Дмитрий Винтер - Военные преступники Сталин и Берия. Победа вопреки палачам

Но вернемся к убийству Сталина. По версии И. Эренбурга (изложенной в 1956 г.), 1 марта 1953 г. состоялось заседание Президиума ЦК. На этом заседании Каганович потребовал, во-первых, прекратить «дело врачей», а во-вторых, отменить депортацию евреев. Его будто бы поддержали все члены Политбюро, кроме Берия (?!). Сталин будто бы набросился на своих соратников с бранью, и тогда Микоян сказал: если, мол, мы через час не выйдем отсюда свободными, то армия займет Кремль. В итоге Сталина от волнения хватил удар…

Версия не выдерживает критики хотя бы потому, что сейчас хорошо известно: удар у Сталина случился на даче, а не в Кремле. Это не говоря уже о разных «навороченных» подробностях, вроде того, что Каганович порвал свое удостоверение члена Президиума ЦК и швырнул Сталину в лицо или (согласно версии П. К. Пономаренко, озвученной через год и в общих чертах повторявшей эренбурговскую) что Берия кричал: «Тиран умер, мы свободны!».[261]

С другой стороны, у С. Кремлева (3. С. 199–206) тоже имеют место нестыковки. То есть то, что Сталин смотрел 27 февраля балет «Лебединое озеро», — вполне правдоподобно. То, что Хрущев соврал про очередное застолье у Сталина, поскольку на самом деле тот просто поужинал паровыми картофельными котлетками, фруктами, соком и простоквашей,[262] — тоже. Вообще, тот факт, что обильного застолья не было, заставляет предположить: у Сталина собрался не весь обычный «ближний круг», а только три-четыре человека.

А вот дальше начинается путаница: то ли Сталин пригласил к себе Хрущева и Игнатьева вместе с Берия, Маленковым и Булганиным, чтобы «взглянуть им (Хрущеву и Игнатьеву. — Д. В.) в последний раз в глаза перед тем, как решить, как с ними поступить», то ли Хрущев и Игнатьев приехали сами, без «тройки», чтобы, напротив, самим посмотреть Сталину в глаза и «решить, жить ему или нет» (там же; опять-таки мы видим демонизацию Хрущева!)…

Куда правдоподобнее версия, изложенная самим Авторхановым: предполагалось вызвать у Сталина удар, не влекущий за собой мгновенную смерть, чтобы он умирал при свидетелях. Перед этим из Москвы под разными предлогами устранили сторонников Сталина (руководителей радио и телевидения, министра связи, редакторов «Правды» и «Известий», некоторых, как бы мы сейчас сказали, «силовиков»). Зато вызвали в Москву Г. К. Жукова. Предполагалось начиная с «часа X» вырубить связь сталинской дачи, конфисковать все ее машины, перекрыть все дороги к ней.

При этом Берия сообщил Сталину об «убийственных» показаниях на Хрущева и арестованных врачей, а когда Сталин стал читать «показания», женщина-врач, ставленница Берия, плеснула ему в лицо эфиром. Вождь стал терять сознание, а эта женщина и потом «пичкала» его эфиром, чтобы он медленно умирал.[263] По другой версии, один из врачей (доверенных людей Берия) вколол Сталину нечто, вызвавшее инсульт.

Как бы то ни было, Сталина хватил удар. Интересно, что еще 1 марта «Правда» вовсю пишет о «врачах-вредителях», но уже со 2 марта всякое упоминание о них исчезает со страниц газет. Но это и понятно: номер от 1 марта еще писался по реалиям от 28 февраля, до ночного переворота, а номер от 2 марта — по реалиям от 1-го, когда Сталин уже умирал.

Итак, резюмирует Авторханов, в решающий момент у Сталина не осталось рядом никого: ни «старой гвардии» (Молотова, Ворошилова и т. д.), которых он сам же первыми предназначил к уничтожению и отлучил от себя, ни верного Поскребышева, ни преданного Власика, ни личного врача Виноградова…[264]

Ну, натурально, по Кремлеву, заговорщики должны были обставить смерть Сталина как «естественную», поскольку иначе их, по Кремлеву, «смел бы гнев народа», включая гнев вооруженной части народа — армии (3. С. 223). И всегда эта уверенность, что народ — за сталинцев, и не только народ советский, но и, скажем, югославский. Вот запись из дневника Лаврентия Павловича еще от июня 1948 г.: «В Греции Тито нам уже портачит. Значит, снюхался с Лондоном. Его туда всегда тянуло… Но открыто он с англичанами шуры-муры водить не сможет, народ не даст (выделено мною. — Д. В.)» (3. С. 64). Непонятно, правда, почему югославский народ должен был поддерживать не Тито с его самоуправлением рабочих на заводах, а Сталина, превратившего советских рабочих в крепостных…

