Павел Федоров - Агафон с Большой Волги

"Лучше уж самой бы родить эту несчастную маленькую, наверное, в сто раз легче было бы на душе", - подумалось вдруг. Пронизанная от такой нелепой мысли жаркой, горячей вспышкой стыда, она даже присела на твердый целинный пласт, ребром поставленный на конце гона плужным отвалом, и затаенно насторожилась. Не подслушал ли кто ее ужасно глупые думки? Запечатлелось, запомнилось прочитанное где-то, что теперь и мысли человеческие угадываются на расстоянии.

С другого конца гона на Ульяну надвигалось, сверкая огнями, нечто грозное, грохочущее, слепящее и величавое в сумеречной темноте. Она знала, что это трактор Феди Сушкина. Федя - славный и тихий, серьезный парень, с ним можно встретиться и узнать, как идут дела, а потом уже быстренько возвращаться по кочкастой дороге и снова окунуться в тревожную степную ночь. Если бы не проспала, поехала бы на своем смирном коньке Белоножке домой или же к Марте на кошару, там бы переночевала и все бы ей поведала. Одной-то ой как трудно! Трактор приближался. Громыхая гусеницами, он повернулся на конце гона и замер. Ульяна встала, ступая по мягким, влажным пластам земли, шагнула в полосу света.

Увидев девушку, водитель выпрыгнул из кабины, высокий в отблеске фары, длиннорукий, с темным, как маска, лицом, прикрытым наполовину кожей и стеклом специальных очков, надвинутых на узенький козырек берета.

Ульяна догадалась, что это был не Федя, а также и не его сменщик, молодой тракторист, низкорослый Семен Донцов, веселый и задиристый. Он не пошел бы так спокойно, а обязательно крикнул бы что-нибудь приветливое или забористое, иногда слегка ругательное, от чего она его все время старалась отучить и за последнее время преуспела в этом.

Ульяна в нерешительности остановилась, поджидая приближающуюся к ней фигуру. Снимая на ходу очки, водитель шел прямо на нее. Фара осветила его лицо. Это был Агафон.

- Гоша! Ты здесь? - В ее возгласе были и удивление и растерянность. Его появление явно застало девушку врасплох, да еще после таких несуразных мыслей о маленькой.

- Тебя искать пришел, - просто сказал он. - Тошно стало одному.

- И ты пашешь?

- Решил попробовать. Хорошо! Думал, что забыл все на свете. Оказывается, нет, помню, к тому же и машина в порядке, отлично тянет, обновленно-радостным голосом, многословно и как-то безудержно торопливо проговорил Агафон.

- У нас все машины отличные. А где Федя? Как он дал тебе свой трактор? Он, кроме сменщика, никому не доверяет, - так же поспешно и отрывисто заговорила Ульяна.

- Ну а мне доверил. Он спит в будке, устал... Скоро будет смена. Просил разбудить. Я уже пару часов пашу, - тихо сказал Агафон, задетый ее репликой о доверии, не понимая, как она безмерно рада, что увидела его за рулем трактора в такую, казалось бы, неподходящую для него минуту. Не могла же она сразу в этом признаться.

- Ты, наверное, наделал уйму огрехов. Наши механизаторы готовятся стать ударниками коммунистического труда, а ты можешь им все напортить. Если найду огрехи, чипчиков наставлю и в акт запишу. У меня никакая халтурка не проскочит, так и знай! - стараясь быть начальнически суровой, быстро проговорила она.

Почувствовав в ее голосе наигранно командный тон и услыхав какое-то новое, милое словечко, которого он не знал, Агафон улыбнулся в темноте впервые за весь трудный для него день. Мысленно примирившись, подумал радостно: "Ах, мать честная, да пусть до утра командует!" А вслух спросил пытливо:

- А что такое чепчик?

- Колышек, а на нем пучок ковыля и фанерка с надписью черными буквами: "Б р а к! П е р е п а х а т ь!" А если работал и вчера пил да горшки бил, рядом ставим большой чип со щитом; там уже Федя пишет похлестче, например, так: "Кто пьет, рублем себя бьет!", и еще что-нибудь в этом роде.

- Кто же это придумал?

- Мы, все вместе. А что, плохо, по-твоему?

- Здорово! Даже очень замечательно. Поедем проверим огрехи. Не хочу, чтобы на моих бороздках твой чепчик стоял, - сказал Агафон и, осторожно взяв Ульяну за руку, повел к трактору.

- Ладно, - покорно следуя за ним, проговорила она. - Поедем. Только правильно будет не чепчик, а чипчик.

- Ну, это я так, нарочно переврал. Очень хорошее слово ваш чип. Наверное, твоя придумка, да?

- Здешнее слово, нижнеуральское, рыбацкое. Когда ставят сеть, на чипчиках-колышках крепят веревки. Переняла от папки, он там жил и знает много таких свежих, незатасканных словечек. Проедем один гон, а то я есть хочу, - сказала Ульяна. Подумав о чем-то, спросила: - А ты сегодня что-нибудь ел?

- Забыл, - признался Агафон. - Ты в кабине поедешь или на приступке?

