Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 )

несовершенеолетиим, находился в руках своих наставников, иезуитов, которые

ожидали только смерти его благочестивой матери, чтобы сделать его ренегатом.

Был и еще один магнат, защитник православников, изъ

116

.

старинного русского рода Радивилов, князь Христофор, сын известного уже нам

Радивила Перуна; но этот, как и его отец, исноведывал веру Кальвина.

Прочие потомки древней варяжской Руси, например, князья Чорторыйские (по-

польски Чарторизкие), Корецкие, Четвертинские, ИИузыны и равные этим князьям по

родовому вельможеству паны Русичи стояли между католичеством, протестантством и

православием на распутий, подобно недавно исчезнувшему для православия роду

князей Острожских, так что представители одного и того же панского дома

принадлежали к различным вероисповеданиям, и если не были еще католиками или

протестантами, то, пройдя школу воспитания и родственного общения с иноверцами,

сохранили за собой только имя православных.

Московские государственники считали этих Русских людей потерянными для

своего правительства, да и сами они относились к Москве, если не враждебно, то с

пренебрежением, яко к нации невежественной и подавленной царским деспотизмом.

Самое православие московское заподазривали они, называя верою царскою, чтб в

последствии отозвалось и на козаках Богдана Хмельницкого. Православные же вассалы

и слуги великих панских домов, какова бы ни была их личная приверженность к

отеческой вере, не смели и не могли иметь отдельной политики.

За православными панами, по политическому значению, следовало православное

духовенство. Оно искони пополнялось младшими членами панских домов, или же

панскими клиентами, возводимыми обыкновенно на владычества, архимандрии и

протоионии, которых иодаванье принадлежало не одному королю, но часто и

можяовладникам. Теперь этот высший слой духовенства отошел в унию; если же имел

нескольких представителей своих на архимандриях, уцелевших от униатского захвата,

то Московская война прервала всякия сношения между царским правительством и

малорусскими архимандритами.

За мещан и поселян московская политика могла бы ухватиться только чрез

посредство дворянства и духовенства, а как оба эти представители малорусской

народности в Польше были парализованы для Москвы политикой Рима, то

Малорусская земля являлась отрезанною от Великорусской еще больше, нежели в те

времена, когда напекая нунциатура работала в Польсколитовском государстве одной

пропагандой католичества, и епископские кафедры в Малороссии замещались

архиереями православными. Так предусмотрительность просветителей Поль-

.

117

ши заградила путь собирателям Русской Земли, которые устами Иоанна III

торжественно объявили, что будут искать Киева и других отчин предков своих

Рюриковичей, примежеванных великими князьями литовскими к земле ИИястов.

Но малорусское дворянство имело своих представителей не в одних монастырях и

церквах. Кадры Запорожского войска состояли из людей шляхетского происхождения, и

верховодами его были покамест одни члены панских домов, так точно, как и

верховниками духовенства. Правда, это были блудные сыновья, бегавшие в козаки или

от горькой в те времена „школьной части", или от суровой родительской власти, или же

потому, что ни один паиский дом не давал им такого положения, каким пользовался у

князя Острожского Наливайко. Но зато козаки имели собственную политику и в старые

времена независимые дружины их служили московским государям под

предводительством Евстафия Дашковича и князя Димитрия Вишневецкого. Теперь

козаки сделались разорителями Московского Царства в пользу римской политики, рада

хищной добычи и рыцарской славы своей. Но приближалось время, когда им сделалось

тесно в „Королевской Земле", и когда дикия доблести, которыми они отличались в

„Земле Восточного Царя", обратились в страшилище для их старших братий,

польскорусских помещиков. Можно сказать, что московская политика предусматривала

такое положение дел в польскорусской республике и ждала удобного момента., чтобы

воспользоваться козаками для своего великого предприятия.

