Златая цепь на дубе том - Акунин Борис Чхартишвили Григорий Шалвович

Оборотную, опасную для империи сторону имело и грандиозное расширение границ. Если прежде большинство населения России было единокультурным и единоверным, то теперь этнические русские составляли меньше половины народа, что породило целый каскад проблем. К этому времени относится зарождение целого букета болезненных национальных «вопросов»: польского, украинского, еврейского. Империя ни одного из них так и не решит — если не считать решением геноцид, опробованный на башкирах и калмыках, вдали от взоров просвещенной Европы.

История Екатерины II и ее преемника Павла I поучительна, ибо наглядно показывает, насколько ограничена роль личности в истории. Даже если эта личность обладает неограниченными властными полномочиями, не в ее силах произвести со страной операции, которые объективно невозможны. Или правитель приспосабливается к реальности и отказывается от своих планов (пример Екатерины), или упорствует и тогда терпит крах (пример Павла).

Жизнь Павла складывалась странно. Давно миновав возраст совершеннолетия, он так и оставался наследником престола, к тому же полуопальным. Ходили упорные (и небезосновательные) слухи, что императрица намерена передать престол не сыну, а внуку Александру, которого отняла у родителей и лично воспитывала. Помимо властолюбия Екатерины это объяснялось еще и тем, что она считала Павла непригодным для власти — и в этом не ошибалась. Павел отличался вздорным характером и был начисто лишен материнского прагматизма.

Поскольку царица скончалась скоропостижно, корона всё же досталась ее сыну, и тот немедленно начал, ни с чем и ни с кем не считаясь, переустраивать порядок вещей в соответствии с собственными представлениями.

Главным, почти параноидальным комплексом Павла было болезненное самолюбие: после долгих лет унижения он требовал от всех нерассуждающего подчинения. Его принцип был — воля царя священна, даже если она абсурдна. «Государь ни с кем не разговаривает ни о себе, ни о своих делах; он не выносит, чтобы ему о них говорили, — писал близкий к царю Ростопчин. — Он приказывает и требует беспрекословного исполнения». Сам Павел говорил: «Я предпочитаю быть ненавидимым, делая добро, нежели любимым, делая зло», и надо сказать, что это наполовину получилось — в той части, которая касалась ненависти. Уставшие от капризов царя приближенные довольно скоро его возненавидели.

Вторым поводом для всеобщего недовольства стали попытки императора отменить нововведения ненавистной матери и заменить ее помощников, некоторые из которых были людьми толковыми. Вместо них Павел всюду ставил назначенцев из числа людей преданных — по большей части мало на что годных.

История знает много жестоких, грозных правителей. От тоталитарной власти ждут суровости, и подданные готовы ее терпеть. Чего они не прощают — это непоследовательности, неопределенности в системе кар и награждений. У Павла же из-за вспыльчивости и самодурства никогда нельзя было угадать, за что он обласкает и за что накажет. По выражению Карамзина, царь, «наказывая без вины, вознаграждая без заслуги, отнимал постыдность у наказания и обаяние у награды» — то есть в этом отношении ничему не научился у мудрой Екатерины. В конечном итоге такая «кадровая политика» Павла стала причиной его гибели.

Главой заговора, погубившего Павла, стал его собственный выдвиженец граф фон дер Пален. Свои резоны этот чрезвычайно рациональный немец впоследствии объяснил так: «Состоя в высоких чинах и облеченный важными и щекотливыми должностями, я принадлежал к числу тех, кому более всего угрожала опасность, и мне настолько же желательно было избавиться от нее для себя, сколько избавить Россию, а быть может, и всю Европу от кровавой и неизбежной смуты».

Исполнителей из числа обиженных царем гвардейцев Пален нашел без труда — и таких, которые ни в коем случае не оставили бы тирана в живых. Он был убит, фактически забит до смерти, прямо у себя в спальне.

