Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2

Председатель. — По поводу невозможности исполнить?

Макаров. — Я не говорил о невозможности, я говорил о том, что прошу разрешения не исполнять впредь до моего доклада.

Председатель. — Я говорю про дело Манасевича-Мануйлова.

Макаров. — Да, я так и написал, что дело это отложено и что я прошу разрешить мне представить мои соображения.

Председатель. — В бытность вашу министром юстиции были такие дела, прекращения которых добивались до суда и по которым вы делали бы доклады бывшему императору в положительном смысле, т.-е. в смысле прекращения этих дел до суда?

Макаров. — Нет. Что касается дела Манасевича-Мануйлова, то в переписке министерства юстиции вы найдете письмо графа Ростовцева,[*] который пишет мне, что государыня императрица выразила желание или повеление о том, чтобы это дело было направлено к прекращению по 277 статье. На это я ответил, что считаю это незаконным.

Председатель. — Скажите, пожалуйста, какие наиболее рельефные случаи в отношении законопроектов были проводимы в бытность вашу министром юстиции по 87 статье?

Макаров. — По 87 статье?… Их не так много. Это был вопрос квартирный, затем о конфискации имуществ при обвинении в государственной измене, потом целый ряд законов об ограничении землевладения иностранных подданных, немецких выходцев, с дополнительными разъяснениями.

Председатель. — Это наиболее главные?

Макаров. — Да.

Родичев. — Выборы в Государственную Думу в 1912 году производились во время вашего министерства. Тут был план кампании вмешательства в выборы, который несомненно составлен заранее. Он составлен под вашим руководством?

Макаров. — Собственно, прямого вмешательства в выборы я не уполномочивал производить.

Родичев. — Но ведь вы сделали предположение, что будет известная кандидатура. Были сделаны предположения о том, что известное количество мест будет предоставлено духовенству?

Макаров. — Нет.

Родичев. — Вы этого не сделали. Но план кампании существовал во всяком случае?

Макаров. — Я скажу откровенно: план кампании был самый общий; план кампании сводился к тому, чтобы выбирать тех, кто сильнее в данной местности. Может быть с успехом проведен всякий от октябристов и правее. Вот что я должен с полной откровенностью сказать. Там, где октябристы достаточно сильны, — они и шли; где они были слабее, — шли националисты.

Родичев. — При помощи каких средств?

Макаров. — При помощи участия духовенства, должен сознаться.

Родичев. — А при помощи назначения выборов не в воскресные дни? При помощи вызова для объяснения чиновников?

Макаров. — Этого я не касался. Это уже губернаторы злоупотребляли, так сказать.

Родичев. — А скажите: злоупотребляя, эти губернаторы могли рассчитывать на снисходительное отношение министерства? На то, что министерство закроет глаза на эти злоупотребления?

Макаров. — Не скажу, что всегда. Потому что некоторые из тех действий, которые так предпринимались, — потом, когда многое выяснилось (ведь из Петрограда не видишь, что делается в Нижнем Новгороде или других губерниях), — конечно, вызывали осуждение.

Родичев. — Они вызывали осуждение. Но вам известно, что среди губернаторов, да и не среди губернаторов только, а вообще среди избирателей, составилось убеждение, что статья закона, карающая за злоупотребления по выборам, не будет действовать?

Макаров. — Я не знаю, на каком основании. Может быть, и создалось такое убеждение, но мне это неизвестно.

Родичев. — Скажите, вы следили в качестве министра внутренних дел за общественным мнением по этому вопросу или не следили?

Макаров. — Я следил. Но могу одно сказать, что, с моей стороны, никогда никаких намеков на то, чтобы эта статья прекратила свое действие, не было и быть не могло.

Родичев. — Скажите, пожалуйста, не было ли среди губернаторов убеждения в том, что участие в выборах, в оборудовании выборов в желательном для правительства смысле есть залог успеха по службе, и наоборот?

Макаров. — Может быть. Я этого не отрицаю.

