Джон Норвич - Срединное море. История Средиземноморья

Оттону, как и его герою Карлу Великому, не повезло с преемниками. Его сын Оттон II старался изо всех сил, однако, чудом спасшись в столкновении с сарацинской экспедицией, нанесшей поражение его армии в Калабрии, он скончался в 983 г. в возрасте двадцати восьми лет от лихорадки (вдобавок выпив слишком много сока алоэ). Это единственный правитель Римской империи, похороненный в соборе Святого Петра. Его сын от Феофано, Оттон III, представлял собой странную противоположность своим предкам: амбиции, свойственные представителям его рода, соединялись в нем с романтическим мистицизмом, очевидно, унаследованным от матери, и с вечной мечтой о великой византийской теократии, которая объединит германцев, итальянцев, греков и славян; главой ее должен был быть Бог, а его наместниками — папа и император. Этому необычному юноше с трудом удалось бежать из Рима после коронации, когда в городе в очередной раз поднялось восстание. Но два года спустя он вернулся с большими силами, восстановил порядок, восстановил сан папы молодому германцу, визионеру Григорию V, и построил для себя великолепный дворец на Авентине. Здесь он провел оставшиеся годы жизни, в которой причудливо сочетались роскошь и аскетизм. Ему воздавались почести в соответствии с византийским церемониалом; он ел на золоте в одиночестве. Время от времени менял свой пурпурный далматик на плащ пилигрима и босиком отправлялся к какой-нибудь отдаленной святыне. В 999 г. он возвысил своего старого учителя Герберта из Орильяка, который стал папой под именем Сильвестра II. Сильвестр был не только выдающимся теологом, но и лучшим знатоком естественных наук и одним из талантливейших математиков своего времени. Считается, что именно ему принадлежит заслуга популяризации арабских цифр и астролябии на христианском Западе. Римляне должны были быть благодарны императору за то, что он возвел в сан папы фигуру такого масштаба, однако Оттон слишком долго истощал их терпение и в 1001 г. был изгнан из города. На следующий год он умер и, как этого и следовало ожидать, не оставил потомства. Ему было двадцать два года.

В конце I тысячелетия в Италии просматривается несколько социально-политических моделей: одни уже оформились, другие медленно приобретают очертания. Первой и наиболее важной являются взаимоотношения Италии, папства и Западной империи. Италия вновь стала составной частью империи, объединенная с Германией под властью одного правителя. Однако она находилась в подчиненном положении: ее мнение не учитывалось при избрании императора. Таким образом, правителем всегда становился германский князь и никогда — князь итальянский. С другой стороны, хотя правитель и носил титул римского короля, он мог получить сан императора лишь после коронации в Риме, которую осуществлял папа. Претензия же императора на право назначать папу встречала у итальянцев не слишком сочувственный отклик, и менее всего — у курии и римской аристократии. Даже путешествие в Рим через Ломбардию, Тоскану и Папскую область могло оказаться непростым для непопулярного кандидата.

Тем временем свободные города Северной Италии неуклонно набирали силу и самостоятельность. В хаосе, царившем в IX — начале X в., они почувствовали вкус к независимости, а мир, которым они наслаждались при Оттонах, благоприятствовал их торговому развитию. Некоторые из них уже разбогатели — особенно Милан, стоявший на первом перекрестке торговых путей южнее проходов через Альпы, и росшие как на дрожжах морские республики Генуя, Пиза и Венеция. То был характерный для Италии феномен. По всей Западной Европе оживление торговли и зарождение организованной промышленности сопровождалось медленным движением населения из деревень в города, что наблюдается и сегодня; в Италии же, где не существовало — даже в виде зародыша — понятия статуса нации, которое могло бы перебороть идею муниципальной солидарности, процесс шел быстрее и являлся более осознанным, чем где бы то ни было. Император находился чересчур далеко от большей части городов на севере Италии; его представители на местах были слишком слабы или безответственны; ни тот ни другие серьезно не тормозили их независимое развитие. В результате города продолжали извлекать выгоду из усиливающихся раздоров между императором и папой. Некоторые использовали поддержку папы, чтобы минимизировать свою зависимость от императора, другие, в обмен на дарованные императором привилегии, ручались, что проявят стойкость и не поддадутся на уговоры папы. Так в XI–XII вв. родились города-государства Италии с их самоуправлением, осуществлявшимся согласно коммунальной системе [communal system], за основу которой часто сознательно брали римскую модель. Они были достаточно сильны как для того, чтобы защитить свою независимость против любых пришельцев — в том числе и друг от друга, — так и для того, чтобы бороться с усиливающимся влиянием и притяжением местных землевладельцев-аристократов. Одновременно, таким образом, зародился тот мрачный конфликт, который позднее стал ассоциироваться с именами гвельфов (папистов) и гибеллинов (сторонников императора) и который впоследствии раздирал Северную и Центральную Италию в течение нескольких веков.

