Цезарь и Христос - Уильям Джеймс Дюрант

хотел разделить с ним заключение и мученический конец; мать, которой не удалось удержать его другими средствами, спрятала всю его одежду. Ориген послал отцу письма ободрения: «Не обращай внимания на нас, — увещевал он его, — не изменяй своим убеждениям ради нас»{1813}. Отец был обезглавлен, и юноше предстояло взвалить на себя заботы о матери и шести маленьких детях. Вдохновленный многими мученичествами, свидетелем крторых ему довелось стать, он преисполнился глубокого благочестия и зажил жизнью аскета. Он много постился, спал мало и на голой земле, не носил обуви, нагим выходил на холод; наконец, буквально истолковав место из Евангелия от Матфея (XIX, 12), он собственноручно оскопил себя[122]. В 203 г. он сменил Климента на посту главы Катехизической школы. Хотя ему было только восемнадцать, его ученость и красноречие привлекли к нему немало студентов, как христиан, так и язычников, и слава о нем разнеслась по всему христианскому свету.

Некоторые древние оценивали количество его «книг» в шесть тысяч; многие из них, разумеется, представляли собой коротенькие брошюры; и все равно Иероним спрашивал: «Кто из нас способен прочитать все то, что он написал?»{1814}. Из любви к Библии, которая, в детстве выученная наизусть, стала частью его разума, Ориген потратил двадцать лет на то, чтобы, наняв корпус стенографов и переписчиков, свести в параллельные колонки еврейский текст Ветхого Завета, греческую транслитерацию этого текста и греческие переводы Семидесяти, Аквилы, Симмаха и Феодотиона[123]. Путем сличения этих различных переводов и используя свое знание еврейского, Ориген представил Церкви исправленную Септуагинту. Не довольствуясь этим, он снабдил комментариями, иногда весьма обширными, все книги Библии. В Peri archon («О началах») ему первому удалось стройным философским языком изложить христианское учение. В «Разрозненных заметках» (Stromateis) он взялся за то, чтобы доказать все христианские догмы при помощи сочинений языческих философов. Чтобы облегчить свою задачу, он воспользовался тем самым аллегорическим методом, посредством которого языческие философы приводили Гомера в согласие с разумом, а Филон примирил иудаизм с греческой философией. Буквальное значение Писания, доказывал Ориген, лежит поверх двух более глубоких значений — морального и нравственного, — проникнуть в которые под силу лишь эзотерическому и образованному меньшинству. Он поставил под сомнение истинность Книги Бытия в ее буквальном понимании: он объяснял в символическом ключе неприглядные аспекты сделок Яхве с Израилем и напрочь отвергал как легенды такие рассказы, как вознесение Сатаной Иисуса на высокую гору и предложение ему земных царств{1815}. Иногда, внушал он, повествование в Писаниях является вымыслом, призванным сообщить некую духовную истину{1816}. «Какой здравомыслящий человек, — спрашивал он,

способен предположить, что Первый и Второй и Третий День, и утро, и вечер существовали без солнца, луны или звезд? Кто настолько глуп, чтобы верить, будто Бог, словно крестьянин, разбил в Эдеме сад и поместил в нем древо жизни… так что вкусивший от его плодов получал жизнь?»{1817}

Чем дальше продвигался своим путем Ориген, тем яснее становилось, что это стоик, неопифагореец, платоник и гностик, который тем не менее полон решимости быть христианином. Было бы слишком большой жестокостью требовать от человека отречься от веры, во имя которой он издал тысячу томов и расстался со своей мужественностью. Как и Плотин, он учился у Аммония Саккаса, и временами нелегко провести различие между их философией и его. Бог у Оригена это не Яхве, но Первоначало всех вещей. Христос — это не человек, описанный в Новом Завете, это — Логос, или Разум, устрояющий мир; как таковой он был создан Богом Отцом и занимает по отношению к нему подчиненное положение{1818}. У Оригена, как и у Плотина, душа проходит через множество ступеней и воплощений перед тем, как войти в тело, и после смерти она вновь отправится в тот же долгий путь, пока не предстанет перед Богом. Даже самые незапятнанные души будут какое-то время томиться в Чистилище, но в конце все души будут спасены. После «последнего пожара» будет новый мир со своей длительной историей, затем еще один и еще… Каждый из них будет лучше предыдущего, и вся эта необозримая последовательность времен будет соответствовать божественному предначертанию{1819}.

Неудивительно, что Деметрий, епископ Александрийский, взирал с некоторым подозрением на этого блестящего философа, бывшего украшением его диоцеза и переписывавшегося с императорами. Он отказался рукоположить Оригена в духовный сан на том основании, что оскопление сделало его непригодным для исполнения этой миссии. Однако во время путешествия Оригена по Ближнему Востоку два палестинских священника рукоположили его. Деметрий воспротивился этому как вторжению в сферу его компетенции; он созвал собор местного священства, на котором рукоположение было признано недействительным, а Ориген изгнан из Александрии. Ориген удалился в Цезарею и продолжал преподавание. Здесь он написал свою знаменитую апологию христианства «Против Цельса» (248 г.). Широта возвышенного духа позволила ему согласиться с тем, что аргументация Цельса и впрямь сильна, однако он отвечал, что все трудные и неправдоподобные места христианского учения ничто по сравнению с куда менее правдоподобными концепциями язычества. Он заключал отсюда не о нелепости обоих учений, но о том, что христианская вера предлагает более благородный образ жизни, чем можно ожидать от умирающей и идолопоклонской религии.

В 250 г. Дециево гонение докатилось до Цезареи. Ориген, которому было в это время уже шестьдесят пять, был арестован, вздернут на дыбу, на него были надеты оковы и железный ошейник, и много дней он томился в темнице. Однако первым смерть настигла Деция, и Ориген был освобожден. После этого он прожил только три года; пытка окончательно подорвала его телесные силы, и так ослабленные беспощадной аскезой. Он умер таким же бедняком, каким был в самом начале своей учительской деятельности, являясь самым знаменитым христианином своего времени. Так как его еретические воззрения перестали быть достоянием немногочисленных ученых, Церковь сочла необходимым отлучить его. Папа Анастасий осудил его «богохульные мнения» в 400 г., а в 553 г. Константинопольский Собор провозгласил ему анафему. И тем не менее чуть ли не каждый христианский ученый на протяжении многих столетий учился у него и зависел от результатов проделанного им труда, а его защита христианства произвела на языческих мыслителей такое впечатление, какого не удавалось добиться ни одной «апологии» до него. Благодаря ему христианство перестало быть одной только утешающей верой; оно превратилось в полностью оперившуюся философию, поддерживаемую Писанием, но гордо опирающуюся на разум.

V. ОРГАНИЗАЦИЯ ЦЕРКОВНОЙ ВЛАСТИ

Церкви следует простить осуждение Оригена: его принцип аллегорической