Николай Капченко - Политическая биография Сталина. Том 2

Можно сказать, что на VII конгрессе Коминтерна Сталин как бы официально был возведен в ранг одного из классиков марксизма-ленинизма, когда Эрколи в своем докладе провозгласил здравицу — «Выше знамя пролетарского интернационализма, знамя Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина!»[1053]. Разумеется, причисление Сталина к разряду классиков имело место в советской пропаганде и раньше, однако уровень конгресса — формально высшего форума мирового коммунистического движения — придавал этой идеологической инаугурации уже вполне официальный статус. То обстоятельство, что Сталин лично не принял участия в дискуссиях, развернувшихся на заседаниях, лишний раз как бы подчеркивало его высший статус — статус верховного вождя, которому принадлежало последнее слово. Но поскольку каких-либо серьезных разногласий и даже различий во мнениях на конгрессе обнаружено не было, ему не приходилось выступать в роли высшего арбитра. Кроме того, подбор основных докладчиков из числа иностранных коммунистов (Димитров и Тольятти) должен был подчеркнуть якобы независимый характер Коминтерна, создать впечатление, что не одни советские коммунисты заправляют всеми делами в этой всемирной организации.

Хотя в целом решения конгресса и сыграли положительную роль в деле сплочения трудящихся для борьбы против опасности новой мировой войны, но было бы ошибочно преувеличивать их реальное воздействие на ход мировой политики в те годы. Воздействие решений конгресса охватывало скорее область агитации и пропаганды, но никак не могло решающим образом повлиять на то, чтобы изменить разворот событий в сторону от дальнейшего усиления опасности новой мировой войны.

Москва в полной мере учитывала постоянно возраставшую опасность агрессии со стороны Германии. Стремясь что-либо противопоставить этой тенденции, СССР продолжал прилагать усилия к подписанию Восточного пакта, участие в котором ряда европейских стран должно было, по замыслам Москвы, существенно оздоровить обстановку на континенте и поставить заслон на пути неконтролируемой гонки вооружений. 2 ноября 1934 года Политбюро ЦК ВКП(б) отметило возможность его заключения и без участия Германии и Польши в случае согласия Франции и Чехословакии или одной Франции. В решении Политбюро говорилось о необходимости предложить Франции подписать соглашение об обоюдном обязательстве не заключать никаких политических соглашений с Германией без предварительного извещения, а также о взаимном информировании о всякого рода политических переговорах с Германией.

Твердая и обоснованная позиция Советского Союза не могла не сыграть своей позитивной роли. Широкие круги французской общественности выступили за принятие советского предложения. Все это в целом, а главное — нараставшая угроза со стороны проявлявшей агрессивные устремления Германии — заставили французское правительство пойти на заключение пакта с Советским Союзом. Но для Сталина было ясно, что правящие крути Франции считают пакт своего рода козырем, который можно использовать во франко-германских отношениях. В те дни глава правительства Французской республики Лаваль откровенно заявил: «Я подписываю франко-русский пакт для того, чтобы иметь больше преимуществ, когда я буду договариваться с Берлином»[1054]. Советско-французский договор о взаимной помощи был подписан в Париже в мае 1935 года. Согласно договору, в случае нападения на одну из договаривающихся сторон другая должна была немедленно оказать помощь. К договору могли присоединиться другие заинтересованные государства.

Аналогичный документ был подписан СССР и Чехословакией. От советско-французского договора он отличался лишь тем, что в нем оговаривалось оказание взаимной помощи только в случае выступления Франции. Этим правительство Чехословакии ставило безопасность своей страны в прямую зависимость от политических комбинаций французских правящих кругов, что, несомненно, снижало ценность заключенного договора. Однако в той обстановке оба эти документа, несмотря на их очевидные недостатки, были все же весомым вкладом в дело создания необходимых предпосылок для организации коллективной безопасности на континенте.

Если говорить обобщенно, то можно констатировать, что несмотря на активное противодействие реакционных кругов западных стран, настойчивая борьба Советского Союза за мир в тот период сыграла большую роль в укреплении международных позиций и росте престижа нашей страны. Были не только сорваны планы изоляции советского государства, но и расширены его международные связи. В 1934 году СССР установил дипломатические отношения с Венгрией, Румынией, Чехословакией, Болгарией и Албанией, в 1935 году — с Колумбией, Бельгией и Люксембургом.