Этот нелепый и несчастный монарх находился на троне всего четыре года и четыре месяца (1796–1801) и кроме урока для будущих правителей никакого вклада в историю не внес.

Единственное осуществленное им начинание — участие во Второй антифранцузской коалиции — завершилось полным крахом. Другая затея, совсем уж безумная, сухопутный поход в Индию, чтобы насолить Англии (на которую Павел осерчал по всяким малозначительным поводам), была отменена, как только царя не стало. Войска, уже выступившие в невероятный поход, повернули обратно.

Дворянство встретило гибель «тирана» ликованием еще и потому, что, желая во всем уничтожить екатерининский дух, Павел стал покушаться на права, недавно предоставленные высшему сословию. Однако дворянская империя не пожелала возвращаться в состояние империи монократической. Новый император Александр негласный пакт с дворянством восстановит и предоставит этому сословию новые привилегии.

ПОДРОБНОСТИ

Малозначительные монархи

По контрасту с Петром Великим его преемники в историческом смысле кажутся пигмеями. К тому же все они царствовали недолго.

Екатерина I (1725–1727) в управлении почти не участвовала, во всем полагаясь на своего фаворита Александра Меншикова.

Коронованный после нее подростком Петр II (1727–1730) повзрослеть не успел — умер пятнадцатилетним.

После него при неординарных обстоятельствах, о которых будет рассказано ниже, императрицей стала Анна Иоанновна (1730–1740), дочь забытого, никогда не правившего царя Ивана V. Много лет прозябавшая за границей в безвестности и бедности, она не выказывала ни способностей, ни интереса к ведению государственных дел. Ее нелепое царствование запомнилось потомкам только засилием чужестранцев (русской аристократии царица не доверяла) да скандалами.

Детей у императрицы не было, и трон достался ее внучатому племяннику младенцу Ивану VI (1740–1741), а регентшей стала его мать Анна Леопольдовна, очень молодая женщина, совершенно негодная к правлению. Она и не удержалась у власти, всего через год свергнутая дочерью Петра царевной Елизаветой.

Феномен переворотов

Правительственные перевороты, явление для страны отнюдь не новое, в семнадцатом веке происходили неоднократно (в 1605, 1606, 1610, 1682, 1689 гг.) — в моменты ослабления высшей власти. Иначе выглядят перевороты восемнадцатого века. Монархия окрепла, но зыбким было положение монархов. Объяснялось это их сомнительной легитимностью и, соответственно, дефицитом сакральности. Народ и близкие к престолу (и потому опасные для него) люди не испытывали священного трепета перед неочевидными, а то и странными наследниками и преемниками, а каждый новый успешный переворот усугублял ситуацию, демонстрируя, что подобный акт возможен и очень выгоден для инициаторов.

Екатерина I отнюдь не являлась законной наследницей Петра. Завещания, как уже говорилось, он не оставил, и по династической логике трон должен был бы достаться наследнику по прямой линии — десятилетнему внуку императора Петру Алексеевичу. Но самые влиятельные вельможи очень боялись, что при этом к власти придет окружение матери царевича, разведенной царицы Евдокии, и начнет сводить счеты с «птенцами гнезда Петрова». Поэтому произошел хоть и бескровный, но силовой захват власти: на заседание, где решалась судьба престола, ворвались гвардейские офицеры, сторонники вдовы, и не оставили правительству выбора.

После ранней смерти Петра II, в 1730 году, власть тоже сменилась нестандартным манером. Произошла попытка (выражаясь по-современному) конституционного переворота.

Члены правительства — оно называлось Верховным Тайным Советом — решили передать престол во всех отношениях удобной Анне Иоанновне, которая скромно жила в скромной Курляндии. Идея состояла в том, чтобы править самим — и на совершенно законном основании. Поэтому вельможи составили «пункты» — документ, фактически превращавший Россию в конституционную монархию. Пункты были такие: