Павел Федоров - Агафон с Большой Волги

- Ничего, сначала всегда так, - успокоила его Ульяна и присела на край постели.

- Первый раз в жизни пью такую дрянь, - натягивая одеяло до подбородка, заговорил он.

- Противная штука, - согласилась она. - Но зато успокаивает нервы. А я сидела и составляла сводку. Слышала, как подошла машина, но совсем не думала, что ты можешь приехать. Ты, наверное, решил нам помочь? У нас ушел бухгалтер, пьянчужка такой был... Ты когда заболел?

- Я совсем здоров, Ульяна, - вдруг твердым, чуть дрогнувшим голосом проговорил Агафон. Сдвинув на грудь одеяло, он кратко рассказал о легковой машине, о стычке со Спиглазовым и объяснил причину своего появления.

- Ого! Плохая история! Папка очень будет недоволен таким приказом. Роман Николаевич мог и подождать с выводами. Вот, значит, почему ты так расстроен, - огорченно заключила она.

- Нет, Ульяна, не только поэтому, - после длительного молчания ответил он.

- Тогда что же, милый, с тобой происходит? - удивленно спросила она. - Однако, мне кажется, что ты, Гоша, все-таки нездоров...

Ей так хотелось позаботиться о нем, поухаживать, как за больным, а он вдруг отверг всякие болезни.

- Здоров, - протяжно ответил он.

- Когда ты вошел, я даже испугалась. Измученное лицо, под глазами синяки. Может быть, ты вчера выпил лишнее?

- Ты же знаешь, что я мало пью.

- Ну, значит, у тебя что-нибудь случилось еще? Может быть, ты расскажешь мне? - настаивала она.

- Не могу, Ульяна! - сжав губы, он закрыл глаза, стараясь набраться мужества и покончить с этим делом раз и навсегда.

- Выходит, ты не доверяешь...

- Не в этом дело, дорогая моя, - прервал он ее.

- А в чем же? - тихо спросила она.

- Я получил сегодня письма из дому. Там вышла такая история...

- Ох, Гоша! Ты меня пугаешь! - вскрикнула Ульяна и, ближе придвинувшись к нему, ласково и доверчиво прикоснулась лицом к его щеке. У вас там случилось несчастье? - вздрогнув, спросила она.

- Еще хуже, Ульяша. Ты меня прости, пожалуйста...

Агафон часто заморгал глазами и отвернулся к стене...

- Гоша!.. - Ульяна напряженно сжала обтянутые зелеными лыжными брюками колени и, чувствуя мелкую и противную дрожь в груди, боялась спрашивать дальше. Она ждала, что он скажет все сам, и понимала, что ему трудно говорить. А он как-то бесчувственно затих и не шевелился.

Прошло минуты две, напряженных и томительных. Ульяна тоже обладала пылким и неудержимым воображением и молчать долго не могла, да и не знала, в чем он провинился и за что его нужно прощать. Она осторожно тронула его за плечо, потом погладила волосы на затылке.

- Ты ведь знаешь, Гоша, что мы все очень любим вашу семью. Ты же знаешь! - с подчеркнуто доверчивым нетерпением продолжала она. Он все молчал, будто окаменев. Обидеть такую девушку, как Ульяна, - это все равно что ударить ребенка. Она-то ведь любила его, да еще как любила! Он это знал!

В это время за стеной раздался дребезжащий звонок телефона. Ульяна встала и вышла, бесшумно прикрыв за собою дверь. Он слышал, что она ушла, и не мог поднять головы, и ему вовсе не хотелось, чтобы она уходила. Сейчас ему стало совсем жутко, в голове бродили странные мысли: как это люди могут звонить по телефону, писать сводки... Ему хотелось лежать, забыться, однако он слышал сейчас самый малейший шорох, слышал и разговор Ульяны, несмотря на то что она говорила в трубку не очень громко.

- Не знаю, Михаил Лукьянович, что он мог там натворить, - отвечала она за стеной.

Агафон понял, что речь идет о нем, резко вскочил, отшвырнув одеяло, сел на кровать и уже ловил теперь каждое произнесенное Ульяной слово.

- Да что у него могло быть с хозяйкой? О-о!! Это, наверное, Михаил Лукьянович, неправда. Да, да! Очень. Случилось какое-то несчастье. Он не говорит... Наверное, трудно, оттого и не говорит. Ладно. Сводку послала. Спасибо. До свидания.

Окончив разговор, Ульяна тихо открыла дверь. Агафон сидел на кровати и встретил ее пытливым, настороженным взглядом, пригладил расческой всклокоченные волосы и с поразившим Ульяну спокойствием спросил:

- Персональное дело, да?

- Ты слышал? - Ульяна заперла дверь и прижалась головой к косяку. Что произошло, Гоша? - спросила она.

- Глупая и вздорная бабенка. - Коротко и уже более связно Агафон рассказал о проделках Варвары и разыгравшейся потом дикой сцене.

- Значит, ту смешную статью о бахчах и машинах писал ты? - спросила она.

