Корпорация самозванцев. Теневая экономика и коррупция в сталинском СССР - Олег Витальевич Хлевнюк

потерял свою должность. Уезжая в Москву, Павленко в начале 1952 года заходил к Вергасову на квартиру в Киеве, «как к товарищу». Потом оказал ему помощь в Москве, где Вергасов дожидался нового назначения[321]. Поддержание прежних связей даже после приобретения новых было важнейшим принципом взаимодействия Павленко с «нужными людьми».

Он не прекратил многолетних отношений с В. М. Цыплаковым, продолжавшим служить в армии в ведомстве аэродромного строительства. Сотрудничал с А. А. Датуашвили после того, как тот был переброшен из треста «Львовуголь» в трест «Калугашахтострой». Это помогло в начале 1952 года получить контракт с трестом «Калугашахтострой». Однако в этом случае одной лишь поддержки Датуашвили было недостаточно. Павленко пришлось обратиться для утверждения договора в Министерство угольной промышленности в Москву[322], где к тому времени он также оброс некоторыми полезными связями.

Приобрел он их при помощи Датуашвили и Вергасова. В период строительства дорог к Порицким шахтам Павленко познакомился с начальником главка шахтного строительства Министерства угольной промышленности СССР А. Т. Картозией. Как уже говорилось, Павленко произвел на высокого начальника «впечатление человека сведущего в вопросах дорожного строительства»[323]. Хорошие отношения Павленко установил с подчиненным Картозии, инженером по строительству шоссейных и железных дорог главка Зайцевым, который выезжал в командировки на Порицкие шахты. Зайцев также был высокого мнения об организации Павленко[324]. Павленко несколько раз встречался с Картозией во Львове и на стройке во Владимире-Волынском, а однажды — в Эстонии, куда Картозия выезжал в командировку и где организация Павленко строила дороги для треста «Эстонсланцестрой». По разным вопросам они встречались в Москве. Дважды Павленко посещал московскую квартиру Картозии[325].

В январе 1951 года Картозия познакомил Павленко с замминистра угольной промышленности СССР Э. О. Миндели, который курировал шахтное строительство. Произошло это во время визита Миндели в поселок Сафоново, где Павленко выполнял работы для треста «Дорогобужуголь». Миндели, Картозия и Павленко вместе ужинали в местной гостинице. После этого Павленко отправился вслед за Миндели в Смоленск, где при его поддержке добился от конторы Промбанка погашения задолженности по оплате работ своей организации[326].

Летом 1951 года А. А. Датуашвили и Л. Д. Вергасов пригласили Павленко на встречу с замминистра угольной промышленности СССР В. Т. Шибаевым и А. Т. Картозией во Львове, куда они прибыли с инспекцией. На этой встрече Павленко удалось решить несколько деловых вопросов[327]. В общем, связи с московскими руководителями Павленко пытался выстраивать по оправдавшему себя, хотя и скорректированному сценарию. Следствие не выявило, что Павленко платил высоким московским чиновникам взятки. Однако он демонстрировал им свое умение эффективно работать и «дружить», встречался с ними, как говорилось в справке прокуратуры, «во внеслужебной обстановке»[328].

Следствие не выявило каких-либо незаконных действий московских руководителей в их служебных контактах с Павленко[329]. Применительно к организации Павленко эти чиновники решали рутинные вопросы, которые, как правило, касались выполнения условий договоров, заключенных между угольными трестами и УВС. Павленко прибегал к министерским руководителям как к арбитрам в случае, если обязательства трестов по финансированию и материальному обеспечению срывались, что было обычным в советской системе экономических связей.

Таким образом, в Москве Павленко время от времени помогали решать вопросы, которые в принципе должны были решаться и без особых отношений и связей, но при их наличии решались лучше. В свою очередь, московские руководители рассчитывали на готовность Павленко в случае необходимости решать производственные вопросы неформально, по договоренности. Так, по просьбе Картозии Павленко взялся за достройку небольшого участка дороги для треста «Дорогобужшахтострой», хотя материалы и транспорт этот трест не выделил[330].

Только в случае упомянутой в главе 2 премии за рационализаторское предложение прокуроры настаивали на «незаконной выплате», обмане и хищении государственных средств, хотя на самом деле премия была оформлена в соответствии с законом и за реальную экономию[331]. Основные претензии к руководителям Министерства угольной промышленности сводились к отсутствию бдительности: они проявили «беспечность» и «не заинтересовались, кем в действительности является Павленко и что за организацию он возглавляет»[332].

Такое «благодушие», однако, не обязательно обусловливалось коррупцией. Было бы неправильно считать, что предприятие Павленко держалось исключительно на взятках. На самом деле строительные работы УВС были востребованы многочисленными государственными организациями и их руководителями. У Павленко и чиновников существовали реальные взаимные интересы. Павленко искал заказы, позволяющие извлекать прибыль. Чиновники были озабочены выполнением работ, которые по разным причинам игнорировали государственные строительные структуры. Это было главной и первостепенной основой взаимоотношений.

Даже самые близкие покровители, такие как Датуашвили, получавший от Павленко значительные выплаты, несомненно, прервали бы с УВС все контакты, если бы узнали о ее подлинной сути. Риски провала в этом случае были чрезвычайно высоки. Доверчивость чиновников всех уровней Павленко не нужно было покупать. «Благодушие» было следствием более глубоких факторов, которые действовали помимо Павленко и его организации. Важнейшим среди них был феномен сетевого доверия в аппаратной среде, на котором держалось советское самозванство в целом.

«Благодушие» и «утрата бдительности»: феномен сетевого доверия

Применительно к советской действительности, прежде всего в ее сталинском варианте, историки нередко предпочитают говорить о недоверии или принудительном доверии[333]. Априорные представления о советской жизни нередко рисуют картину всеобщей подозрительности и ослабления доверия между людьми, что стимулировалось государственной политикой террора, поощрения доносов и идеологическими кампаниями бдительности и ксенофобии. В значительной степени это верно. Вместе с тем даже тоталитарная система не способна полностью ликвидировать доверие как важнейший институт социального взаимодействия.

В отношениях между населением и государством его можно заменить принудительным доверием, основанным на страхе или грубой индоктринации. В отношениях между людьми оно может быть сведено до минимума опасениями доносов и риском компрометации «подозрительными связями». Однако в целом вне доверия невозможно решение основной массы проблем повседневной жизни и само существование социума даже в условиях тоталитаризма. А значит, доверие должно сохраняться и проявлять себя в разных формах в разных социальных общностях и группах.

Для прояснения этого вопроса недостаточно априорных социологических конструкций и общего взгляда на некоторые характерные черты советской политической системы. Как верно отмечает Йорам Горлицкий, «одна из сложностей, связанных с доверием, состоит в том, что чем более изощренным является даваемое