Начало эры разума - Уильям Джеймс Дюрант

Слышали бы вы, как они смогли ответить на его аргументы? Как пятнадцать раз, с помощью пятнадцати силлогизмов, бедный доктор, которого по этому торжественному случаю они выдвинули как самого Корифея Академии, остался стоять, как птенец, запутавшийся в буксире? Узнаете ли вы, с какой невежливостью и неучтивостью вела себя эта свинья, а также о терпении и гуманности того, кто показал, что родился неаполитанцем и воспитывался под более благодатным небом? Вы знаете, как закрыли его публичные лекции?19

Позже он назвал Оксфорд «вдовой здравой учености» (vedova de le buone lettere), «созвездием педантичного и самого упрямого невежества и самомнения, смешанного с деревенской бесцеремонностью, которая истощила бы терпение Иова».20

Наш философ не был Иовом. Он блестяще писал о звездах и находил землян невыносимо скучными. Он считал, что его философская разработка астрономии Коперника была благотворным прогрессом в понимании, и он был «язвительным критиком».21 всех, кто отвергал его взгляды, хотя Флорио находил его, когда успокаивал, «мягким и любезным».22 Его тщеславие было испытанием для его друзей, а также ветром в его парусах. Он присваивал себе самые пышные титулы — «доктор более развитой теологии, профессор более чистой и безвредной мудрости».23 Он обладал пылким воображением, возбуждающим красноречием неаполитанца; куда бы он ни отправился, солнце юга согревало его кровь. «Из любви к истинной мудрости, — говорил он, — и рвения к истинному созерцанию я изнуряю, мучаю и распинаю себя».24

В конце 1585 года он вернулся в Париж в свите отозванного посла. Он читал лекции в Сорбонне, вызывая, как обычно, враждебность аристотеликов. Война Лиги против Генриха III убедила Бруно попробовать свои силы в немецких университетах. В июле 1586 года он зарегистрировался в Марбургском университете; получив отказ в праве читать лекции, он осудил ректора и отправился в Виттенберг. В течение двух лет он читал лекции в университете Лютера; уезжая, он выразил свою благодарность в пышной речи, но теология реформаторов его не привлекла. Он обратился за покровительством к Рудольфу II в Праге; император счел его фантастическим, но дал ему триста талеров и разрешение преподавать в университете Хельмштедта в Брауншвейге. Несколько месяцев он был счастлив, но затем глава лютеранской церкви осудил и отлучил его от церкви.25 Мы не знаем, чем это закончилось, но Бруно отправился во Франкфурт-на-Майне, в Цюрих, во Франкфурт (1590–91), где он поселился, чтобы опубликовать свои латинские работы.

К этому времени — за год до заключения в тюрьму инквизиции — его философия была завершена, хотя она так и не достигла ясности и последовательной формы. При знакомстве с основными трудами Бруно нас поражают названия, которые здесь приводятся в сокращенном виде. I Часто они поэтичны и туманны и предупреждают нас, что мы ожидаем скорее мечтаний и экстазов, чем систематической или последовательной философии. Вряд ли где-нибудь еще, кроме Рабле, мы найдем такое количество эпитетов, риторики, аллегорий, символов, мифов, «юморесок», затей, напыщенности, мелочей, экзальтации, бурлеска и остроумия, нагроможденных друг на друга в туманной путанице догм, прозрений и гипотез. Бруно унаследовал мастерство итальянских драматургов, скандальную уморительность поэтов-макаронников, язвительную сатиру Берни и Аретино. Если философия означает спокойную перспективу, разумную сдержанность, способность видеть все стороны, терпимость к различиям, даже сочувствие к простакам, то Бруно был не философом, а воином, надевшим очки, чтобы окружающие опасности не отвлекли его от цели, которая за два века до Вольтера заключалась в том, чтобы писать о младенчестве, чтобы разбить позор обскурантизма и преследований. Есть нечто более горькое, чем Вольтер, в том диком сарказме, с которым он сатиризирует теологическую идеализацию бездумной веры:

Нет, нет, говорю я, лучшего зеркала, поставленного перед глазами человека, чем Асинити или задница, или которое бы яснее показывало долг того человека, который… ищет награды на последнем суде….. С другой стороны, ничто так не способно поглотить нас в пучине Тартара [ада], как философские и рациональные рассуждения, которые, родившись из чувств…, созревают в развитом человеческом интеллекте. Итак, старайтесь, старайтесь быть ослами, все вы, кто есть люди; а вы, кто уже ослы, учитесь… идти от хорошего к лучшему, чтобы прийти к тому концу и достоинству, которое достигается не знанием и усилием, как бы велико оно ни было, но верой, и которое теряется не невежеством и проступками, как бы огромны они ни были, но неверием. Если таким образом вы будете найдены записанными в книге жизни, то обретете благодать в Церкви Воинствующей и славу в Церкви Торжествующей, в которой Бог живет и царствует во все века. Аминь.26

Взгляд Бруно на Вселенную — это прежде всего эстетика, глубокое и восхищенное восприятие накаленной бесконечности; но это также и философская попытка приспособить человеческую мысль к космосу, в котором наша планета — бесконечно малая часть непознаваемой безбрежности. Земля не является центром мира, как и солнце; за пределами видимого нами мира (когда Бруно писал книгу, телескопов еще не было) существуют другие миры (как вскоре покажут телескопы), а за этими другими мирами — опять другие миры (как покажут более совершенные телескопы), и так до бесконечности; мы не можем представить себе ни конца, ни начала. И вместо того чтобы «неподвижные» звезды были неподвижными, как думал Коперник, они постоянно меняют свое место; даже в небесах panta rei все течет. Пространство, время и движение относительны; нет ни центра, ни окружности, ни верха, ни низа; одно и то же движение отличается при наблюдении из разных мест или звезд; а поскольку время — мера движения, то и время относительно. Вероятно, многие звезды населены живыми, разумными существами; неужели Христос умер и за них? И все же в этой бесконечной безбрежности существует неизменное сохранение материи, вечное и нерушимое постоянство закона.

Поскольку Вселенная бесконечна, а двух бесконечностей быть не может, бесконечный Бог и бесконечная Вселенная должны быть едины (здесь у Спинозы Deus sive substantia sive Natura — «Бог или субстанция или Природа»). Нет никакого Первотолчка, как предполагал Аристотель, есть движение или энергия, присущая каждой части целого. «Бог — не внешний интеллект… Ему более подобает быть внутренним принципом движения, который есть его собственная природа, его собственная душа».27 Природа — это внешняя сторона Божественного Разума; однако этот Разум находится не на «небесах над головой», а в каждой частице реальности.

Мир состоит из мельчайших