В 1935 году, когда фашистская Италия напала на Абиссинию (современная Эфиопия), Лига Наций под мощным давлением общественного мнения, в котором голос Советского Союза звучал особенно весомо, приняла постановление о применении к Италии экономических санкций. Решение вроде бы и правильное и нужное, но санкции не были распространены на нефть, в которой Италия особенно нуждалась. Кроме того, Суэцкий канал — единственный путь, по которому Италия могла посылать войска и вооружение в Абиссинию, — не был закрыт. Наша страна решительно осудила агрессию итальянского фашизма против Абиссинии и потребовала сделать все необходимое, чтобы намеченные санкции дали свои результаты. Глава Советского правительства В. Молотов по поручению Сталина заявил в начале января 1936 года: «Только Советский Союз занял в итало-абиссинской войне особую принципиальную позицию, чуждую всякому империализму, чуждую всякой политике колониальных захватов. Только Советский Союз заявил о том, что он исходит из принципа равноправия и независимости Абиссинии, являющейся к тому же членом Лиги Наций, и что он не может поддержать никаких действий Лиги Наций или отдельных капиталистических государств, направленных к нарушению этой независимости и равноправия»[1055].

Однако голос Советского Союза остался гласом вопиющего в пустыне. Это определение вполне уместно, поскольку часть боевых действий действительно развертывалась в пустыне. Попустительство западных держав политике захватов со стороны агрессивных государств началось, конечно, не с Абиссинии, но именно здесь оно прошло свою практическую проверку. Агрессоры все больше убеждались в том, что формальные протесты со стороны Лондона и Парижа, а также Вашингтона, который в то время был еще весьма слабо вовлечен в европейские дела, служат лишь формой маскировки их позиции. Все четче вырисовывалась стратегия западных держав направить острие захватнических устремлений на восток, против Советского Союза, поскольку в большевистском режиме они усматривали главную угрозу для своих интересов.

Принципиальную позицию занимала Москва и в отношении процесса нарушения Германией всех военных статей, подписанных ею договоров. Гитлер уже в конце 1933 года ввел в стране всеобщую воинскую повинность, что являлось грубейшим нарушением взятых Германией на себя обязательств. Однако западные державы — гаранты Версальского договора — молча проглотили эту пилюлю. Гитлер создал «люфтваффе» — военно-воздушный флот, а также подводный флот, что также было запрещено Версальским и Локарнским договорами. Видя столь вялую, а в ряде случаев чуть ли не благосклонную реакцию со стороны западных держав, Гитлер в марте 1936 года оккупировал Рейнскую область. Берлин демагогически ссылался на то, что якобы советско-французский договор явился нарушением локарнских соглашений, а поэтому Германия считает себя свободной от налагавшихся этими соглашениями обязательств. Реакция Англии и Франции была внешне бурной, особенно со стороны Франции, но по существу беззубой. Английский премьер и министр иностранных дел осудили односторонний отказ Германии от обязательств Локарнского пакта, но, по мнению английского правительства, шаг, совершенный Германией, не представляет по существу военных действий и не грозит вызвать вооруженный конфликт.

Позиция Советского Союза по вопросу о нарушении Германией Версальского и Локарнского договоров была однозначно осуждающей. Сталин исходил из принципиальной посылки о том, что фашизм действует в интересах крайних групп империалистов, но выступает он перед массами под личиной защитника обиженной нации и взывает к оскорбленному национальному чувству, как, например, германский фашизм, увлекший за собою массы лозунгом «против Версаля». В свое время и сам Сталин подвергал резкой критике версальскую систему, высказывался за ее замену подлинно эффективной системой коллективной безопасности, в которой учитывались интересы всех государств, в том числе и Советской России. Однако в новых, радикально изменившихся условиях, повторять обвинения в адрес версальской системы было бы крайне неразумно, поскольку даже эта система в какой-то степени связывала руки агрессивным кругам Германии.