Иван Грозный. Двойной портрет - Роберт Виппер

class="a">[15] и И. В. Новосадского[16] не позволяют нам рассматривать историю печатника Ивана Федорова как изолированный случайный эпизод культурного быта Москвы. Типографское искусство давно стучалось в двери великой восточной державы. Мы слышим уже в 1492 году о приезде в Москву, под видом дипломатического агента, типографа любечанина Гонтана. В свою очередь через Любек Ганс Шлитте, набиравший в 1547 году для Москвы целый корпус техников, должен был привезти и мастеров печатного дела.

Помимо попыток частных лиц проникнуть со своим новым видом производства в самый центр Московской державы, делается официальное предложение от дружественного с Москвой правительства. Таково обращение к Ивану IV датского короля Христиерна III, который писал в 1552 году: «Посылаем, возлюбленный брат, искренне нами любимого слугу и подданного нашего Ганса Миссенгейма с Библией и двумя другими книгами, в коих содержится сущность нашей христианской веры. Если приняты и одобрены будут тобою, возлюбленный брат, митрополитом, патриархами, епископами и прочим духовенством сие наше предложение и две книги вместе с Библией, то оный слуга наш напечатает в нескольких тысячах экземпляров (курсив мой. — Р. В.) означенные сочинения, переведя на отечественный ваш язык, так что сим способом можно будет в немногие годы споспешествовать и содействовать пользе ваших церквей и прочих подданных, ревнующих славе Христовой и своего спасения».

Дания в это время приняла протестантизм, который реформаторы считали восстановлением истинного первоначального евангелического христианства; на первом месте у датского правительства миссионерская цель, вот почему речь идет о рассмотрении, в качестве образца, Библии; но в то же самое время предложение поручить присылаемому мастеру воспроизведение книги в таком большом количестве экземпляров и в такой короткий срок заставляет думать, что имелся практический расчет на скорый сбыт книги. Такой расчет мог быть основан на сведениях, указывавших на возрастающую в московском обществе потребность в общедоступной книге, следовательно на готовность Москвы к открытию книжного рынка.

Датское правительство стремилось выгодно устроить на отхожем промысле своих миссионеров-техников и приобрести уже готовый рынок для сбыта продукта нового производства. Те же цели — религиозную пропаганду и внедрение нового товара, — но в иной этнической и культурной обстановке ставит себе и московское правительство в своих новых владениях— Поволжье, Приуралье и Сибири. Политика правительства, направленная на усмирение покоренных, носит здесь черты религиозного фанатизма: мусульманство, которого держались татары, преследовалось, язычников — чувашей, мари, удмуртов — насильственно обращали в православие. Учреждались новые епархии, появлялось новое духовенство: для собственного поучения и для миссионерских целей оно нуждалось в книге, которая становилась одним из важнейших административных инструментов. Яркой иллюстрацией этих расчетов может служить обилие книг, которое обнаруживается в разделах имущества Строгановых. В раздельном акте 1578 года указывается, что всего было разделено между наследниками 208 книг при 84 названиях: из них было 86 книг печатных, то есть более трети. Это — цифры чрезвычайно крупные для того момента, если принять во внимание, что со времени первой печатной книги в Москве прошло всего четырнадцать лет. Строгановы были главнейшими пионерами московской культуры в Поморье и Уральском крае, населенном мусульманскими и языческими народами, которых покоряли не только оружием, но и миссионерским насилием. Рано примкнувшие к опричнине, вообще чуткие к намерениям правительства Ивана Грозного, Строгановы были здесь энергичными проводниками книжной пропаганды и книжной торговли.

В отношении организации типографского дела, как во всех вопросах техники, Иван Грозный обнаружил глубокое понимание идей века; его политика в этой области отвечала интересам и потребностям тянувшихся к просвещению средних классов общества. Политическая позиция, занятая им здесь, была, однако, под угрозой: он встретился с сильным противодействием реакционеров.

В Москве он не смог ни сберечь, ни восстановить типографское дело; печатня действовала только в Александровой слободе — центре его администрации. Очень характерно для полной почти заброшенности печатного дела в Московской державе показание иезуита Поссевино, бывшего в Москве в 1581 году. Он отмечает в своей книге о Московии: «Книги они все пишут сами и не печатают, за исключением того, что станку отдается кое-что только для нужд государства в городе, который называется Александрова слобода, где царь имеет типографию».

9

Крупные успехи, одержанные Иваном IV в 1560-х годах в Ливонии, развитие сношений с Западом, усиление русской внешней торговли — все это было достигнуто в значительной мере благодаря выгодному международному положению Москвы. Между двумя скандинавскими державами, имевшими притязания на Балтику, Данией и Швецией, происходила в 1563–1570 годах ожесточенная борьба, которая отвлекала их силы и внимание от Ливонии. В то же время удавалось оберегать Москву от фланговых ударов со стороны беспокойного южного соседа — крымских татар. Внешняя политика Польско-Литовского государства была парализована предстоящим концом династии Ягеллонов, скреплявшей союз трех столь различных стран и народностей, как Польша, Литва и Западная Русь.

К концу 1560-х годов это выгодное для Москвы положение нарушилось. В Швеции свержение Эрика XIV (1568) и вступление его брата, Юхана III, женатого на Ягеллонке, сестре Сигизмунда II, наметило союз скандинавского государства с Польшей. Вместе с тем окончилась Семилетняя война, сковывавшая Швецию. С Юхана III (1568–1592) начинается ряд предприимчивых шведских королей, которые сумели использовать воинственный пыл шведского дворянства и поднять незначительное государство на степень первоклассной европейской державы. Так, на севере вырастает неожиданно противник, запирающий Москве морские выходы, противник странный, который не мог воспользоваться сам промышленной и торговой выгодой, ибо не имел собственной индустрии и не занимался транзитом, но который с успехом исполнял роль тормоза в отношении Москвы, задерживая столь опасное в глазах Польши и Германии усиление многочисленного русского народа.

Другой ряд неудач для Москвы наметился благодаря искусной политике последнего Ягеллона. Сигизмунду II удалось победить предубеждения литовского и западнорусского шляхетства против унии с Польшей, и решение Люблинского сейма 1569 года предотвратило опасность отторжения Литвы от Польши. Затем Сигизмунд сумел расстроить в Крыму московское влияние и направить хана на поход к Москве в 1571 году, который, оказавшись полной неожиданностью для Ивана IV, закончился сожжением Москвы и жестоким разорением Замосковного края.

Тяжелые внешние удары отражаются на внутренних отношениях в Московском государстве, вызывают кризис в правительственных кругах. Годы 1568— 1572-й — эпоха казней, опал и конфискаций; по своим размерам и интенсивности террор этого времени далеко превосходит первый кризис 1563–1564 годов. В эту пору погибают ближайшие родственники царя: его шурин, князь Михаил Темрюкович Черкасский, брат его второй жены Марии Темрюковны, кабардинской княжны; подвергается казни двоюродный брат Грозного Владимир Андреевич Старицкий, последний представитель боковой линии московских великих князей; погибает митрополит Филипп, заступавшийся за гонимых вельмож, сам из старобоярского рода; погибают во множестве представители старой аристократии, давно находившиеся под подозрением, а также и многие видные