Агафон согласно кивнул. Вдруг подняв на нее влажно блеснувшие глаза, с сожалением заметил:

- О моем несчастье ты зря...

- Почему же зря, Гоша? У меня у самой сердце разрывается, а ты молчишь... Разве это по-дружески? - быстро, с нарастающим волнением проговорила она.

- Уж раз по-дружески... - Он не договорил. Не глядя на Ульяну, протянул ей скомканные письма.

- О-о! - только и сумела она произнести свое излюбленное восклицание, приняв помятые конверты. - Тут, Гоша, одно не распечатано, - добавила она изменившимся голосом.

- Все читай... Туда иди... - Он кивнул головой на контору и снова устало лег на постель.

Ульяна вышла. Оставшись один, он прижался затылком к металлической поперечине старой солдатской кровати и почувствовал, как все его тело до самых костей налилось странным, расслабляющим покоем, как будто бы вместе с унесенными письмами ушли, отхлынули все его беды и невзгоды, которые теперь он разом взвалил на плечи этой удивительной девушки. Он знал, какой наносит удар ее чуткой, отзывчивой душе. У него еще хватило мужества и здравого смысла отдать все письма сразу, чтобы уже больше к этому никогда не возвращаться.

Он лежал и ждал, но она утомительно долго молчала, словно забыла о его существовании.

Наконец тихо-тихо открылась дверь. Ульяна вошла медленными, чуть слышными шагами и молча возвратила ему письма. Он взял их и торопливо сунул под подушку.

- Это ужасно! - не скрывая слез, проговорила она. Нервно сжимая тонкие, по-ученически выпачканные в чернилах пальцы, спросила: - Ты был женат, да? - Ее заплаканные глаза то задумчиво прищуривались, то широко и безрадостно открывались, поблескивая невысохшими слезинками...

Агафон ответил, что не был женат.

- Ну, а как же маленькая? - с удивительно простодушной наивностью спросила она.

Хрустнув переплетенными пальцами, он неловко и стыдливо начал что-то объяснять.

Ульяна, прижавшись спиной к двери, протестующе замахала руками:

- Ой, не надо, Гоша! Мне и так жаль...

Она не договорила, потрясла головой и больно, до крови, прикусила нижнюю губу.

Лицо Агафона судорожно исказилось. Он-то хорошо понимал, что хотела сказать Ульяна.

- Что же теперь делать? - снова заговорила она.

- Не знаю, - опуская голову все ниже и ниже, ответил он.

- Я готова отдать мое сердце, чтобы только всем стало легче, - тихо проговорила она.

Подняв усталые, словно опустошенные глаза, пораженный ее ответом, он покачал головой, проговорил дрогнувшим голосом:

- Спасибо, Ульяна. Но я не заслужил этого. Мне даже и прощения просить стыдно.

- Да что уж, какое тут прощение...

Ульяна круто повернулась, толкнула плечом дверь и, не взглянув на него, ушла.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Спустя полчаса Ульяна была уже в поле. Пройдя пешком до обширного на пригорке выгона, она остановилась возле молодых степных березок и устало присела на мягкую, густо растущую, нагретую солнцем ковыльную щетку. Степь оживала. Пробуждающуюся землю гулко сотрясали работающие тракторы. В роще было приветливо и тихо. Тонкие ветки берез набухали тугими красноватыми почками и упорно тянулись к солнцу. А оно, жаркое, горное, успело уже быстро и безжалостно высушить лиловые чашечки подснежников, обрадованно выскочивших из оттаявшей земли целым семейством.

А ведь всего неделю назад, осматривая озимые, Ульяна нарвала здесь неяркий букет, терпко пахнущий талой землей и радужно оживающей степью. Сейчас цветы пожухли, безжизненно повиснув на поникших стебельках черными, словно опаленными, комочками. Ульяна прилегла на сухую, прошлогоднюю мертвую траву, печально и хлипко вздохнув, свернулась в зеленой куртке комочком, поджала ноги и задумалась.

История Агафона и Зинаиды Павловны ошеломила ее. Самые лучшие воспоминания были связаны с Волгой. Там после сурового далекого севера началась ее веселая, беззаботная, ничем не омраченная юность. Ульяну целиком и надолго захватила радостная, легко дававшаяся ей учеба в школе. Она подросла, и ее сразу же увлек волшебный мир впервые прочитанных книг, открывающий с каждой новой страницей многоликие тайны жизни, тайны любви, ненависти, человеческого горя и страданий. Родители баловали маленькую Улю-камчадалку, зная ее нелегкое детство. Веселой, задорной и бойкой, как свежий утренний ветерок, дыхание которого человек чувствует на расстоянии, такой росла Ульяна. К своему несчастью, она хорошо знала Зинаиду Павловну. Почти год та работала у отца заместителем и часто бывала в их домике. Ульяна была особенно чутка, общительна с ней и доверчива к ласке. Она легко и быстро поддалась очарованию молодой, красивой, побывавшей за границей женщины, ловко носившей на своей высокой и статной фигуре великолепные платья, халаты, кофточки разнообразных и ярких расцветок.