Впрочем, в отношении населения крупных городов слова о «гневе народа», возможно, и имеют под собой некоторые основания, но 60 % населения тогда еще жило в деревне (только в 1961-м или 1962 г. городское население СССР превзойдет сельское). А деревня по мертвому Сталину отнюдь не убивалась. Вспомним Солженицына: «Деревня — она вся, подавляюще вся была трезва, несравнимо трезвее города…» Да и в городах не все было так однозначно. Любого, кто имел неосторожность высказаться против Сталина, тут же настигал «праведный гнев» Органов, это несомненно. А вот случаев народной расправы с такими в анналах истории не зафиксировано. Сказанное, конечно, не означает ни того, что не было массовой поддержки Сталина (тоталитарный режим тем и отличается от обычной деспотии, что держится не только на страхе, но и на энтузиазме, внушаемом пропагандой и достаточно обширными социальными мерами в отношении весьма широких слоев населения; однако верно и то, что «массовая поддержка» и «поддержка большинства населения» — не синонимы), ни того, что смерть Сталина не надо было маскировать как «естественную».

Так или иначе, началось заметание следов. Арестовали и отправили в Воркуту (где он стал главврачом лагерной больницы) министра здравоохранения А. Ф. Третьякова, который возглавлял две комиссии — лечившую Сталина и доказывавшую, что лечение было правильным; еще один врач — профессор Русаков — «внезапно умер». Третьяков был реабилитирован лишь через несколько лет.[265] Разогнали и разослали прислугу и охрану, многие из которых прослужили по 10–15 лет.[266] Арестовали и сына Сталина Василия (28 апреля 1953 г.), который, как некоторые (тот же Авторханов) считают, мог стать знаменем контрпереворота.

Но вот «Вождя и Учителя» не стало, и встал вопрос о том, как жить дальше. Само собой, все приготовления к Третьей мировой войне уже с 14 марта 1953 г. прекратились, и началось «послевоенное время».[267] А кроме того?

В постановлении Пленума ЦК, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР от 7 марта 1953 г. говорится об обеспечении «успешного проведения в жизнь выработанной партией и правительством политики». Сталин не упоминается! Авторханов сравнивает это постановление с манифестом Александра I, который обещал править не «в духе незабвенного родителя нашего», как то было принято у российских императоров, но «по сердцу покойной государыни» (Екатерины II).[268]

В послесталинских дневниках Берия проскальзывают намеки на радикальные преобразования. И в самом деле, как констатировал Авторханов, после Сталина быть великим и править успешно мог только АнтиСталин. И Берия это понял.[269] Например, вот запись от 3 мая 1953 г.: «Русский народ у нас вроде главный, а на самом деле его положение хуже других… На Украине легче, сытнее. Кавказ рай…» Интересно, что это говорит грузин Берия русскому Маленкову. Кавказ в то время действительно был раем, насчет Украины не знаю, в Средней Азии жилось куда хуже, чем в России, просто там, как отмечено в том же дневнике, «развитие слабое, им пока много не надо», однако во многом Берия был прав. Согласимся, что данное высказывание актуально звучит и сейчас!

Ну, попутно Берия предложил перестать носить портреты «вождей» на демонстрациях: «Я говорю Георгию (тому же Маленкову. — Д. В.): «Ты один Маленков, зачем тебе еще сотня (портретов на демонстрации. — Д. В.)». Пожимает плечами» (3. С. 216). Отметим, что «послебериевское» руководство СССР до подобного неординарного шага додумалось только при Горбачеве (в 1987 или 1988 году, не помню точно).

А вот предложение Лаврентия Павловича о статусе Германии: «Сейчас в ФРГ все равно будут жить лучше (тут Берия, не в силах преодолеть номенклатурную «классовую ограниченность», добавляет: «потому что надо американцам. —Д. В.). Из восточной зоны немцы все равно будут бежать… А мы нажимаем со строительством социализма. А нам нужна единая демократическая Германия».

Золотые слова! И чуть выше: «Главное — всем войска вывести, чтобы Америку из Европы убрать». А вот это очень интересно! На тот момент, как мы видели, миру угрожал СССР. Но что, если уже тогда Берия, предвидя неизбежность краха последнего, уже тогда задумывался о том, как поведет себя Америка, оставшись единственной сверхдержавой? Если так, то Лаврентий Павлович смотрел очень далеко вперед!

Правда, с учетом всего, о чем говорилось выше, вызывают, мягко говоря, сомнения следующие строки: «И Коба так считал, не успел…»; зато под продолжением — «а теперь этим дуракам не докажешь» (3. С. 216–217) — я лично готов подписаться. Так и не доказали ничего «этим дуракам» до самого 1989 года, когда немцы наконец взяли вопрос объединения в свои руки, воспользовавшись тем, что СССР проигрывал «холодную войну».