Знакомьтесь, литература! От Античности до Шекспира - Константин Александрович Образцов

отражение естественного процесса культурной эволюции от коллективного архаического к новому личному, маркер начала перехода от мифологической к гуманистической системе ценностей.

Ведь откровенно говорить о своих чувствах — это очень-очень человеческое.

Произведения такой новой лирики авторы сами исполняли соло, под аккомпанемент семиструнных кифар. Древнегреческие поэты были настоящими рок-звездами своего времени, а их слава уж точно была не меньше, чем у знаменитейших «монстров рока» ХХ века: изображения античных лириков еще при их жизни украшали вазы и скульптурные барельефы, их частная жизнь становилась предметом громких скандальных сплетен, а после смерти на родине в их честь воздвигали жертвенники, как богам и легендарным героям.

Александрийские филологи, которым мы обязаны множеством дошедших до нашего времени произведений античной литературы, и которые, в том числе, ввели в литературоведческий обиход сам термин лирика, еще в III в. до н. э. составили канон из девяти древнегреческих поэтов, достойных изучения — сейчас его назвали бы ТОП-9. В него вошли авторы как хоровой, так и сольной лирики. Хоровая представлена такими поэтами, как Алкман, Стесихор, Ивик, Симонид, Пиндар, Вакхилид. Ни в коей степени не умаляя масштаб талантов этих прославленных гимнографов, мы обратим внимание на мастеров сольной лирики: Сапфо, Алкея и Анакреонта.

Судьба их поэтических текстов сложилась крайне неблагополучно. До наших дней дошло чрезвычайно мало полных — или тех, которые можно считать полными — произведений. Большинство сохранились только в виде фрагментов, порой очень малых, в одну-две строки: отрывки из грамматических упражнений для школы, случайные цитаты, упоминания в других текстах или даже в частных письмах. Самый большой урон письменному наследию античной поэзии нанесли разрушение и пожар Александрийской библиотеки в III в. н. э., во время карательных походов в Египет римских императоров Аврелиана и Диоклетиана; кроме того, исчезновение некоторых греческих диалектов сделало затруднительным перевод и дальнейшее сохранение текстов на беотийском и эолийском наречии, а доминирование христианства, в целом лояльно относившегося к эпосу или драме, не способствовало бережному отношению к древней лирике, полной греховных идей и переживаний.

Впрочем, это не помешало древнегреческой поэзии снова обрести популярность в Европе в период Ренессанса и во многом определить развитие классической лирики последующих культурных эпох. В России произведения античных авторов стали известны с XVIII века, когда первые переводы Анакреонта представил публике Антиох Кантемир. Сегодня для русскоязычных читателей, вероятно, самым полным собранием стихов древнегреческих авторов является сборник «Эллинские поэты» в переводах В. Вересаева. Он открывается гимнами Гомера и поэмами Гесиода, а сразу за ними следуют произведения одного из самых известных античных поэтов, не включенного александрийскими филологами в перечень уважаемых авторов, но невероятно популярного при жизни и после смерти, язвительного хулигана и чувствительного лирика, воина и бродяги — Архилоха.

Он родился то ли в 680, то ли в 690 году до н. э.: когда речь идет про VII в. до н. э., десятилетие — более чем допустимая погрешность. Его родиной был остров Парос — мраморная глыба в Эгейском море, чуть прикрытая скудной почвой, один из множества островов Кикладского архипелага. Сто лет спустя Парос станет основным поставщиком мрамора для величественных дворцов и храмов по всей Элладе, а во времена Архилоха тут жили в основном тем, что ловили рыбу, пасли коз и кое-как выращивали виноград. Население вряд ли превышало две-три тысячи человек, но и тут имелись свои элита и простолюдины. Архилох был незаконнорожденным сыном местного аристократа: его отец происходил из рода жрецов Деметры, которую очень почитали на острове: престижа ради местные утверждали, что именно здесь богиня узнала о похищении своей дочери Персефоны, и наверняка даже могли бы показать точное место, где это произошло. Мать поэта была рабыней из Фракии, исторической области на территории современной Болгарии; такое происхождение сохраняло право быть свободным гражданином, но почти не оставляло возможностей для социального развития. Пасти до конца своих дней коз на родном Паросе Архилох не желал и поэтому стал наемником-копьеносцем, выбрав полную риска и приключений жизнь профессионального воина. О ней он пишет в значительной части из дошедших до нас примерно 120 отрывочных фрагментов стихов. Вот, к примеру, чем добывает свое пропитание солдат-наемник:

«В остром копье у меня замешен мой хлеб.

И в копье же — Из-под Исмара вино.

Пью, опершись на копье»[18].

Греческая рабыня. Фотография 1851 г.

А вот — разудалое, витальное, из морского похода:

«Чашу живее бери и шагай по скамьям корабельным.

С кадей долбленых скорей крепкие крышки снимай,

Красное черпай вино до подонков.

С чего же и нам бы

Стражу такую нести, не подкрепляясь вином?».

Или мрачно-ироничное, цинично-солдатское:

«Мы настигли и убили счетом ровно семерых:

Целых тысяча нас было…».

Архилох всего на семьдесят лет младше Гесиода, а значит, если принять за истину исторические легенды, то и Гомера. Он рядовой гомеровских войн, пехотинец Агамемнона; он один из тех безымянных ахейцев из «Илиады», которые держали щитами строй, пока вожди и герои, сходясь в поединках, обменивались величественными фразами и могучими ударами копий; это кровью таких, как он, были забрызганы до самых осей колесницы царей, и таких истреблял без счета Ахилл в водах Скамандра или Гектор у стен укрепленного лагеря. Слова Архилоха — это голос простого копейщика, дерущегося на чужой войне, и он говорит нам что-то совсем не похожее на торжественные речи властителей и полководцев:

«Носит теперь горделиво саиец мой щит безупречный:

Волей-неволей пришлось бросить его мне в кустах. Сам я кончины зато избежал. И пускай пропадает

Щит мой. Не хуже ничуть новый могу я добыть».

Архилох четырьмя строчками разбивает шаблонное представление об архаике как времени монолитного торжества некоей единой духовной традиции, сложенной, будто стена, из незыблемых ценностей. «Со щитом или на щите», — сакраментально провозглашает стандарты доблести знаменитый спартанский афоризм; «пропади он пропадом, этот щит, который мешал убегать с поля боя», — отвечает на то Архилох. Это слова реального воина, из плоти и крови, а еще — человека, ставящего бесценную жизнь выше навязанных условностей так называемой чести и социальных доктрин.

Впрочем, не только социальных. Став свидетелем солнечного затмения и того смятения, в которое погрузило это явление очевидцев, Архилох написал:

 «Можно ждать, чего угодно, можно веровать всему,

Ничему нельзя дивиться, раз уж Зевс, отец богов,

В полдень ночь послал на землю,