В Риме и Папской области по-прежнему господствовала смесь бурных волнений и разврата. Тем временем могущественные фамилии, соперничавшие между собой — Крешенти, графы Тускуланские и прочие, — безостановочно кружили подле трона Святого Петра. И все же даже здесь, в самой курии, начал зарождаться новый дух. Пробудилось сознание того, что если церкви суждено выжить, то она должна отринуть позор прошлого столетия и как-то восстановить свое интеллектуальное и моральное господство. То был дух, царивший в Клюни — великом французском аббатстве, ставшем матерью реформы. Рим пребывал в зависимости от Клюни в течение пятидесяти лет; по их истечении аббатство почти лишилось своего влияния, но его пример и учения наконец начали оказывать свое воздействие.

Таким образом, что касается Северной и Центральной Италии, преобладающая тенденция, которой суждено было формировать события в XI столетии — усиление борьбы между империей с ее самонадеянными лидерами и возрождающимся папством в условиях, когда ломбардские и тосканские города, чьи силы все более крепли, вели игру друг против друга, — уже просматривалась в начале века. С другой стороны, ситуация, сложившаяся на юге в 1000 г., не раскрывает причин стремительного развития событий, которые должны были произойти. Из четырех сил, противостоявших друг другу в X в., две ныне перестали действовать. Западная империя после неудачи Оттона II более не проявляла интереса к происходящему; сарацины же, хотя и продолжали свои пиратские рейды (базой им служила Сицилия), казалось, оставили создания постоянных поселений на материке. Это привело к ужесточению отношений между двумя оставшимися противниками — лангобардскими княжествами и Византией, которые, будучи предоставлены сами себе, продолжали бы вести свою время от времени разгорающуюся борьбу до бесконечности. Однако случилось так, что к ним присоединился поток переселенцев с севера. Лангобарды и византийцы уступали им в храбрости, энергии и сообразительности; новоприбывшие одержали над ними верх и менее чем за пятьдесят лет нанесли им поражение.

История появления норманнов в Северной Италии начинается примерно в 1015 г., когда группа, состоявшая примерно из сорока молодых норманнских паломников, посетила святилище архангела Михаила на Монте-Гаргано — любопытном скалистом наросте, выступающем на голени «итальянского сапога» и вдающемся в Адриатику. В этих малонаселенных непокоренных областях их появление восприняли одновременно как вызов и как благоприятный случай, и некоторые лангобардские лидеры с легкостью убедили их остаться в Италии в качестве наемников, дабы изгнать с полуострова византийцев. Те отправили весть в Нормандию, и поток ищущих приключений, легких на подъем молодых переселенцев быстро набрал силу. Иммиграция приобрела устойчивый характер. Неразборчивые пришельцы сражались за того, кто больше заплатит, и вскоре начали вымогать земли в уплату за свою службу. В 1030 г. герцог Сергий Неаполитанский в благодарность за оказанную ему поддержку пожаловал предводителю норманнов Рейнульфу графство Аверса. С этого момента норманны начали быстро продвигаться вперед, и в 1053 г., когда папа Лев IX поднял против них значительно превосходящую по численности армию и лично возглавил ее, они нанесли ему поражение при Чивитате, а его самого захватили в плен.

К этому моменту ведущее положение среди норманнских предводителей заняла семья Танкреда де Отвилля, скромного рыцаря с полуострова Котантен. Из двенадцати его сыновей восемь поселились в Италии, причем пятерым суждено было сделаться лидерами первого ранга. После Чивитате политика папства изменилась, и в 1059 г. папа Николай II признал Роберта Отвилля по прозвищу Гвискар — Хитрый — герцогом Апулийским, Калабрийским и Сицилийским. Из этих территорий значительная часть Апулии и почти вся Калабрия оставались под властью греков, а Сицилией по большей части владели сарацины. Однако Роберт, усилившийся благодаря недавней легитимации своей власти, не мог долго ждать. Два года спустя он и его младший брат Рожер пересекли Мессинский пролив и в течение последовавшего десятилетия оказались способны осуществлять постоянный натиск на сарацин как на Сицилии, так и на материке. Бари пал в 1071 г., и с ним — последний оплот византийской власти в Италии. В начале следующего года настала очередь Палермо, и мусульмане навсегда лишились владычества над Сицилией. В 1075 г. пал Салерно — последнее лангобардское княжество. К концу столетия норманны сокрушили противостояние чужеземцев. Они правили всей Италией южнее реки Гарильяно; на Сицилии же они были близки к тому, чтобы создать самый блистательный и утонченный двор эпохи Средневековья.