Медицина в Средневековье - Александр Бениаминович Томчин

				
			Медицина в Средневековье читать книгу онлайн
Эта книга посвящена медицине Средневековья — загадочной, странной и удивительной. Как в ту эпоху людям удавалось оградить себя от многих недугов, в том числе смертельно опасных, которые обрушивались на них? Как могла существовать медицина, если все науки были подчинены богословию? Мог ли врач проверять лекарства, не угодив на костер инквизиции? Известны ли нам средневековые рецепты? Можно ли верить существовавшим тогда лекарствам? Или мы умерли бы от них при первом же чихании? А выжили бы мы с вами, попав в руки хирурга, который не имел медицинского образования и оперировал без наркоза? Знал ли этот хирург анатомию? А если бы он взялся избавить нас от головной боли, просверлив отверстие в черепе? Выжили бы мы, если бы при эпидемии чумы по совету врача ели мясо гадюки и пили бульон из него же? Сколько бы мы прожили в таких условиях?
    Топталась ли средневековая медицина на месте или была источником полезных знаний? В наши дни люди опять становятся жертвами новых, незнакомых эпидемий. Возникает вопрос: не было ли у лекарей Средневековья утерянных рецептов, которые могли бы пригодиться сегодня? Отвечая на эти вопросы, книга дает наглядное представление об истории западноевропейской медицины. Откройте ее на любой странице — вы найдете любопытные исторические факты, а иногда и секреты средневековых целителей. Мы познакомимся с их рецептами на все случаи жизни — и как влюбить в себя, и как избавиться от того, кто вам надоедает. Книга рассчитана на широкий круг читателей: и на тех, кто интересуется или занимается медициной, и на тех, кто старается держаться от врачей подальше.
В средневековых университетах вскрытия проводились раз в год или еще реже. Это было событием, доступным не для каждого студента. В Болонье студенту за все время обучения полагалось присутствовать на вскрытии не больше двух раз, а в Монпелье всего ежегодно проводилось от двух до пяти вскрытий. Тексты Галена не могли заменить студентам непосредственного знакомства с человеческим телом. Дело доходило до того, что студентам, которые хотели лучше знать анатомию, приходилось красть трупы из могил и тайно их вскрывать. О своем участии в таких кражах даже в XVI веке рассказывает в своих воспоминаниях известный швейцарский врач Феликс Платтер (1536–1614). Однако самовольные действия с трупами обычно запрещались уставами университетов. За осквернение могил студенты рисковали попасть в руки палачей.
О составлении полноценных анатомических атласов и создании научных основ хирургии в таких условиях не могло быть и речи. Почему вместо регулярного изучения анатомии человека преподаватели средневековых университетов цитировали выводы древних классиков, которые были основаны на анатомировании животных? Доктора медицины в большинстве были искренне убеждены, что Гален (во втором веке нашей эры!) уже сказал все, что нужно знать о строении человеческого тела. В итоге серьезные ошибки Галена в анатомии сохранялись еще долго — до XVI века.
Врачи-терапевты считали хирургию грязным ремеслом, которое ниже их достоинства. Еще c 1163 года было признано, что операцию должны выполнять хирурги, в то время как врачи с академическим образованием ставили диагноз и проводили бескровные процедуры. Простейшие операции врачи передоверяли цирюльникам и банщикам, а в университеты и в научную медицину хирургов почти нигде не допускали. В 1215 году на IV Латеранском соборе с благословения папы Иннокентия III духовникам запретили заниматься хирургией и даже совершать кровопускания на том основании, что «церковь не терпит кровопролития». Слишком часто операции приводили к смерти больного. Это подрывало авторитет хирурга, а такого церковь для своих служителей не могла допустить.
