Oт Византии дo Кордовского Халифата и Османскoй империи - Нурлан Аманович Наматов

источников у шумеров, вавилонян, египтян и других древних народов. Первые рабы, по-видимому, были пленниками, взятыми на войне. Их количество было увеличено за счет других источников снабжения. В доклассической древности большинство рабов, по-видимому, было собственностью королей, священников и храмов и лишь относительно небольшая их часть находилась в частной собственности. Их нанимали возделывать поля и пасти стада их королевских и жреческих хозяев, но в остальном, по-видимому, они не играли большой роли в экономическом производстве, которое в основном оставалось за мелкими фермерами, арендаторами и садовниками, а также за ремесленниками и подмастерьями.

Рабское население также рекрутировалось путем продажи, оставления или похищения маленьких детей. Свободные люди могли продать себя или, чаще, своих детей в рабство. Они могли быть обращены в рабство за неплатежеспособность, как и лица, предлагаемые ими в залог. В некоторых системах, особенно в римской, свободные люди также могли быть обращены в рабство за различные правонарушения.

И Ветхий, и Новый Завет признают и принимают институт рабства. Оба время от времени настаивают на элементарной человечности раба и вытекающей из этого необходимости обращаться с ним гуманно. И в Библии, и в Талмуде евреям часто напоминают, что они тоже были рабами в Египте и поэтому должны обращаться со своими рабами прилично. Псалом 123, в котором обращение молящегося к Богу о милости сравнивается с обращением раба к своему хозяину, цитируется, чтобы повелеть рабовладельцам относиться к своим рабам с состраданием.

Стих в книге Иова даже был истолкован как аргумент против рабства как такового: «Разве сотворивший меня во чреве не сотворил его [раба]? И не один ли сотворил нас обоих?» (Иов 31:15). Однако это, вероятно, означает не больше, чем то, что раб – человек, а не просто движимое имущество. То же самое относится и к часто цитируемому отрывку из Нового Завета, что «нет ни Иудея, ни Еллина, нет ни раба, ни свободного, нет ни мужчины, ни женщины; ибо все вы одно во Христе Иисусе».

Эти и подобные стихи не означали, что этнические, социальные и гендерные различия не важны или должны быть упразднены, а только то, что они не давали никаких религиозных привилегий. Из многих намеков ясно, что рабство принимается в Новом Завете как факт жизни. Некоторые отрывки из Посланий Павла даже подтверждают это[203].

Так, в Послании к Филимону беглый раб возвращается к своему господину; в Ефесянам 6 долг раба перед своим господином сравнивается с долгом ребенка перед своим родителем, и рабу предписано «повиноваться господам твоим по плоти, со страхом, трепещите в простоте сердца вашего, как во Христе». Родителям и хозяевам также предписано проявлять внимание к своим детям и рабам.

Все люди истинной веры равны в глазах Бога и в загробной жизни, но не обязательно в законах человеческих и в этом мире. Те, кто не принадлежал к истинной вере – кем бы она ни была, – относились к другой и во многих отношениях более низкой категории. В этом отношении греческое восприятие варвара и иудео-христианско-исламское восприятие неверующего совпадают.

По-видимому, действительно были некоторые, кто выступал против рабства, обычно в том виде, в каком оно практиковалось, но иногда даже как таковoго. Говорят, что в греко-римском мире и киники, и стоики отвергали рабство как противоречащее справедливости, некоторые основывали свою оппозицию на единстве человеческого рода, а римские юристы даже считали, что рабство противоречит природе, только по «человеческому» закону. Нет никаких свидетельств того, что юристы или философы стремились к его отмене, и даже их теоретическая оппозиция подвергалась сомнению. Большая часть его касалась моральных и духовных тем – истинной свободы хорошего человека, даже когда он порабощен, и порабощения злого свободного человека его страстям. Эти идеи, повторяющиеся в иудейских и христианских писаниях, мало помогли тем, кто страдал от реальности рабства.

Филон, александрийский еврейский философ, утверждает, что еврейская секта фактически отказалась от рабства на практике. В несколько идеализированном описании ессеев он отмечает, что они практиковали форму первобытного коммунизма, разделяя дома и собственность и объединяя свои доходы.

Кроме того, «ни одного раба среди них нет, а все свободны, обмениваются друг с другом услугами, и они поносят владельцев рабов не только за их несправедливость в нарушении закона равенства, но и за их нечестие в аннулировании устава Природы, которая по-матерински родила и воспитала всех людей одинаково и создала их истинными братьями не только на словах, но и на деле, хотя это родство было смешано торжеством злобной алчности, которая вызвала отчуждение вместо симпатии и вражду вместо дружбы»[204].

Эта точка зрения, если ее действительно придерживались и применяли на практике, была уникальной для древнего Ближнего Востока. Евреи, христиане и язычники одинаково владели рабами и пользовались правами и полномочиями, предоставленными им их различными религиозными законами. Во всех общинах находились сострадательные люди, призывавшие рабовладельцев к гуманному обращению со своими рабами, и были даже некоторые попытки закрепить это законом.

Но институт рабства как таковой серьезно не подвергался сомнению и действительно часто защищался с точки зрения естественного закона или божественного промысла. Таким образом, Аристотель защищает состояние рабства и даже насильственное порабощение тех, кто «по природе рабы, которым выгодно управляться такой властью»; другие греческие философы высказывают аналогичные идеи, особенно о порабощенных пленниках из покоренных народов. Для таких рабство не только право; это также в их пользу.

Древние израильтяне не заявляли, что рабство выгодно рабам, но, подобно древним грекам, чувствовали потребность объяснить и оправдать порабощение своих соседей. В этом, как и в других вопросах, они искали скорее религиозную, чем философскую санкцию, и нашли ее в библейском рассказе о проклятии Хама. Примечательно, что это проклятие касалось только одной линии потомков Хама, а именно детей Ханаана, которых израильтяне поработили, когда завоевали Землю Обетованную, и не коснулось остальных.

Коран, как и Ветхий и Новый Заветы, предполагает существование рабства. Он регулирует практику учреждения и, таким образом, имплицитно принимает ее. Пророк Мухаммед и те из его сподвижников, которые могли себе это позволить, владели рабами; некоторые из них приобрели больше путем завоевания.

Но кораническое законодательство, впоследствии подтвержденное и развитое в Священном Законе, внесло два важных изменения в древнее рабство, которые должны были иметь далеко идущие последствия. Одним из них была презумпция свободы; другой – запрет на порабощение свободных людей, за исключением строго определенных обстоятельств.[205]

Коран был обнародован в Мекке и Медине в XVII веке, и фоном, на котором следует рассматривать кораническое законодательство, является древняя Аравия. Арабы практиковали форму рабства, подобную той, которая существовала в