Родичев. — Как же вы относились к этому общественному мнению? Содействовали ли вы образованию его или, наоборот, воздерживались от вмешательства в выборы, — противодействовали этому?

Макаров. — Я могу сказать, что я этому не содействовал. А противодействовать — нет, я не мог.

Родичев. — И той агитации, которая исходила из министерства внутренних дел, тоже не противодействовали?

Макаров. — У министерства внутренних дел агитации почти не было.

Родичев. — Вы значит отрицаете агитацию Харузина?

Макаров. — А в чем же она выразилась?

Родичев. — В распределении избирательных округов. Ведь губернаторам были даны инструкции.

Макаров. — Это не агитация, а деление на курии.

Родичев. — Назовем это выборным мошенничеством, как везде на собраниях это называлось.

Макаров. — Это выражение более соответствует, чем слово агитация.

Родичев. — Извиняюсь за неправильное выражение.

Макаров. — Простите, я не в таком положении…

Председатель. — Александр Александрович, ведь это вас не обидело. Я думаю, что выражение, которое употребил Ф. И. Родичев, не должно было нисколько вас обидеть, так как он употреблял его именно, как общеупотребительное выражение.

Родичев. — Это перевод французского выражения fronde électorale.[*] Ведь такое распределение округов, чтобы такой-то избиратель, действующий в видах правительства, очутился в округе, а избиратель, действующий не в видах правительства, очутился вне того округа, где он имеет влияние, — ведь такое распределение округов и губерний делалось с ведома министра?

Макаров. — Нет.

Родичев. — Нет? Это было, значит, без его ведома? Вы значит, игнорировали?

Макаров. — Я не игнорировал. Единственное участие, которое министерство внутренних дел принимало в выборах, это деление куриальное, но это по закону предоставляется министру внутренних дел.

Родичев. — А сокрытие! Были, например, получены сведения, что такой-то выборщик судился за кражу, и полиция сообщает эти сведения. Но выборщик этот желателен правительству — и лицо, сообщающее эти сведения, получает инструкцию: «молчи». Считали ли вы возможными подобные случаи?

Макаров. — Нет, я не знал. Но считаю возможным. В этих случаях, в этих злоупотреблениях участия не принимал.

Родичев. — Вы не принимали участия, т.-е., если бы такие случаи оказались возможными, то вы участия в них не приняли бы?

Макаров. — Нет.

Родичев. — Конечно, очень трудно утверждать отрицательное обстоятельство, как и отрицать его. Но не припомните ли вы вот какого обстоятельства, касающегося московских выборов: я утверждаю, что в министерстве внутренних дел было сообщено о выборщике, что он судился за кражу…

Макаров. — Малиновский?

Родичев. — И было издано распоряжение не противодействовать выборам.

Макаров. — Я этого распоряжения не делал. Больше ничего сказать не могу.

Родичев. — А если бы какое-нибудь лицо, давшее это распоряжение и принадлежавшее к министерству внутренних дел, сообщило вам, что оно вам об этом докладывало?

Макаров. — Я все-таки скажу вам «нет», потому что я такого обстоятельства не помню и утверждаю, что его не было.

Родичев. — Каково было ваше отношение к действиям губернатора Маклакова по Черниговской губернии? Были у вас жалобы?

Макаров. — В истории черниговских выборов и в истории столкновения Маклакова с председателем губернской управы Савицким я был не на стороне Маклакова. И даже больше вам скажу: я его вызывал. Но когда я его вызвал, то оказывается, — он был сделан министром внутренних дел, как раз в это время. Я его сам вызвал.

Родичев. — Там-то именно, в Черниговской губ., и случилось, что октябристам противодействовали, что октябристов, принимавших участие в выборах, выперли. Теперь я задам, с вашего разрешения, вопрос относительно выборов нижегородских. До вас доходили сведения о деятельности губернатора Хвостова?

Макаров. — Потом — да.

Родичев. — А в то время?

Макаров. — Во время выборов — нет, кроме дела Салазкина, которое я знал и которое рассматривал исключительно с юридической точки зрения.