Сборник статей - Неизвестная война. Правда о Первой мировой. Часть 1

К вечеру 29 августа кольцо вокруг центральных 15, 13-го и половины 23 корпусов все более сужалось, но оно еще не было замкнуто, оставалось немало коридоров в юго-восточном и восточном направлениях, которые немцы не успевали полностью перекрыть, несмотря на лихорадочные попытки покончить как можно скорее с Самсоновым, чтобы развернуться против шедшего ему на помощь Ренненкампфу. Германские заслоны еще были недостаточно сильны, чтобы остановить отступающие русские части. Но в то же время из-за отсутствия общего руководства, людьми начинает овладевать мысль о безнадежности своего положения. Однако эти настроения, несмотря на всю неимоверную тяжесть отступления, еще не стали преобладающими, и прорыв из окружения продолжается в ночь с 29 на 30 августа.

В районе Кальтенборна ночью 30 августа части 13-го корпуса наткнулись на немецкий заслон, освещавший дорогу прожектором и расстреливавший выходивших из леса русских солдат. Клюев принял решение пробиваться во что бы то ни стало. На острие прорыва выдвинули самую стойкую часть – 31-й Алексопольский полк во главе с решительным и неутомимым полковником Лебедевым. Капитан 13-го корпуса записывал: «По частному почину бывших здесь офицеров выкатили 2 орудия на шоссе, 2 других поставили на соседнюю просеку, рассыпали по обеим сторонам шоссе пехоту, затем подняли, и когда вновь заблистал прожектор, встретили его ураганным огнем, а затем дружно перешли в атаку. Немцы поспешно бежали, оставив раненых и убитых. Пулеметы и орудия успели увезти. Путь был свободен»[159].

Успешный прорыв из окружения совершил и подполковник Сухачевский. Он быстро дошел до Саддека, затем повернул на Пухаловен, где молниеносным ударом смял заслон немцев и ночью 30 августа вышел к своим в районе Прасныша, куда «привел 15 офицеров, 1250 солдат и 14 пулеметов со знаменем своего 31-го полка»[160].

А в это же время Самсонов, будучи тежело больным, находясь в крайне подавленном состоянии и не желая быть обузой для отступавших с ним по лесу офицеров штаба, застрелился…

Днем 30 августа немцы замкнули кольцо окружения, однако оно еще не было достаточно плотным и возможности для прорыва на отдельных участках оставались. Но в условиях потери командования, голода и крайнего измождения тащившихся из последних сил солдат, четверо суток не выходивших из боев, боевого духа уже не оставалось. Люди теряли последние силы.

Остатки корпуса Мартоса, полностью дезорганизованные, рассеялись и пробивались самостоятельно, кто как мог. Генерал Клюев кое-как наладил отход тремя колоннами своего 13-го корпуса, но в ожесточенных боях 30 августа у Валендорфа они стремительно таяли. К отходящим частям Клюева примыкали остатки корпуса Мартоса и продолжали отход в невероятно тяжелых условиях. Леса изобиловали просеками и мелкими речушками, где немцы устраивали засеки и заслоны с пулеметами и артиллерией. Каждый такой заслон приходилось пробивать, тратя время, силы, неся большие потери. И все же германские заслоны были сбиты и правая колонна, совершив стремительный бросок, пробилась из окружения, опрокинув германцев.

Центральная колонна во главе с Клюевым, сбив почти все заслоны и почти выйдя из окружения, сдалась в составе 20000 солдат, когда спасение было так близко[161]. Генералу Клюеву не хватило твердости духа, чтобы совершить последний рывок…

Левая колонна во главе с командиром Невского пехотного полка Первушином, увидев, что путь у Валендорфа прегражден и все просеки у поляны перекрыты пулеметами и артиллерией противника, испытывая желание несмотря ни на что прорваться, бросилась в отчаянную штыковую атаку. «Прорыв был настолько силен и неожидан для неприятеля, что немецкая бригада здесь не выдержала и, бросив орудия и пулеметы, бежала. Около 20-ти орудий, некоторые с полной запряжкой и большое количество пулеметов достались в руки атакующих»[162].

Но дальше продвинуться у нее не было никаких шансов, и здесь русские войска предпочли смерть плену. Полностью окруженные частями немецкого 17 корпуса, они бились с невиданным ожесточением, дорого отдавая свои жизни, пока не легли все до одного, сраженные немецким огнем и переколотые штыками, повторив тем самым подвиг дружины Евпатия Коловрата.

31 августа отдельные группы бойцов продолжали еще просачиваться и пробиваться, кто как может, и некоторым это удавалось. Командир 141-го пехотного Можайского полка, штабс-капитан Семячкин с остатками своего полка пробил заслоны 17-го германского корпуса и вышел из окружения после 6-ти дневных непрерывных боев, принеся замки 2-х германских пушек[163].

