Александр Королев - Загадки первых русских князей

Разумеется, контакты с Византией, крещение русских князей способствовали их выделению среди славянской знати и возвышению над подчиненными славянскими племенами. Однако все эти задачи были поставлены перед русами гораздо раньше середины X века и не могут служить объяснением столь быстрой христианизации Руси. Необходимо искать более конкретную и в то же время более простую причину.

В источниках имеется несколько версий крещения княгини Ольги в Византии. Повесть временных лет сообщает, что Ольга крестилась в Царьграде в 6463 (955) году и приняла имя Елена. Летописный рассказ о ее визите в столицу Византии, как мы уже отмечали, полон всевозможных сказочных деталей. Летопись перепутала даже византийских императоров, назвав императора, встречавшегося с Ольгой, Иоанном Цимисхием, хотя на самом деле это был Константин Багрянородный. В труде самого Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора» сохранилось известие о визите Ольги в Константинополь в 957 году. А в «Продолжении хроники Регинона Прюмского» сообщается, что Ольга-Елена крестилась в Константинополе, при императоре Романе (959–963). Поскольку само известие об этом помещено в хронике под 959 годом, то и визит Ольги в Константинополь следовало бы отнести к этому же времени. Сообщение это по сей день не получило достаточно обоснованного объяснения в науке. Наконец, древнерусский книжник Иаков Мних (XI век) сообщает, что Ольга крестилась в Царьграде и прожила в святом крещении 15 лет{195}. Получается, что Ольга крестилась в 954 году. По сей день ученые не пришли к согласованному мнению о времени крещения Ольги. Появилась версия о нескольких поездках Ольги в Царьград. Так или иначе, но мнение о том, что Ольга крестилась в Константинополе, остается наиболее популярным в историографии.

Церемония приема иностранных посольств императором Византии была очень сложна и производила на «варваров» неизгладимое впечатление: «При приеме в наиболее роскошном, главном тронном зале дворца — Христориклине Магнавры, когда император восседал на троне Соломона, получавший аудиенцию вводился в зал после того, как участвующие в церемонии византийцы-носители почетных титулов «встанут на свои места» в должном порядке. Иноземца вводил остиарий (привратник). Впереди шествовал логофет дрома. На определенном расстоянии от трона иноземец падал ниц, совершая проскинесис. Именно в этот момент играли органы и совершал под воздействием скрытых внизу механизмов движение трон Соломона, возносившийся вверх, а затем опускавшийся в прежнее положение. Встав с колен, иноземец делал несколько шагов к трону. Следовавшая за послом его свита делала то же самое одновременно с ним и расходилась по двум сторонам от прохода к трону. Когда иноземец вставал на положенном расстоянии, логофет от имени императора задавал ему этикетные вопросы (о здоровье его государя, его вельмож и о благоденствии народа). Затем протонотарий дрома (начальник канцелярии ведомства внешних сношений) вносил дары иноземца. Когда их подношение завершалось, посол вновь совершал проскинесис и выходил из зала. Если приема ожидали послы других стран, то по выходу первого по точно такому же ритуалу вводился второй, затем третий и т. д. После выхода последнего иноземца покидали зал и придворные. Лишь после ухода всех императоры вставали, снимали парадные короны и одеяния и по царским переходам возвращались в жилую часть дворца. Прием был завершен. Практические цели посольства обсуждались с послом сановниками и самим императором в другое время, в деловой обстановке.

В описаниях указывается, как специально для приемов были украшены помещения дворца, площади и улицы близ него, кто из чиновников отвечал за украшение того или иного объекта, чем он был украшен и за какой счет (цветные ткани, золотые и серебряные вещи брали в это время из церквей, богаделен, лавок ювелиров), как и где были размещены в парадных одеяниях отряды дворцовой гвардии… и носители всех титулов, «вплоть до последнего», а также члены цирковых партий, певцы и музыканты»{196}.

