Короли и ведьмы. Колдовство в политической культуре Западной Европы XII–XVII вв. - Ольга Игоревна Тогоева

были перечислены уже в материалах процесса Жанны Арвилье, на которые Жан Боден ссылался во введении к «Демономании». То же самое дело указывало, что наиболее опасными представителями второй выделенной им группы ведьм и колдунов автор полагал женщин, о чем прямо сообщал своим читателям[766]. Именно их главным преступным ремеслом оказывалось, с его точки зрения, доведение людей до смерти или насылание на них неизлечимых болезней[767]. Именно они препятствовали воспроизводству рода человеческого: убивали новорожденных и маленьких детей, прерывали беременности и вмешивались в интимные отношения супругов[768]. При этом сами ведьмы имели постоянные сексуальные контакты с дьяволом и его демонами и производили на свет детей, которые уже с момента рождения являлись пособниками Сатаны[769]. Они также принуждали своих близких (мужей и особенно дочерей) отказываться от истинной веры и вступать в их преступные секты[770]. «Достаточно всего одной ведьмы, чтобы сбить с пути истинного целую семью», — заявлял Жан Боден[771], вторя, сам, возможно, того не зная, своим ученым коллегам, приходившим к тем же выводам еще в XV в.

К мужчинам же, занимающимся колдовством, французский демонолог не испытывал такой ненависти, как к женщинам. Напротив, он полагал, что большинство из них обращается за помощью к дьяволу по ошибке или случайно. Тем не менее, он отмечал, что некоторые представители сильного пола умышленно избирают колдовство своим ремеслом. В частности, только мужчины, с его точки зрения, могли становиться оборотнями (Lycanthropes) — пусть даже они и пользовались для этого услугами ведьм, обладавших искусством превращения человека в животное[772]. Сюда же относились «колдуны-куртизаны» (Sorciers courtisans) — образованные люди, выдающимся умом и знаниями завлекающие в свои сети королей и их советников, римских пап и императоров[773]. Все эти правители использовали «колдунов-куртизанов» в своих целях как неосознанно, так и умышленно и, таким образом, также становились приспешниками Сатаны или же погибали в результате наведенной на них порчи.

В подтверждение своих слов Боден не только ссылался на «Поликратик» Иоанна Солсберийского[774], но и приводил конкретные поучительные «примеры». Так, он пересказывал историю визита библейского Саула к Аэндорской волшебнице, прямо называя эту последнюю ведьмой[775] (Илл. 16); вспоминал о преступлении Ангеррана де Мариньи, пытавшегося погубить Людовика X[776]; критиковал Карла IX за прощение, дарованное колдуну по прозвищу «Три лестницы» (Trois eschelies)[777]. Дурные советники, по мнению Жана Бодена, представляли особую опасность для общества, поскольку прежде всего должны были отвечать за поддержание порядка. Однако, превратившись в «сторонников Сатаны», они лишь навлекали на своих правителей и их подданных Божий гнев и всевозможные несчастья — болезни, голод и войны[778].

«Народ таков, каков его правитель», — писал Жан Боден[779], однако он готов был признать, что существуют и другие образованные, а потому весьма опасные для окружающих колдуны, сознательно избравшие путь служения дьяволу. К ним, в частности, относились «священники, проповедники и пасторы», несмотря на то, что представители всех без исключения религий (в том числе языческих) выступали против колдовства[780]. Таким образом, служители культа, по мнению автора, превращались в наиболее отвратительных колдунов[781]: они являлись «предателями» Господа и Его таинств, которые в действительности должны были «свято охранять»[782].

Помимо священников к группе особо опасных колдунов относились и магистраты. Чиновник, позволяющий ведьмам и колдунам избежать справедливого наказания, поддерживал «правление Сатаны» (le regne de Sathan), a потому, безусловно, и сам становился преступником (Magistrat Sorcier)[783]. То же касалось врачей и судей, часто не воспринимающих колдовство как серьезную угрозу для общества[784]. Однако «наилучшими пособниками» (meilleurs subjects) Сатаны французский демонолог полагал тех, кто содействовал появлению все новых и новых ведьм и колдунов, тех, кто завлекал невинные души в свои сети умными речами[785]. Иными словами, Боден выступал против писателей и их издателей, публиковавших сочинения о тайнах природы и пытавшихся постичь правила мировой гармонии, установленные Господом, а потому известные лишь Ему. Именно эти люди совершали истинное святотатство: они заключали договор с дьяволом и должны были быть уничтожены как «одна из наиболее опасных угроз для государства»[786].

Особую нелюбовь французского демонолога вызывали Агриппа Неттесгеймский (1486–1535), немецкий натурфилософ, врач и богослов эпохи Возрождения[787], и его ученик Иоганн Вейер (1515–1588), личный врач Вильгельма V, герцога Клевского (1516–1592)[788]. В 1563 г. Вейер издал собственный труд «О кознях демонов»[789], который уже в 1565 г. был переведен на немецкий[790], в 1567 г. — на французский[791], а в 1584 г. — на английский язык[792]. Эта книга вызвала полнейшее неприятие Жана Бодена, поскольку в ней вера в колдовство объяснялась всего лишь меланхолией (психическим заболеванием, свойственным женщинам) и, таким образом, объявлялась заблуждением, а не реальностью. Критике взглядов своего немецкого коллеги автор «Демономании» посвятил отдельную главу[793], в которой приходил к выводу, что Бейера следует признать «великим колдуном» (grand Sorcier), ибо он рассматривает ведьм всего лишь как инструмент Сатаны, а не как его главных пособников, использующих дьявольские силы в своих преступных целях[794].

Тем не менее, нужно отметить, что французский демонолог допускал существование иных отношений между дьяволом и людьми. Он выделял в самостоятельную группу тех, кто становился, по его мнению, жертвами Нечистого[795]. Это были одержимые женщины, телом и душой которых без их ведома завладевали демоны[796], и от истинных ведьм они отличались так же, как «старые шлюхи» от «изнасилованной девственницы»[797]. Иными словами, одержимыми Жан Боден полагал исключительно представительниц слабого пола и считал, что их «порабощение» дьяволом происходило при помощи ведьм[798]. Подобная точка зрения была широко распространена в Европе XVI в.[799]: жертву дьявола можно было легко узнать по способности говорить с закрытым ртом или с высунутым языком, по умению изъясняться на латыни, греческом или иврите, которых она никогда специально не изучала[800].

Однако, предупреждал далее Жан Боден, необходимо различать одержимых и раскаявшихся в своих преступных деяниях ведьм. Если члены секты по собственному желанию решали оставить службу у Сатаны, он начинал преследовать их, мучить физически, сводить с ума, а иногда даже доводить до смерти[801]. В подобной ситуации ведьму действительно можно было рассматривать как одержимую, которую запрещалось преследовать в судебном порядке. В отношении этих обвиняемых следовало использовать исключительно церковные средства, позволяющие изгнать из человека демона: освященную воду, заклинания, исповедь, святые таинства, реликвии, но прежде всего — молитву[802] (Илл. 17).

Однако,