Из вышеописанных событий несложно сделать вывод: центральные корпуса 2-й армии попали в окружение вовсе не благодаря германскому военному искусству, а потому что Самсонов в период с 28 по 29 августа утратил управление и дезорганизовал планомерный намеченный отход войск. До начала этого хаотичного отступления все атаки германцев, несмотря на их перевес в силах, уверенно отражались с тяжелыми для них потерями.

Уже в самом начале сражения Гинденбургу пришлось отказаться от «идеи Канн» для 2-й армии.

Но виновниками поражения были также и командующие фланговыми корпусами Артамонов и Благовещенский, которые своими внезапными отходами образовали бреши в линии фронта и оголили фланги центральных корпусов, не сообщив об этом центральным корпусам, поставив их в исключительно тяжелое положение, из-за чего и стало возможным их окружение. Но окружить всю 2-ю армию немецкому командованию так и не удалось.

Германская пропагандистская машина триумфально трубила о «Каннах» XX века и полном сокрушении 2-й армии. После того как к русским пленным прибавили освобожденных немецких, ранее захваченных русскими и гражданских лиц, бывших при 2-й армии, общее число пленных составило, как говорилось сначала 70, а потом 90 тысяч и 350 захваченных орудий. Но в дальнейшем и этого германской пропаганде показалось мало, и она объявила о 160 тысячах потерь 2-й армии, из которых 130 тысяч пленными и 30 тысяч убитыми и 600 захваченных орудий. Получается, что немцы пленили и уничтожили больше, чем было солдат во всей 2-й армии, что, разумеется, совершенно невозможно, т. к. вся 2-я армия насчитывала, как уже было сказано, не более 125 тысяч человек. Из 5 корпусов 2-й армии в окружение попали 2: 15-й Мартоса, 13-й Клюева и некоторая часть 23-го корпуса Кондратовича. Остальные: 1-й, 6-й и большая часть 23-го корпуса с арьергардными боями отступили на русскую территорию. Численность 15 и 13 корпусов, 5 дивизий далеко не полностью укомплектованных никак не превышала 80 тысяч. Но из этой группировки часть раненых солдат была эвакуирована в тыл перед окружением. В само окружение, таким образом, попало до 70 тысяч человек. Из них некоторым удалось вырваться: до 10,5 тысяч из состава 15 и 13-го корпусов и 3 тысяч из состава 23-го корпуса[164]. Еще не менее 10 тысяч просочились из окружения после 31 августа. Всего смогли вырваться из «котла» около 23–24 тысяч солдат. Таким образом, число тех, кто был пленен и погиб в окружении, можно определить в пределах 46–47 тысяч.

Это совпадает с данными офицера штаба 2-й армии Богдановича, который был свидетелем многих боев центральных корпусов и хорошо знаком с документами армии. Он называет цифру потерь центральных корпусов в окружении – 47000 человек[165]. Из них 27 тысяч – убитые и раненые, захваченные на поле боя, большинство из которых умерло из-за отсутствия медицинской помощи. Еще 20 тысяч – это сдавшиеся в плен, половина из которых не строевые или второразрядные части. Фланговые корпуса 6-й и 1-й потеряли до 13 тысяч[166]. Прибавив к этому потери центральных корпусов – 47 тысяч мы получим число потерь 2-й армии за всю Восточно-Прусскую операцию в 60 тысяч солдат и офицеров. Как видим, эта цифра далека от пропагандистских. Потери орудий за всю операцию – 304, из которых 52 было выведено из строя[167]. Эти 304 орудия представляли половину всей артиллерии 2-й армии. В течение всего сражения ни одно русское знамя не было захвачено противником.

Что касается потерь противника, то можно сказать определенно – победа германцам досталась отнюдь не «малой кровью».

Официальная цифра Германского штаба в 13 тысяч потерь, судя по неоднократным случаям их занижения, не могут вызывать никакого доверия. Богданович приводит следующие данные германских потерь: «против 2-й пех. дивизии и лейб-гвардии Кексгольмского полка – 6000, против 13-го армейского корпуса – 17000, 16/29,17/30 и 18/31 августа – 10000; всего против центральной группы русских корпусов – около 34000 человек». Все это говорит о том, что результаты сражения под Танненбергом весьма сильно преувеличены в германской литературе.

Да, несомненно, 2-я армия потерпела серьезное поражение и отступила на российскую территорию с тяжелыми потерями, лишившись примерно от 45 до 50 % своего состава. Потери 2-й армии были велики, но с каких пор потеря 50 % армии является признаком ее «полного уничтожения»? Поэтому ни о каком уничтожении 2-й армии не может быть и речи. Доказательство? Уже через неделю после Танненберга 2-я армия под руководством Шейдемана быстро восстановила свои силы и вела активные боевые действия, чего разумеется никак нельзя было бы сделать с «полностью уничтоженной» армией. В действительности это поражение быстро затмила грандиозная победа в гораздо более крупном сражении в Галиции, где было взято в плен свыше 100000 австрийцев. Разумеется, никакой агонии и разложения русской армии после Танненберга не последовало. Это было поражение на отдельном, частном театре войны и потому не могло иметь таких катастрофических последствий, какие ему приписывают.