Социальная история двух удовольствий - Аркадий Юрьевич Недель

бы и нет? Считала же Хильдегарда Бингенская, известная монахиня-визионер XII века, что Адам и Ева говорили по-немецки.

Но так или иначе, просветительская деятельность Ланца имела большой успех. Тираж журнала достигал ста тысяч экземпляров (в маленькой Австрии <sic!>), а «Теозоологию» с большим энтузиазмом приняли, например, Август Стринберг и Отто Вейнингер – отнюдь не малограмотные авторы. Сам Гитлер значился среди читателей «Остары», но большую, чем читательскую активность он в то время, будучи бездомным художником, не проявлял. Это случится позже, когда немецкий андеграундный драматург и журналист Дитрих Эккарт познакомит молодого Адольфа Гитлера с членами общества «Туле», которым – тем из них, кто погибнет во время мюнхенского путча в 1923 году – он посвятит «Майн Кампф». И к слову, по поводу этой книги: строго говоря, Гитлер был ее соавтором. Отбывая срок в тюрьме, в очень приличных условиях, Гитлер мог принимать посетителей. Одним из них был Рудольф Гесс – друг и ученик Карла Хаусхофера, генерала, политолога, одного из основателей геополитики. Это его идеи, в частности, концепцию «жизненного пространства» (Lebensraum), Гесс пересказывал Гитлеру, а тот выстраивал из них будущую нацистскую политико-философскую доктрину, сформулированную в его основном сочинении.

Назвать того же Хаусхофера «малограмотным», как бы этого ни хотелось Леониду Гозману, при всем желании никак нельзя. Он получил прекрасное образование, владел несколькими европейскими и японским языками, написал целый ряд работ, которые легли в основание новой тогда науки. Едва ли был малограмотным культуролог Людвиг Клагес или психиатр Эрнст Рюдин, осуществлявший, среди прочих, программу насильственной стерилизации, о которой мечтал Ланц; едва ли был малограмотным Мартин Хайдеггер, которого сегодня так любит наше философское сообщество – называвший себя не иначе как «фюрером» фрейбургского университета, когда стал его ректором. Да и главный нацистский пропагандист, Йозеф Геббельс, тоже был весьма неплохо образован.

То же касается и многих большевистских лидеров. Гозман пишет: «не считать же за серьезное образование экстернат (заочный факультет) Ленина…». Можно согласиться, экстернатура – не самая лучшая форма образования, но нельзя забывать о том, что Ленин закончил гимназию, а это вполне добротное гуманитарное образование для интеллигента в царской России, т.е. знание немецкого, французского, латыни и худо-бедно мировой истории. Кроме того, Ленин половину жизни провел за чтением книг, и пусть Ильич «ни черта не понял в Гегеле», он его читал, как и массу другой философской и политэкономической литературы. Словом, он был по большей части самоучкой – таким же, как и его сотоварищи: Павел Аксельрод, Григорий Зиновьев, Алексей Рыков, Юлий Мартов, Максим Горький и многие другие. О большевистских интеллектуалах, вроде Анатолия Луначарского или Александра Богданова, мы здесь не говорим.

Утверждать, как это делает Леонид Гозман, что коммунизм и нацизм создала и воплотила в жизнь горстка недоучек, на мой взгляд, чрезвычайное упрощение. Кроме того, это согласуется – уверен, что Гозман этого не хотел – с концепцией французского эссеиста крайне правого толка, антисемита Алена де Бенуа10. Разумеется, среди коммунистической и нацистской элиты были полуграмотные люди, тем или иным способом вошедшие во власть и стремившиеся от нее получить, как правило, в первую очередь материальные выгоды. Но не они совершили эти две, самые удивительные революции в новейшей истории. Если бы эти идеи не соблазнили огромные массы народа, а чтобы это произошло, массы уже должны были быть предрасположены к такому соблазну, коммунизм и нацизм остались бы на бумаге или в лучшем случае стали бы салонным развлечением нескольких десятков недовольных властью людей, которые едва ли бы повлияли на ход мировой истории.

Не вызывает сомнений, что идеология большевиков упала в России на подготовленную почву. Достаточно вспомнить историю самозванчества, тех же Лжеалексеев, появившихся после смерти Петра Первого, чтобы убедиться в том, что идея «доброго царя», царя-спасителя, правителя, несущего в народ справедливость – была всегда очень популярна. Так, в 1723 году в Пскове появился самозванец по имени Михаил Алексеев, который называл себя «царским братом». Он утверждал, что царь Алексей Михайлович посадил его на царство в Грузии. В конце XVIII века широкую известность получил Кондратий Селиванов, который объявил себя «спасшимся царем Петром III». В секте скопцов на Селиванова смотрели как на божественного искупителя, а когда того сослали в Сибирь, скопцы пророчили его скорое возвращение с Востока, что принесет искупление народу.

У политического нацизма Гитлера была долгая «романтическая» история, которая во многом питалась «фолькиш»-сентиментами – от Фридриха Яна, тоже человека с философским образованием, организовавшего еще в начале XIX века спортивные лагеря для молодежи, где он проповедовал пангерманизм, до Рихарда Вагнера и Альфреда Боймлера – ординарного профессора философии, одного из главных интеллектуалов Третьего Рейха, интерпретатора Ницше и – внимание! – близкого друга Томаса Манна (это опять же к вопросу о малограмотности). В своих работах 1920-х годов Боймлер настаивал, что Европой должен править немецкий дух – дух воинской доблести, доставшийся немцам от их славных предков, среди которых он называл Фридриха Барбароссу и рыцарей Тевтонского ордена.

Среди «одинакового» между коммунизмом и нацизмом Леонид Гозман находит «пренебрежение человеческой жизнью, и вера в свое, вождей, особое предназначение и особые права», делая вывод, что «в общем, много чем они были похожи». С одной стороны, с этим вроде бы хочется согласиться. Но с другой стороны, при более внимательном анализе, эта мысль оказывается слишком поверхностной. «Пренебрежение человеческой жизнью» имело место далеко не только в коммунистическом и нацистском обществе. Если взять (наугад) примеры из истории, то человеческая жизнь ничего не стоила в Спарте, где «вера в своих вождей» была не меньше; мало чего она стоила и в европейском Средневековье, когда даже не существовало понятия «детства», не большей ценностью она обладала и в революционной Франции, и т.д. и т.п. Словом, проще назвать периоды мировой истории, где жизнь обыкновенного человека что-то значила.

И если уж искать настоящие параллели между этими двумя идеологиями, то скорее это нужно делать в поле ментальности, а именно: коммунизм и нацизм – две последние мировые попытки создать религию спасения. Одна – для класса, другая – для расы. Одна приняла форму христианской ереси, поместив божественное (трансцендентное) на землю; вторая – последняя языческая религия, восставшая против иудейского монотеизма.

Но больше между ними различий, причем фундаментальных. Коммунизм ставил цель закончить историю, это был проект будущего, в котором должно отмереть само историческое время. Нацизм – попытка возрождения прошлого, пусть и фантазийного, мира древних богов, который повернет вспять «иудейскую» историю. Что же касается часто приводимого сравнения коммунизма и нацизма по части