Решением Церкви не преминули воспользоваться в своих интересах светские врачи. Медицинский факультет Парижского университета в 1271 году провозгласил: «Некоторые люди, могущие делать операции, не знают, как применять лекарства… Эти вопросы остаются исключительно в компетенции квалифицированных врачей. …Эти ремесленники… вторгаются в чужую область деятельности, что ведет иногда … к отлучению от церкви. …Мы строго запрещаем любому хирургу, аптекарю или травнику… переступать границы предписанной им деятельности… чтобы хирург занимался только мануальной практикой, а аптекарь или травник — составлением лекарств, но применять эти лекарства могут только магистры от медицины или люди, имеющие на то лицензию». В Париже в 1350 году студентам университетов запретили практиковаться в хирургии и лишь в 1436 году разрешили хирургам посещать лекции в университете.
Почти всюду в Европе хирургия стала делом ремесленников, и только в Италии она оставалась в руках образованных врачей. В некоторых университетах выпускники даже приносили клятву, что не будут заниматься этим «грязным» ремеслом. «Отсечение» хирургии от медицины нанесло существенный ущерб становлению медицинской науки. И в этом была виновата не только церковь. Еще больше затормозили практику вскрытий и прогресс в анатомии доктора медицины — схоласты, презиравшие грязный ручной труд. Приверженность схоластике, то есть пренебрежение опытом, обожествление авторитетов и пустые словопрения вместо содержательных дискуссий препятствовали развитию медицины, как и всех прочих наук.
Глава 5
Преследование еретиков, ведьм и колдунов. Лечение душевнобольных… и доплясавшихся до смерти
Глава, из которой читатель узнает, что в Средневековье непросто было жить не только больным, но и врачам
Преследование еретиков и алхимиков. Поиск философского камня и эликсира бессмертия
Торжество схоластики было связано с господством церкви, которая преследовала всякую свободную мысль. В естественных науках церковь чувствовала своего врага: церковники боялись опровержения религиозных догм.
Крестьяне, в большинстве неграмотные, знали Библию по скульптурам и картинам в церквях. В домах мирянам запрещали иметь тексты Священного Писания, кроме Псалтыря и Жития Богородицы. Переводов этих текстов на народный язык в Средние века не было, и знания простонародья ограничивались тем, что ему рассказывали священники. Основные молитвы люди знали наизусть и даже не всегда их понимали. В таких условиях духовники, по крайней мере в начале Средних веков, были для народа обладателями некоего загадочного и могущественного знания. Слушая о чудесах, совершаемых святыми, крестьянин мог выразить священнику свои сомнения: он, мол, в жизни таких чудес не видел. На это священник отвечал: то, что доступно его взгляду, не является истиной. Подлинная истина скрыта от него в священных книгах. «А что более угодно Богу — ученость или благочестие? Ясное дело, благочестие, душевная простота», — отвечал священник. Эти качества ценились выше образованности и начитанности. Сомневаться в учении Церкви было страшным грехом и вело к мучениям в аду. Если крестьянин видел, что священник сам погряз в мирском грехе, подвержен обжорству и разврату, это наводило его на крамольные, еретические мысли. А еретиков церковь преследовала.
Нетерпимость католической церкви, ее стремление подавить всякое отклонение от религиозной идеологии, регламентировать в жизни и в науке все до мелочей в XVI веке осуждал философ Эразм Роттердамский. Он говорил, что духовники хотят навязать всем единые правила даже того, как надо завязывать шнурки на башмаках. «Пустословя… в школах, наши доктора мнят, будто силлогизмами своими поддерживают готовую рухнуть вселенскую церковь… Разве не отрадно мнить себя цензорами всего круга земного, требуя отречения от всякого, кто хоть на волос разойдется с их… очевидными заключениями, и вещая наподобие оракула: „Это утверждение… отдает ересью…“ Недавно на диспуте богословов… кто-то задал вопрос: „Как же… обосновать при помощи Священного Писания необходимость жечь еретиков огнем, а не переубеждать их с помощью словопрений?“ …Богослов, грозный и страшный на вид… сказал: „В Писании сказано: А злодея того должно предать смерти. Всякий же еретик есть злодей“. Все с ним согласились». Но Эразм поясняет, что эти слова в Писании относились вовсе не к свободомыслящим людям.
В самом деле, преследование еретиков на протяжении всего этого периода истории не только не смягчалось, но и становилось более жестоким. В Средневековье всякое инакомыслие объяснялось происками