размерах, из каких источников черпается расход на подарки и подкуп по делам кагала, кем определяется размер и принимается решение на производство расхода в подобных случаях и, наконец, самое главное, каким образом составляется капитал для подкупа при вопросах, касающихся евреев целого края?

Эта любопытная сторона медали изображена самым точным образом, со всеми подробностями, в кагальных постановлениях, изложенных во 2-й части этой книги под №№ 183, 184, 335, 389, 340, 341, 343, 507, 607, 779 и др. (или № 2, 4, 5, 17, 21, 33, 37, 48, 73, 84, 114, 117, 119, 156, 159, 228, 244, 260, 261, 280–286 в прил. к первому изданию).

Особенного внимания заслуживает акт № 335 (№ 280–286 в прил. к первому изданию). Из него видны все дебеты, происходившие среди евреев, представителей всего края, по поводу комиссии по еврейскому вопросу в Петербурге при Александре I и об изыскании средств для противодействия этой комиссии. Совпадая по времени и содержанию своему с отчетом Державина об исходе дел по еврейской комиссии, при которой он состоял членом, акты эти взаимно подтверждаются, дополняются и объясняются.

Вот что говорит Державин об этом деле[224]. «Выше видно, что мнение о евреях Державина, сочиненное им во время посылки в Польшу, отданное при Императоре Павле на рассмотрение Правительствующего Сената, приказано было рассмотреть почти с самого начала министерства Державина учрежденному особому комитету, составленному из графа Черторижского, графа Потоцкого, графа Валериана Зубова и Державина, которое и рассматривалось через продолжение всего его, Державина, министерства, но по разным интригам при нем окончания не получило. Оно заслуживает, чтобы о нем сказать подробнее. Первоначально положено было, чтобы призвать из некоторых губерний несколько старшин из кагалов и раввинов знаменитейших для объяснения с ними всех обстоятельств, в том Державина мнении изображенных. Оно достойно, чтобы его с прилежанием прочесть и войти во все его подробности, дабы узнать прямое мнение сочинителя, к благоустройству Государства и самих евреев служащее. Продолжались их съезд, явки и их представления во всю почти зиму; тут пошли с их стороны, чтобы оставить их по-прежнему, разные происки. Между прочим, г. Гурко, белорусский помещик, доставил Державину перехваченное им от кого-то в Белоруссии письмо, писанное от одного еврея к поверенному их в Петербурге, в котором сказано, что они на Державина яко на гонителя по всем кагалам в свете наложили херем, или проклятие, что они собрали на подарки по сему делу 1.000.000 руб., и послали в Петербург, и просят приложить всевозможное старание о смене генерал-прокурора Державина, а ежели того не можно, то хотят посягнуть на его жизнь, на что и полагают сроку до трех лет, а между тем убеждают его, чтобы сколько можно продолжить дело, ибо при Державине не чает, чтобы в пользу их решено было. Польза же их состояла в том, чтобы не было им воспрещено по корчмам в деревнях продавать вино, отчего все зло происходило, что они спаивают и приводят в совершенное разорение крестьян, а чтобы удобнее было продолжать дело, то он будет доставлять ему из чужих краев от разных мест и людей мнения, каким образом лучше учредить евреев, которые вскоре после того самым делом начинали вступать то на французском, то на немецком языке и доставлялись в комитет при повелении Государя Императора рассмотреть оне то чрез графа Черторижского, то Кочубея, то Новосильцева. Между тем еврей Нотко, бывший у Державина в доверенности, якобы по ревности его к благоустроению евреев, соглашаясь с его, Державина, мнением, подававший разные проекты об учреждении фабрик и пр., пришел в один день к нему и под видом доброжелательства, что ему одному, Державину, не перемочь всех его товарищей, которые все