Красная глобализация. Политическая экономия холодной войны от Сталина до Хрущева - Оскар Санчес-Сибони

Именно в этот момент Кремль начал целенаправленно разрабатывать политическую экономию и строить с некоммунистическим миром как поставщиком энергоносителей и других сырьевых товаров отношения, которые будут преобладать над более эфемерным и искусственным идеологическим антагонизмом холодной войны.

Глава 4

Водоворот: вихрь деколонизации

Отношения Советского Союза с бывшими европейскими колониями не складывались в вакууме. Развивающиеся страны третьего мира уже были включены в сложную сеть экономических отношений со своими бывшими колониальными хозяевами, и в поиске новых отношений лидерам этих молодых стран приходилось руководствоваться в равной степени экономическими и политическими соображениями. Мировой политический дискурс, с которым они столкнулись, возможно, был биполярным, но их экономический выбор практически всегда предопределялся преобладанием в структуре мировой экономики западных стран, на долю которых приходилось более двух третей мирового производства. Советский Союз, недавно вышедший на мировую арену смиренный игрок, быстро осознал, что его возможности в третьем мире ограничены разветвленной сетью экономических связей, тянущихся из давно сформировавшихся центров промышленно развитого мира. Рассмотрим следующие три примера.

В феврале 1958 года посол Индии в Советском Союзе К. П. Ш. Менон вместе с родственником премьер-министра Индии Джавахарлалом Неру посетили тогдашнего председателя Госплана И. И. Кузьмина. Обсуждение в основном касалось потребности Индии в советском промышленном импорте и расширении индийско-советской торговли; прошло 11 лет с момента обретения Индией независимости и всего семь лет с тех пор, как Неру начал строить экономику страны на основе пятилетних планов развития. Идея индийцев заключалась в том, чтобы развивать импортозамещающие отрасли промышленности, которые бы ускорили наступление экономической независимости Индии от Запада[290]. Эти речи звучали музыкой для ушей Кузьмина, так как вполне соответствовали советским внешнеэкономическим задачам в отношениях со странами Юга[291]. Кузьмин ответил индийской делегации, что поддерживает эту политику. В комнате воцарилась теплая и уютная атмосфера простого единения: расширение торговли между Индией и Советским Союзом было выгодно каждой из сторон.

Можно ли в этом случае говорить о знаменательном выборе Индии в пользу экономического и геополитического союза с Советским Союзом? Загвоздка состояла в следующем: индийская стратегия импортозамещения заставила правительство увеличить в течение второй пятилетки до 1 млрд долларов в год сумму задолженности перед западными банками, которую оно должно было начать выплачивать в следующую пятилетку[292]. Спустя два года после начала второй пятилетки индийцы, осознав критически низкий уровень валютных резервов, пришли к выводу, что они не в состоянии закупать западное промышленное оборудование, которое было необходимо для достижения запланированного. Индийцы предложили советской стороне вариант бартерной торговли. Их интересовало, не мог бы СССР предоставить кредит и рассмотреть возможность покупки индийских товаров сейчас, что позволило бы Индии прибрести советское промышленное оборудование позже[293]. Атмосфера в комнате сменилась на холодную и деловую, когда Кузьмин дал по-дипломатически уклончивый ответ.

Или обратимся к случаю, произошедшему в кабинете египетского министра экономики в сентябре 1962 года. Советский торговый представитель в Египте Ф. К. Коканбаев пытался выяснить причины, по которым эта страна не выполняла перед Советским Союзом свои обязательства по поставкам хлопка в соответствии с долгосрочным торговым соглашением между двумя странами, предусматривавшим экспорт 75 тыс. тонн этого сырья. Коканбаев узнал, что египтяне продавали хлопок на западных рынках, не будучи столь уверенными относительно точного объема поставок в Советский Союз. Соглашение, таким образом, игнорировалось[294]. Заместитель министра экономики Египта Закария Тауфик не нашел что сказать советскому гостю по этому поводу. Он перешел в контрнаступление: либо СССР снизит цены на экспортируемую продукцию, либо египетское руководство не сможет удержать цены на хлопок, и в итоге Советский Союз может получить меньший объем товаров, чем было оговорено[295]. Коканбаев возразил, что цены на египетский хлопок уже на 7-10 % выше суданских. На это возражение египетский замминистра пренебрежительно ответил, что они всегда успешно конкурировали с Суданом. В конце он напомнил о запрете реэкспорта египетского хлопка на мировом рынке.

Наконец, рассмотрим пример Кубы. В июля 1963 года молодое островное революционное государство запросило у советского Министерства внешней торговли запчасти для своих автобусов. Уже спустя два года после того, как Соединенные Штаты ввели на поставки Кубе полное эмбарго, кубинские автобусы GMC американского производства начали ломаться, и из-за отсутствия запасных частей их нельзя было отремонтировать. Как оказалось, дизельные двигатели, выпускавшиеся Ярославским моторным заводом, были очень похожи на американские, и кубинцы запросили их импорт[296].

В каждом из этих примеров сложившиеся экономические отношения между мощными промышленно развитыми странами Запада и новыми независимыми странами Юга формировали контекст и определяли границы экономических отношений последних с Советским Союзом. Индийцы стремились к полной экономической автономии, но преуспели лишь в увеличении суммы долгов перед западными банками, что предопределило их нерешительный поворот к Советскому Союзу; египтяне продавали хлопок Советскому Союзу только до тех пор, пока советское руководство предоставляло им более выгодные, чем другие игроки на международных рынках, условия; а тесные отношения Кубы с Советским Союзом сложились под влиянием инициированного американцами полного отчуждения первой от мировой экономики, отчуждения столь же существенного для положения Кубы в 1963 году, как и ее экономическая и технологическая зависимость от Соединенных Штатов всего несколькими годами ранее. СССР и его новые друзья на Юге вели борьбу за устранение или, по крайней мере, удовлетворение неизбежной потребности в валюте, напечатанной Министерством финансов США.

Харибда

Архивные данные не подтверждают существование какой-либо господствующей стратегии или даже неуклонного стремления советского руководства оказывать решающее влияние на развитие стран третьего мира в своих интересах в 1950-е годы[297]. Великого коммунистического крестового похода не было. Список стран, которые СССР хотел облагодетельствовать (Индия, Египет, Индонезия и др.), включал с трудом поддающиеся влиянию большие и политически плюралистичные государства – это истина, когда-то известная Западу, но быстро забытая в период деколонизации. Ближе всего к идеологически обусловленной стратегии была точка зрения, согласно которой советские экономические отношения должны в целом способствовать росту государственного сектора и принятие экономических решений должно быть централизованным. В этом не было ничего особенно подрывного. Вера в трансформационный потенциал государства, позволивший бы ему подстегнуть экономическое развитие, была широко распространена – даже в богатых либеральных странах, которые оказывали помощь бедным государствам таким образом, чтобы она приносила пользу городским элитам и государственной власти[298]. Один знаменитый экономист полагал, что это вопрос времени и экономической структуры, а не веры; Гершенкрон сформулировал простую истину: желающие быстрого промышленного развития, но запаздывающие планировщики вынуждены прибегать к механизмам централизованного управления. Иными словами, чем позже страна приступит к индустриализации