Несчастные для Москвы и постыдные для ИИольши события, последовавшие за

объявлением, что сын Ивана Грозпого, Димитрий, жив, призвали Козаков к новой

разбойной деятельности* Не имея столько денег, чтобы снаряжать правильные армии

для одоления надломанной уже Стефаном Баторием державы, королевское

правительство дозволяло так называемому Запорожскому войску увеличить число

оооочих Козаков по мере возможности. Напрактиковавшись в московских походах и

размножась до нескольких десятков тысяч, эти ученики старинных запорожцев стали

заодно с ними предпринимать морские походы все в больших и больших размерах. В

1614 году разграбили они торговую пристань Синоп; в 1615-м сожгли две пристани,

Мизевлу и Ахиоку, невдалеке от Царьграда; разбили турецкий флот, привели взятые в

бою галеры в днепровский Лиман и сожгли в виду Очакова; в 1616-м разбила вновь

турецкий флот на Лимане, разорили турецкий’ невольничий рынок Кафу в Крыму и

опустошили черноморские побережья.

118

.

Турки были раздражены козацвнми набегами до крайности, н ГОТОВИЛИСЬ

вимеетить СБОЮ досаду да Польше. Напрасно коронный гетман Жовковский уверял их,

что козаиш состоят лишь в некоторой части из польских подданных, да и то

непослушных королю и осужденных на казнь. Напрасно писал он, что ото не войско и

не народ, а скопище забродников изо всех народов; что днепровские Пороги с

незапамятных времен служили притопом хищной толпе, нападавшей на купеческие

караваны u промышлявшей разбоем во всех соседних странах. Султанское

правительство не хотело слышать никаких оправданий.

Козаки, в самом деле, на добрую половину, были, что называется по-малорусски,

заволоками в стране дававшей им пристанище. Попадая в руки канудан-башей, оии

совсем исчужа внушали им, что единственный способ вытеснить запорожцев из их

логовища, это—заселить Волощину Турками, овладеть Подольским Камяидем, русские

края занять по Киев и основаться прочными осадами йод самим Днестром. План этот

был принят в верховном Диване, и только Персидская война не дала осуществить его.

Тем не менее, однакож, было решено воевать Лсхистан энергически, и в 1617 году

сильное турецко-татарское войско придвинулось к Днестру. С великим мужеством и

неменьшим искусством Жовковский отвел от ИИолыши грозу, НО был вынужден

уступить султану королевское сюзеренство над Молдавиєю и заключил с Турками мир,

под условием уничтожить Козаков, то есть привести их в такое состояние, чтобы

сухопутные границы турецких владений и черноморские побережья были от них

безопасны.

Для этого столь же важного, сколько и трудного дела были двинуты в Украину все

коронные и папские силы, защитившие Поднестрие от мусульманского нашествия. Они

предназначались для подкрепления требований так называемой козацкой коммиссии,

назначенной королем и состоявшей из первенствующих панов Киевского воеводства,

под предводительством великого коронного гетмана и канцлера, всё того же Станислава

Жовковского. Коммиссия собралась, во всеоружии своем, над рекой Росью у села

Ольшанки, близ Наволочи.

Она вытребовала к себе уполномоченных Запорожского Войска, и поставила им на

вид, что козаки большими купами и целыми войсками вторгаются в соседния земли,

что, „выходя на влость* (то есть в королевские и панские имения), притесняют и

разоряют людей всякого состояния. По мнению королевских коммиссаров, при-

.

11!)

чиною всему этому было то, что козаки принимают к себе множество всякого

народу, при котором и сами не могут устроить между собой надлежащего порядка; а

потому коммиссары требовали: чтобы людей, называющихся запорожскими козаками,

не было больше одной тысячи; чтоб эти люди „жили па обычных местах, данных

королем их старшим, и на влость отнюдь не выходили". Для поддержки их военного

быта, им было обещано установленное Стефаном Баторием жалованье—по червонцу и

по поставу сукна каразии на каждого. Прочие же (сказано в акте коммиссии), где бы ни

находились в духовных и светских имениях, чтобы козаками с этого времени больше не

назывались и никаких юрисдикций себе не присвоивали. а были бы во всем послушны

панам, начальству своему, наравне с другими подданными. Если же окажутся