Повседневная жизнь русского средневекового монастыря - Елена Владимировна Романенко

оглашением священник произносил три молитвы. Перед чтением второй молитвы постригаемый преклонял голову, и священник держал над ней молитвослов, говоря следующее: «Господи Боже наш! Достойна сотвори быти Тебе взаконившая (Тебе подчинившегося. – Е. Р.) и вся жития сего оставившая и другы, и последовавшая Тебе. Приими убо раба Своего (называлось имя, в данном случае: Алексий. – Е. Р.), отвергшася сих всех по божественным заповедем Твоим, и настави его на истину Твою…»[158]. После молитв священник брал постригаемого за правую руку и вел к аналою, на котором лежало Святое Евангелие. Указывая на Евангелие, священник говорил ему: «Се Христос невидимо предстоит зде, яко никтоже тя нудит на образ сей (здесь Христос невидимо стоит и видит, что никто тебя не принуждает принять монашеский образ. – Е. Р.); блюди, яко ты от предложения своего (смотри, ибо сам того желаешь. – Е. Р.)» И, наконец, иерей спрашивал в последний раз: «Волиши ли ангельскаго образа обручению?» Постригаемый отвечал: «Ей, честный отче, от усердьства». Священник приказывал ему подать ножницы. Послушник давал их игумену, а тот священнику, который вновь обращался к постригаемому с такими словами: «Се от рукы Христовы взимаеши, блюди, к кому приходиши и кому обещеваешися и кому отрецаешися!» Священник постригал волосы нового инока крестообразно со словами: «Брат наш [Алексий] стрижет власы главы своея во имя Отца и Сына и Святаго Духа»[159]. С постригом волос изменялось имя. Послушник Алексий становился монахом Александром. При тихом пении всеми иноками «Господи помилуй» священник облачал нового инока в монашеские одежды, объясняя при этом их духовное значение. При облачении соблюдалась строгая последовательность. Сначала надевали свитку – «хитон вольной нищеты и нестяжания» со словами: «Брат наш [Александр], облачится в ризу веселиа, во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Затем следовал параман – четырехугольный плат с вышитыми на нем буквами: I. С. X. Н. К. – «щит спасения». Параман крестообразно возлагался на плечи и грудь посредством четырех шнурков. Он знаменовал собой крест Господень, который монах принимал на свои плечи и никогда не снимал. Кроме того, стягивая свободную одежду, параман делал монаха способным исполнять любую работу. Затем иноку вручалась камилавка: «Брат наш [Александр], приемлет камилавку великаго ангельскаго образа». Монах перепоясывался кожаным поясом «в умерщвление тела»: «Брат наш [Александр], препоясует чресла своя силою Истинны во имя Отца и Сына и Святаго Духа». На монашеские пояса часто наносили священные изображения. Так, на поясе преподобной Евфросинии (великой княгини Евдокии Дмитриевны), обнаруженном в ее белокаменной гробнице, были вытиснены изображения двунадесятых праздников. Подпоясавшись, инок обувался в сандалии. Тем самым он приготовлялся благовествовать Евангелие всему миру («во уготовление Евангелия миру»). Монашеские сандалии служили духовной защитой иноку, чтобы он «не был уязвлен мысленными змиями в пяту помыслов», подобно мифологическому Ахиллесу, погибшему от укуса змеи в пятку (святой Симеон Солунский)[160].

Дальше монах покрывался мантией – «ризой спасения и броней правды»: «Брат наш [Александр] приемлет мантию – обручение великаго ангельского образа и одежю нетлениа и чистоты». Мантия символизировала собой «строгость, благоговение и смирение монашеской жизни» (святой Симеон Солунский)[161] «Для чего мы носим мантию, не имеющую рукавов? – говорил святой авва Дорофей. – Рукава суть подобия рук, а руки принимаются для обозначения действия. И так, когда приходит нам помысл сделать что-либо руками ветхого нашего человека (то есть человека, не очистившегося от греховных привычек. – Е. Р.), как например: украсть или ударить… то мы должны обратить внимание на одеяние наше и вспомнить, что не имеем рукавов, то есть не имеем рук»[162].

При ношении мантии инок должен был соблюдать особую осторожность: ни в коем случае не разрешалось садиться на мантию. В Кирилло-Белозерском монастыре монахи носили короткие и длинные мантии. Длинные были особо торжественной одеждой, в которую облачались на великие праздники: к утрене и вечерне на праздники Введения Пресвятой Богородицы во храм, Рождества Христова, Богоявления, Благовещения, Успения, в Вербное воскресенье и на память преподобного Кирилла Белозерского. На Пасху в длинных мантиях ходили всю неделю. В день Сретения Господня братия приходили к службе в коротких мантиях, а готовясь к крестному ходу вокруг обители, переодевались в длинные[163].

В самом конце чина одевания на инока возлагался клобук с молитвой: «Брат наш [Александр] приемлет клобук – обручение великаго ангельскаго образа». Древний монашеский клобук имел форму куколя (капюшона). Клобук символизировал собой монашеское смирение и незлобие. Подобно тому как младенец носит капюшон (чепчик), так монах носит куколь. Кроме того, «куколь есть также подобие благодати Божией, потому что как куколь покрывает и греет главу младенца, так и благодать Божия покрывает ум» монаха (авва Дорофей)[164]. Как выглядел монашеский клобук в XV–XVI веках, можно понять по изображениям русских святых на иконах. Он имел «крыльца», нечто вроде ушей, как у шапки. В одном «старческом поучении» сказано, что монах, прежде чем надеть клобук, должен поцеловать его «в крыльца». Кроме того, идя в церковь, монах как бы закутывался в клобук, чтобы его лица почти не было видно. Так же, как и сейчас, клобук надевался вместе с камилавкой (скуфьей), при этом клобук являлся верхним головным убором, а камилавка нижним. Перед причастием инок снимал камилавку и клобук и клал их за левую пазуху.

Завершала чин одевания монашеской одежды молитва: «Господи, Боже наш, возведый раба Твоего [Александра] во дворы духовныя, сопричти его словесному Твоему стаду, очищая помышлениа его от плотских похотей и тщая льсти житейскыя. Собери ему ум не оскудно путь уготовати благолюбящим Тя и распеншему себе миру Царства ради Твоего. Ты бо еси Пастырь и Посетитель душам нашим и Тебе Славу воссылаем, Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно, и во веки веком». Затем священник произносил итоговые слова: «Брат наш [Александр] приял обручение великаго ангельского образа и облекся во вся оружия, во имя Отца и Сына и Святаго Духа»[165].

После того как брат был одет в монашеские одежды, братия отводили нового монаха в диаконник и там с пением кафизмы «Блаженны непорочнии» снова совершали чин пострижения волос: выстригали на его голове «гуменцо». Дальше продолжалась литургия с того места, на котором она была прервана постригом. После чтения Евангелие давалось в руки новопостриженному, к которому подходили игумен с братией и целовали сначала Евангелие, потом нового монаха. После братского целования он становился там, где указывал ему игумен. Удостоенный пострига в ангельский образ монах приобщался Святых Христовых Таин в течение семи дней, а затем игумен отдавал его под руководство духовного старца.

Старец и ученик

Словом «старец» на Руси обозначали не возраст, а степень духовной