А. Н. Сахаров, проанализировав описание приема Ольги, данное в труде императора Константина Багрянородного «О церемониях византийского двора», пришел к выводу, что в случае с Ольгой византийский двор пошел на значительные отступления от привычного церемониала: «Она без сопровождения подошла к трону и не упала перед императором ниц, как это сделала ее свита, хотя в дальнейшем и беседовала с ним стоя. Кроме того, Ольгу отдельно приняла императрица, которую она также приветствовала лишь легким наклоном головы. В ее честь был устроен торжественный выход придворных дам; беседа русской княгини с императрицей проходила через препозита.

После небольшого перерыва, который Ольга провела в одном из залов дворца, состоялась встреча княгини с императорской семьей, что… не имело аналогий в ходе приемов обычных послов… Здесь, в узком кругу, и состоялся разговор, ради которого Ольга и явилась в Константинополь. Такую практику также не предусматривал дворцовый церемониал — обычно послы беседовали с императором стоя. Право сидеть в его присутствии считалось чрезвычайной привилегией и предоставлялось лишь коронованным особам, но и тем ставились низкие сиденья.

В тот же день состоялся парадный обед, перед которым Ольга опять вошла в зал, где на троне восседала императрица, и вновь приветствовала ее легким поклоном. За обедом Ольга сидела за «усеченным столом» вместе с зостами — придворными дамами высшего ранга, которые пользовались правом сидеть за одним столом с членами императорской семьи, то есть такое право было предоставлено и русской княгине… Мужчины из русской свиты обедали вместе с императором. За десертом Ольга вновь оказалась за одним столом с императором Константином, его сыном Романом и другими членами императорской семьи. И во время парадного обеда 18 октября Ольга сидела за одним столом с императрицей и ее детьми. Ни одно обычное посольство, ни один обыкновенный посол такими привилегиями в Константинополе не пользовались.

И еще одна характерная деталь отличает прием русского посольства и 9 сентября, и 18 октября — на этих встречах не было ни одного другого иностранного посольства. Между тем в практике византийского двора существовал обычай давать торжественный прием одновременно нескольким иностранным миссиям»{197}.

Любопытно, что, подробно рассказывая о визите Ольги, Константин Багрянородный не упоминает о ее крещении. Разумеется, император описывал лишь приемы Ольги, а программа ее визита не ограничивалась встречами с императором. Из других источников известно, что Ольга посещала ипподром. Однако император вряд ли не отметил бы такое событие, как крещение «архонтиссы Росии» во время визита в Царьград. Но Константин об этом событии молчит, более того, он называет Ольгу не ее христианским именем Елена, а Эльгой, как язычницу, подчеркивая тем самым, что он не считает русскую княгиню христианкой. Во время поездки в Царьград Ольгу сопровождал некий священник Григорий, с которым при византийском дворе обошлись не слишком почтительно, вручив едва ли не самые маленькие «дары». Все это может свидетельствовать о том, что Ольга познакомилась с христианством до посещения Константинополя и, как видно, независимо от него, что очень раздражало греков.

Поскольку в «византийской» истории крещения Ольги есть слабые места, в науке начали возникать альтернативные версии. В XIX веке появилась «болгарская» версия крещения Ольги (ее отстаивали М. А. Оболенский, архимандрит Леонид, Д. И. Иловайский и др.). В советское время эта версия была косвенно подкреплена работами, доказывающими существование неизменно дружественных отношений между Киевской Русью и Болгарией уже в первой половине X века, наличие активных культурных контактов и даже заключение неких союзных договоров в правление Вещего Олега и Игоря. Особенно усердно развивал эту идею А. Н. Сахаров. Из шаблонного замечания летописца о том, что Вещий Олег двинулся в поход на Константинополь «на конях и на кораблях», автор делает вывод, что на это нужно было получить разрешение могущественной тогда Болгарии. А раз так, то болгары, «перманентно» боролись с Византией, должны были стать союзниками русов. Позднее, при Игоре, отношения двух братских славянских держав испортились, но «в 907 г. не было ничего похожего» и между Русью и Болгарией было даже заключено некое «тайное соглашение», «хотя необходимо отметить гипотетичность данного вывода»{198}.