- Нет. Я сама поведу, а ты рядом на приступочку встанешь. Хорошо?

- Ты умеешь водить машину? - удивился Агафон.

- О-о-о! Было бы очень странно, если бы агроном не умел сидеть за рулем. У меня водительские права есть и на трактор, и на комбайн, и даже на автомашину, - садясь за управление, не без гордости проговорила она.

- Ты просто золотой человек, чипчик, - растроганно проговорил Агафон, словно желая одной этой идущей от сердца фразой отблагодарить ее за все, что она сегодня для него сделала. Прыгая на подножку, робко спросил: Можно тебя так называть? Уж очень по душе пришлось мне это словечко.

- Зови, если тебе так хочется. Только не перевирай... - тихо ответила она и, передвинув рычаги управления, спокойно и плавно стронула с места могучую и покорную в ее руках машину.

Весь гон проехали молча. Говорить и кричать при гулко работающем двигателе не хотелось. Прожекторы ярко освещали ровные ряды пашни, перемигиваясь с такими же работающими по всей ночной степи собратьями-богатырями, нарушающими мощными звуками эту дикую, предгорную, разбуженную ими глушь, предназначенную теперь дать людям радость и счастье. А впереди ползущего степного чуда с огненно-самоцветными глазами смутно возвышались горные вершины, словно намереваясь своими удлиненными, мрачноватыми тенями придавить эти яркие, упорно надвигающиеся полосы света прожекторов. Темнота блекла и медленно, крадучись, отступала.

Когда вернулись к будке, их уже ждал, сверкая карманным фонариком, Федя, чистенький, с отчетливо пестреющими на лице веснушками, улыбчивый, счастливый и вовсе не заспанный, в аккуратно сидевшей на его плечах кожаной меховой курточке с какими-то особенными металлическими застежками. "Ну жених, да и только", - подумала Ульяна.

- Не видно, чтобы ты спал! - смекнула она.

- Каюсь, Ульяна Яновна, - смущенно начал оправдываться Федя. - Тут машина подвернулась, домой съездил, бельишко переменил, то да се...

- Да ты два дня тому назад в бане мылся! - заметила Ульяна.

- Неужели? Значит, позабыл. Пылища такая, аж все тело зудит.

Надвинув козырек кепочки на лоб, Федя поскреб за ухом. Оправдываться дальше не было никакого смысла. Еще пуще можно проговориться; зачем домой гонял.

- Тут, наверное, зудит, - Ульяна дотронулась ладошкой до его груди и призналась почти сквозь слезы: - У меня тоже, Федя.

- Ничего, Федор. Я теперь тебя почаще сменять буду, - вмешался Агафон, от души радуясь этому чудесному пареньку.

- Ну, это мы еще посмотрим и, может быть, завтра ему чипчик вывесим, - сказала Ульяна.

- За что, Яновна? - ужаснулся Федя.

- Какое имел право передоверять машину? - уже строго спросила она.

- Да я же только Агафону Андрияновичу!

- А при чем тут Агафон Андриянович, он что, твой сменщик?

- Он лучше Сеньки водит. Я с ним два гона проехал. Дай бог каждому, чтобы так знать машину, как он знает...

- Скажите пожалуйста! А ты знаешь, сколько он огрехов наделал? Я еще в темноте не все рассмотрела. Завтра проверю, и будет вам чипчик, Феденька! - подзадорила она.

- Не может быть, Агафон Андриянович? - светя на обоих своим фонариком, обеспокоенно спрашивал Федя.

- Ни одного огрешка. Честно пахал, - вступился Агафон. - Спасибо, Федя, за доверие. Ты домой заходил?

- Да, забегал на минутку... - неохотно ответил Федор. Выключив фонарь, добавил: - Содом и Гоморра... Не обращайте внимания, Агафон Андриянович. Я тоже от них сбегу, наверное...

Агафон помолчал. Передав Феде очки, отошел в сторонку. Ульяна уже знала все подробности, но тем не менее ей было приятно, что племянник Агафьи Нестеровны на стороне Агафона. Не желая продолжать разговор об этом событии, попросила у Феди еды. Она была очень голодна, да и Агафона надо было чем-то покормить. Федя быстро сбегал в будку и принес краюху черствого, заветренного хлеба. Ничего другого от ужина не осталось.

Всю дорогу шли медленно и с аппетитом ели крошившийся в руках хлеб. Говорили мало. Прогулка успокоительно подействовала на обоих. Когда уже подходили к ферме, Ульяна сказала:

- Ты пройдешь к себе, а я быстренько сделаю яичницу. У меня есть сало и домашние коржики.

Агафон поблагодарил и от угощения не отказался. Спросил, как она здесь питается.

- Когда у механизаторов кормлюсь, когда дома. Молоко, яйца беру. Керосинку завела. У скотниц, тех, что в общежитии находятся, тоже керосинки. Все прокоптили... Сколько раз говорили Захару Петровичу: надо организовать кухню, а при ней столовую, ну, коллективную вроде. Пока можно по очереди готовить. На всех-то проще. А он, "по всей вероятности", только ухмыляется. Зато себе кабинет отделал, а сам там и не сидит, - жаловалась Ульяна.