Нечистая сила. Темные духи русского фольклора - Кирилл Михайлович Королев

«упырь» образовано от древнего корня со значением «раздутый», по другой – от слова со значением «не преданный огню». Впрочем, нынешние лингвисты пришли к выводу, что существует «более десятка» этимологий этого слова.

Главная особенность упырей и главное их отличие от прочих, даже самых опасных для живых покойников состоит в том, что эти мертвецы падки на «живую кровь», которую они жадно пьют (а также высасывают молоко у домашнего скота); это пристрастие во многом роднит их с европейскими вампирами, и совершенно нельзя исключать, что традиционная русская культура в XVIII–XIX столетиях, как и отечественная массовая культура XX века, испытала сильное воздействие поздних европейских представлений о вампирах, благодаря чему «наши исконные» упыри сделались этаким местным аналогом европейских «кровососов».

После публикации повестей Дж. Полидори и других европейских писателей-романтиков, а в особенности после выхода романа Б. Стокера «Дракула» (1897) не будем забывать и о влиянии голливудского кинематографа, в котором вампирская тематика крайне популярна.

Порой упырей отождествляли с навьем – с летописными покойниками, способными жить после смерти. Трудно сказать, что конкретно понималось в Древней Руси под словом «навье», поскольку сохранившиеся сведения предельно отрывочны. С легкой руки Ю. П. Миролюбова, составителя «Велесовой книги», в современную культуру проникло и утвердилось представление о Нави как о древнеславянском мире мертвых и обители темных божеств, части триады Явь (мир людей) – Правь (мир светлых высших сил) – Навь. Навью был посвящен «велик день» народного христианского календаря (четверг Пасхальной недели), и считалось, что в этот день покойники справляют в церквях собственную литургию. Еще Навьим днем называли Радуницу, один из главных «родительских» праздников народного календаря, когда ходили на кладбище и «угощали» покойных.

* * *

Другое название упырей, как считается сегодня, – вурдалаки, но это слово не народное, а придуманное Александром Пушкиным, который воспользовался южнославянскими и западнорусскими представлениями о людях-оборотнях, способных превращаться в волков, – волколаках (вовкулаках, врколаках).

Вообще упыри более всего известны на юге и юго-западе России и в других южнославянских землях; на Русском Севере и в центральных областях поверий и быличек о них почти нет, но в наши дни – именно благодаря широкому влиянию массовой культуры – этот фольклорный образ прочно вошел в представление широкой публики о традиционной русской культуре.

Разумеется, отечественная литература не могла пройти мимо столь ярких фольклорных образов, как «живые» покойники. Из классики русской словесности на ум сразу приходят сочинение Николая Лескова «Привидение в Инженерном замке», «Призраки» Ивана Тургенева и, конечно, повести «Упырь» Алексея Толстого и Георгия Чулкова. Но этими текстами «мертвецкая» и «вампирская» темы в русской литературе отнюдь не исчерпываются; как и в случае с бесами-чертями, сколько-нибудь полный список художественных произведений такого рода выглядит нескончаемым – и регулярно пополняется, равно как и кинолетопись «живых мертвецов» и компьютерная индустрия.

* * *

Подводя итог, вернемся к началу нашего очерка: смерть как одно из важнейших событий человеческой жизни не могла остаться без внимания традиционной культуры, и русский фольклор знает множество форм осмысления этого явления – от загадок до сказок и духовных стихов. Жизнь после смерти представлялась, с одной стороны, блаженством в загробном мире, в полном соответствии с древним языческим, а затем и с христианским вероучением, но, с другой стороны, эта жизнь могла обернуться «суетной маетой» неупокоенного существования, грозившего попаданием в лапы нечистой силы и дальнейшим собственным перерождением в нечисть.

Дивьи люди и иные «нечистые» народы

С незапамятных времен людям свойственно воображать, будто за пределами известного им мира обитают всевозможные диковинные существа и не менее диковинные народы.

Еще «отец истории» Геродот, когда рассказывал о краях, далеких от Греции и Персии, не чурался «впадать в баснословие», как говорили наши предки, желая отделить правду от вымысла; а на средневековых европейских картах все те пространства, где еще не побывали первопроходцы, обозначали просто и недвусмысленно – «Здесь водятся драконы».

Русская традиционная культура тоже исправно следовала этому неписаному правилу и населяла тот мир, о котором ведала лишь понаслышке, разнообразными экзотическими племенами и породами чудесных животных.

Даже сегодня, когда вся планета, казалось бы, доступна для наблюдения и белых пятен на географических картах не осталось, человеческое воображение продолжает экзотизировать, как говорят ученые, население ближних и дальних территорий, то есть находить у этого населения какие-либо «чуждые» и причудливые особенности; только в наши дни «чужим» народам приписываются не столько магические или физические, сколько нравственные отличия от «нас». Речь о так называемых национальных стереотипах, для которых придумывается соответствующая символика, «отчуждающая» другие народы и придающая им иной – как правило, не слишком-то лестный – облик: так, в коллективном воображении Запада Россия – это «медведи, водка и балалайка», в коллективном воображении Европы Китай – вечно голодная «желтая угроза», и т. п. Кроме того, не будем забывать о пресловутых инопланетянах, столь популярных в фантастической литературе и уфологии, а также о рептилоидах и тому подобных существах.

Народная культура самостоятельно осваивала разве что ближайшие окрестности мест обитания, судя по фольклорным и литературным текстам XVIII и XIX столетий. Даже градоначальник соседнего крупного города, не говоря уже о «государе-ампираторе» в Петербурге, виделся русским крестьянам личностью крайне необычной и наделенной некими магическими качествами, – однако из русской книжности и церковных проповедей, а позднее из азбуковников, лубка и книг для народного чтения в нее проникали и сведения об иных землях, где якобы проживали «заморские антиподы».

Сами русские книжники, в особенности ранние, переводили византийские тексты такого рода – хроники, жития святых, откровения и светские сочинения, вроде «Романа об Александре», – причем дополняли порой переводные тексты собственными вставками, содержавшими в том числе слухи о тех или иных диковинных чужеземцах. А еще с распространением христианского вероучения в народной культуре стало утверждаться представление о разделении всех народов на свете на «благие», исповедующие правильную веру, и «нечистые».

Вот таким образом в русской традиционной культуре сложился коллективный образ «дивьих людей», населяющих далекие земли и обладающих какими-либо характерными особенностями, «каких у нас не встретишь».

Древнейшие письменные источники сведений о «дивьих народах» на русском языке – это, по-видимому, переводные «Сказание об Индийском царстве» и «Александрия» («Роман об Александре»), или жизнеописание Александра Македонского, изобилующее экзотическими подробностями (оба текста – XIII или XIV век).

В «Сказании об Индийском царстве» его правитель, легендарный христианский владыка восточных земель пресвитер Иоанн, хвалился, что в его владениях «живут в одной области немые люди, а в другой – люди рогатые, а в иной земле – трехногие люди, а другие люди – девяти сажен, это великаны, а иные люди с четырьмя руками, а иные – с шестью. И есть у меня земля, где у