Постоянный поход на Восток, или 44 Крестовых похода против славян - Олег Юрьевич Никодимов

накануне Ливонской войны «внутреннее состояние Ливонии представляло самую ужасную и печальную картину внутреннего разложения». В январе 1480 года Ливонский орден атаковал псковские земли, взяв крепость Вышгородок и перебив всех ее жителей. После осады Гдова псковичи обратились за помощью к московскому князю, который прислал войско, в феврале 1480 года вместе с псковской ратью вторгшееся в Ливонию и захватившее Юрьев. После этого весной – осенью ливонцы предприняли новые нападения на Псков и Изборск, на что русские ответили зимним походом 1481 года, когда были захвачены замки Тарвасту и Каркус и осаждена крепость Феллин. После завершения этой русско-ливонской войны был подписан мирный договор, согласно которому Дерптское епископство должно было ежегодно уплачивать так называемую юрьевскую дань Пскову в размере одной гривны (равнявшейся одной немецкой марке или шести венгерским золотым) с души.

В 1492 году была заложена русская крепость Ивангород на реке Нарве напротив ливонской Нарвы, которая должна была охранять рубежи России.

В 1503 году Иван III заключил с Ливонской конфедерацией перемирие на шесть лет, в дальнейшем продлевавшееся на тех же условиях в 1509, 1514, 1521, 1531 и 1534 годах с неизменным упоминанием о «юрьевской дани».

Во время переговоров в 1554 году Иван IV потребовал возврата недоимок, отказа Ливонской конфедерации от военных союзов с Великим княжеством Литовским и Швецией и продолжения перемирия.

Первая выплата долга должна была состояться в 1557 году, однако Ливонская конфедерация на переговорах в феврале этого года потребовала отменить уплату «юрьевской дани», что было отвергнуто царем. В декабре 1557 года в Москву явилось новое посольство ливонцев, с которыми было достигнуто соглашение об оплате долга в размере 30 тысяч венгерских золотых, или 45 тысяч талеров, или 18 тысяч рублей, а в дальнейшем об уплате одной тысячи венгерских золотых ежегодно. Однако эти обязательства ливонцы не выполнили.

Весной 1557 года на берегу Нарвы царь Иван IV заложил порт.

Однако Ливония и Ганзейский союз не пропускали европейских купцов в новый русский порт, и те были вынуждены ходить, как и прежде, в ливонские порты.

Разобщенность и военная слабость Ливонии (по некоторым оценкам, орден мог выставить в открытом сражении не более 10 тысяч солдат), ослабление некогда могущественной Ганзы, экспансионистские стремления Польско-литовского союза, Швеции, Дании и России привели к ситуации, при которой существование Ливонской конфедерации находилось под угрозой.

Согласно традиционному подходу, Иван IV отчетливо осознавал геополитические интересы России и действовал в полном соответствии с ними. Невыплата ливонцами «юрьевской дани» рассматривается историками как предлог к началу войны, а сама война – как неизбежная закономерность. Историки, разделяющие эту точку зрения, отмечают, что между Россией и Европой существовала «ливонская преграда», разрушение которой было необходимым для преодоления страной военно-технического или же культурного отставания. В качестве яркого примера существования такой преграды часто приводят дело Ганса Шлитте, который по заказу Ивана IV завербовал на русскую службу около 300 мастеров различных специальностей, но был задержан усилиями ливонцев, а позже казнен ими. Сторонники другого подхода полагают, что Иван IV не планировал начинать крупномасштабную войну в Ливонии, а военная кампания начала 1558 года была не более чем демонстрацией силы с целью подтолкнуть ливонцев к выплате обещанной дани, в пользу чего приводится факт, что русское войско изначально планировалось использовать на крымском направлении. Так, по мнению историка Александра Филюшкина, со стороны России война не носила характера «борьбы за море»: ни один русский современный событиям документ не упоминает о необходимости прорыва на морские просторы.

Нарушение Ливонией русско-ливонских договоров и противодействие польско-ливонскому союзу

Немаловажным является и факт заключения в 1557 году между Ливонской конфедерацией и Польско-литовской унией Позвольского договора, грубо нарушавшего русско-ливонские договоры 1554 года и включавшего в себя статью об оборонительно-наступательном союзе, направленном против Москвы[37]. В историографии, как у современников тех событий (Т. Бреденбах, И. Реннер), так и у поздних исследователей, сложилось мнение, что именно тот договор спровоцировал Ивана IV на решительные военные действия в январе 1558 года[38], чтобы не дать времени Королевству Польскому и Великому княжеству Литовскому мобилизовать свои силы для закрепления их в Ливонии[39].

Однако ряд других историков считают, что Позвольский договор незначительно повлиял на развитие ситуации вокруг Ливонии в 1558 году. По мнению В. Е. Попова и А. И. Филюшкина, вопрос о том, был ли Позвольский договор casus belli для Москвы, является спорным, так как он пока не обоснован актовым материалом, а военный союз против Москвы в то время был отложен на 12 лет[40]. В. В. Пенской считает, что в данном вопросе не так уж и важно, являлся ли факт заключения Позвольского договора casus belli для Москвы, который как причина Ливонской войны шел в комплексе с другими, такими как открытое вмешательство Польши и Литвы в ливонские дела, невыплата ливонцами «юрьевской дани», усиление блокады Русского государства и прочее, что неминуемо вело к войне[41].

Защита интересов русских купцов и верующих

В письме шведскому королю Густаву Вазе в январе 1560 года Иван Грозный указал не только на нарушение клятвы о выплате дани, но и на «ливонских людей неправды» – осквернение русских церквей и захват имущества русских купцов: «и в Риге, и на Колывани, и в Юрьеве концы нашими завладели и гридни, и полаты, и погребы все освоили и нашим людям в них жити не давали и людям нашим в торгех неправды и обиды всякие делали»[42].

Письмо от 20 февраля 1560 года императору Фердинанду I Габсбургу в ответ на его предложение прекратить войну Иван IV начинает с обвинения в том, что ливонцы «преступиша заповедь Божия и прияша учение люторско». Он добавляет, что еще на русско-ливонских переговорах 1554 года, когда их обвиняли в том, что они «церкви русские освоили», ливонцы обещали «церкви божь русские… очистити», однако вместо этого «церкви наши хрестьянские розбили и на тех, церковных местах сделали исход гноем человеческим».

Таким образом, русский царь говорит о надругательстве над православными храмами. Аналогичным образом обстоит дело с обвинениями в осквернении и уничтожении икон. Встречаются в тексте и другие детали, нехарактерные для русских дипломатических документов того времени, что подтверждает авторство самого царя, а не рядовых сотрудников канцелярии. По предположению Б. Н. Флори, царь пытался создать себе позицию морального превосходства и одновременно унизить адресата как человека, вступившегося за ливонских «еретиков»[43].

В послании царя литовским послам осенью 1563 года также повторяется тезис, что война – это наказание еретиков ради спасения их душ от адского огня