Бабий Яр. Реалии - Павел Маркович Полян

Там же, в гаражах, оказались и те из поверивших объявлению, кто поверил в него с энтузиазмом и слепо, на все 100 и больше! Как и мадам Лурье, они домыслили себе и конечную цель железнодорожного маршрута: Лукьяновка — Палестина! А коли так — то ведь мест может на всех и не хватить, и надо не быть дураками и оказаться в первых и лучших рядах! Такие направились не к перекрестку, а прямо к станции Лукьяновка, где, по их представлениям, уже стояли составы[260]. Немцы сначала даже растерялись, но потом нашлись и, отобрав у умников (а было их, по некоторым оценкам, чуть ли не 10 тысяч!) весь багаж и документы, сбили их в большую колонну и проводили куда надо. Там их — вместе с теми, кого чисто физически не успели расстрелять до 6 часов вечера 29-го, — заперли на ночь в тех самых танковых гаражах.

Узники танковых гаражей и составили большинство тех, кого расстреливали во вторник 30-го сентября — непосредственно в еврейский Судный День (Йом-Кипур). Никто из евреев в этот день, вопреки иным мемуаристам, уже по городу сам не шел, некоторых приводили — чаще подвозили — это тех, кого дворники и полицаи обнаружили сегодня или вчера к концу дня. Некоторое количество евреев накапливалось в подвалах зданий городской и районной полиции, некоторые — в подвале сборного пункта на Ярославской улице, 37.

Убийцы тоже немного расслабились — все крепко выпили, а некоторые, напившись, выкрикивали что-то вроде «Наколино» или «Наголино!»: это транскрипция команды, которую палачи как могли выучили и кричали своим жертвам по-русски: «На колени!» (То есть: встать на колени, на трупы нижнего ряда — и умереть так, чтобы улечься, согласно ноу-хау Еккельна, «сардинами»!).

На вермахт, кстати, была возложена еще одна миссия — инженерная поддержка работы СС. В самом конце дня 30 сентября саперы точечно подрывали склоны, чтобы махом присыпать землей двухдневную выработку палачей — эти горы убитых и недобитых евреев на дне оврага...

Земля там буквально шевелилась...

О том, что произошло в Бабьем Яру 29-30 сентября, киевляне узнали практически сразу:

2 октября. Уже все говорят, что евреев убивают. Нет, не убивают, а уже убили. Всех, без разбора, стариков, женщин, детей. Те, кого в понедельник возвратили домой, расстреляны уже тоже. Так говорят, но сомнений быть не может. Никакие поезда с Лукьяновки не отходили. Люди видели, как везли машины теплых платков и других вещей с кладбища. Немецкая «аккуратность». Уже и рассортировали трофеи!

Одна русская девушка проводила на кладбище свою подругу, а сама через забор перебралась с другой стороны. Она видела, как раздетых людей вели в сторону Бабьего Яра и слышала стрельбу из автомата.

Эти слухи-сведения все растут. Чудовищность их не вмещается в наши головы. Но мы вынуждены верить, так как расстрел евреев — факт. Факт, от которого мы все начинаем сходить с ума. И жить с сознанием этого факта невозможно.

Женщины вокруг нас плачут. А мы? Мы тоже плакали 29-го сентября, когда думали, что их везут в концлагеря. А теперь? Разве возможно плакать?

Я пишу, а волосы шевелятся на голове. Я пишу, но эти слова ничего не выражают. Я пишу потому, что необходимо, чтобы люди мира знали об этом чудовищном преступлении и отомстили за него.

Я пишу, а в Бабьем Яру все продолжается массовое убийство беззащитных, ни в чем неповинных детей, женщин, стариков, которых, говорят, многих зарывают полуживыми, потому что немцы экономны, они не любят тратить лишних пуль...

А на Бабьем Яру, выходит, правда, продолжаются расстрелы, убийство невинных людей.

Было ли когда-либо что-либо подобное в истории человечества? Никто и придумать не смог бы ничего подобного. Я не могу больше писать. Нельзя писать, нельзя пытаться понять, потому что от сознания происходящего мы сходим с ума....

Вот и все. А мы живем еще. И не понимаем, откуда у нас вдруг появилось больше прав на жизнь, потому что мы не евреи.

Проклятый век, проклятое чудовищное время![261]

В первый день «Гросс-акции» — в понедельник 29 сентября — было расстреляно 22 тысячи евреев, а во второй — около 12 тысяч (впрочем, мы не знаем наверняка, учитывались при этом дети или нет, а детей среди расстрелянных, согласно свидетельству В. Ф. Кукли, было до четверти).

«Гросс-акция»: чудом спасшиеся

Нескольким евреям и еврейкам, оказавшимся за точкой невозврата, посчастливилось уцелеть и выжить даже в ней. «Вариантов» тут было всего два: первый — упросить кого-то из палачей поверить, что ты не еврей (а правилом было скорее не-еврея расстрелять, чем помиловать), второй — уцелеть под пулями, после чего выбраться из-под трупов и спастись благодаря милосердию окрестных жителей и своих близких (случай Дины Проничевой).

Например, о начальнике следственного отдела городской украинской полиции и члене ОУН Романе Биде (Беде) под псевдонимом «Гордон», чей пост 29 сентября был около стены Лукьяновского кладбища, есть свидетельство В. Альперина, тогда пятилетнего мальчика. Его, вместе с матерью и бабушкой, вывел почти из-под пулемета за пределы Бабьего Яра «украинский полицай с печальными глазами», назвавшийся «паном Гордоном». Потом он помог этой семье и с фиктивными документами и даже смог получить для них ордер на поселение в другой квартире[262].

Аналогичные свидетельства есть и о немцах-палачах из нижних чинов. Вот история 12-летнего Сергея Таухнянского, уже на ровной площадке перед самым Бабьим Яром разлученного с матерью, крикнувшей ему: «Беги!» (перед выходом из дома какая-то женщина-соседка дала ей небольшой крестик с цепочкой, а мать повесила его сыну на шею):

Я стал метаться во все стороны, не зная, что делать, но вскоре заметил стоявшего отдельно от оцепления гитлеровского солдата. Обратившись к нему, я стал просить и объяснять ему, что я не еврей, а украинец, попал сюда совершенно случайно и в подтверждение стал показывать упомянутый крестик. Солдат после небольшого раздумья показал мне на валявшуюся неподалеку пустую хозяйственную сумку и жестами приказал мне собирать в нее советские деньги, которые ветром относило от того места, где раздевали обреченных. Насобирав полную сумку денег, я принес их солдату. Он велел спрятать деньги под кучу одежды, а самому мне отойти на небольшой глиняный бугорок, сесть там и никуда не уходить, что я и сделал. Недалеко от меня стояли две автомашины — легковая и крытая металлом, без окошек, грузовая, такие машины назывались «душегубками». Людей в этих машинах не было. Возле них прохаживалось несколько