Павел Щёголев - Падение царского режима. Том 2

Председатель. — А Деканози вы знаете?

Мануйлов. — Нет. Не знаю.

Председатель. — Каковы были ваши отношения со Спиридовичем?

Мануйлов. — Спиридовича я знаю давно. Дело в том, что, когда я приехал из-за границы, я был у покойной матери. Она жила в Киеве, и там был Спиридович начальником охранного отделения.

Председатель. — Когда это было?

Мануйлов. — Много лет тому назад. За эту болезнь я все забыл. Когда министром был Плеве, по-моему, тогда я его видел. Затем я его видел в Петрограде, когда он был при Воейкове заведующим политической агентурой.

Председатель. — При Воейкове заведующим политической агентурой дворцового ведомства? Это называется заведующим дворцовой охраной? А какие у вас с ним были отношения?

Мануйлов. — Отношения были добрые, самые обыкновенные. Он бывал у меня иногда; я очень редко бывал у него, очень редко.

Председатель. — А какая миссия вам устраивалась заграницу? Вы знаете этот инцидент?

Мануйлов. — Вот такого рода вещь. Я получил письмо от Спиридовича, когда Штюрмер был министром иностранных дел. В этом письме он, между прочим, писал: «Меня спрашивают, кто бы мог быть нам полезен для исполнения очень важного поручения заграницей? Я назвал вас и Базили». Базили тогда заведывал дипломатической частью в Ставке. С этим он уехал в Петроград. Меня очень интересовал этот вопрос, и я тогда спросил Штюрмера, что это такое, не известно ли ему? Он сказал, что он ничего не знает, и этот вопрос больше никогда не поднимался. Что это такое было, я не знаю, потому что я был потом арестован и Спиридовича не видел совсем.

Председатель. — Как же вы понимали это слово в письме: «спрашивали», кто спрашивал?

Мануйлов. — Может быть, царь, я не знаю. Так — спрашивали. Может быть, Базили спрашивал.

Завадский. — Какие же у вас отношения были со Спиридовичем раньше?

Мануйлов. — Я просто много лет его знал.

Завадский. — Значит, Спиридович никогда никаких дипломатических поручений не нес, а только охрану?

Мануйлов. — Только.

Завадский. — Следовательно, Спиридовича о миссии дипломатической и спрашивать не могли?

Мануйлов. — Я до сих пор не знаю, в чем дело. Я его с тех пор не видел. Этот разговор мог быть в области предположений. Это письмо я получил за четыре дня до ареста, и это письмо Спиридовича было найдено тогда при аресте. Меня потом по этому поводу спрашивали в контр-разведочном отделении.

Смиттен. — Откуда было прислано письмо?

Мануйлов. — Из Ставки.

Председатель. — Скажите, пожалуйста, вы вообще можете рассказать в нескольких словах ваше прошлое? Вы служили в Риме? Когда это было?

Мануйлов. — Когда был директором духовных дел Мосолов; потом он был членом государственного совета. Он умер.

Председатель. — Какие были ваши функции?

Мануйлов. — У нас католическое духовенство не имеет права прямых сношений с Ватиканом, и тогда агенты по духовным делам, которые являются посредниками между Ватиканом и нашим католическим духовенством, передают всевозможные бумаги. Бракоразводные процессы проходят через эту контору.

Председатель. — Этот агент по духовным делам состоит при после?

Мануйлов. — От министерства внутренних дел, но в ведении посла.

Председатель. — Значит, в Петрограде он связан с министерством внутренних дел по департаменту духовных дел, а там — с послом. Это было ваше внешнее положение, но какие еще вы приняли на себя функции?

Мануйлов. — В виду того, что в это время там был кардинал Ледоховский и велась очень сильная униатская пропаганда, министры иностранных дел и внутренних дел обратили внимание на эту часть и вообще на польскую агитацию, так как весь вопрос был в том, чтобы полонизировать костел.

Председатель. — В какой период времени вы были?

Мануйлов. — Я был при Плеве.

Председатель. — Я спрашиваю, кроме официального положения, какие вы приняли на себя функции?

Мануйлов. — Наблюдение за пропагандой католицизма.

Председатель. — Т.-е. за влиянием Рима на Россию?

Мануйлов. — На Привислинский край. Тогда, между прочим, был очень серьезный вопрос о минских приходах.

Председатель. — Вы были высланы из Италии?

Мануйлов. — Ничего подобного, никогда. Это все газетные глупости. Наоборот, я теперь был в Италии.

Председатель. — Вы состояли некоторое время в контр-разведке?

Мануйлов. — Никогда.

Завадский. — Никакого касательства не имели?

Мануйлов. — Здесь? Нет.

Смиттен. — Вы говорите «здесь — нет», а в другом месте?

Мануйлов. — Где же я мог?

Председатель. — Вы не работали по осведомлению, по агентуре, по министерству внутренних дел?

Мануйлов. — Одно время мне была поручена заграничная печать.

Председатель. — Когда это — одно время?

Мануйлов. — Это было при Плеве. Тогда я из Рима поехал в Париж с сохранением моего места в Риме и ведал этой частью. Но по осведомлению никогда не работал.

Председатель. — Скажите, пожалуйста, какое было ваше вознаграждение не в 1916 г., а раньше, в 1914–1915 годах?

Мануйлов. — Дело в том, что в Риме я получал около 12 тысяч рублей. Затем, в Париже, когда мне была поручена печать (Лопухин был тогда директором департамента полиции, а Плеве был министром внутренних дел), тогда я получал 1.500 рублей в месяц. Кроме того, давались деньги на газеты, при чем давались так, что мы брали абонементы на известное количество номеров газеты, например, «Фигаро», в виде компенсации за помещение статей.

Председатель. — А в последние годы, 1913–14–15?

Мануйлов. — Последние годы я не служил совершенно.

Председатель. — Какие ваши средства в настоящее время?

Мануйлов. — В последние годы я довольно удачно играл на бирже. Вообще же я получил наследство от отца, довольно большое.

Председатель. — В котором году и какое по размерам?

Мануйлов. — Наследство в 200 тысяч, при чем духовное завещание отца было составлено так, что я получаю деньги, когда мне минет 35 лет.

Председатель. — Т.-е. 13 лет тому назад?

Мануйлов. — И до 35-летнего возраста пользовался процентами с капитала.

Председатель. — Где утверждено это духовное завещание?

Мануйлов. — Здесь.

Председатель. — Как зовут вашего отца?

Мануйлов. — Федор Иванович.

Смиттен. — Это — нотариальное завещание?

Мануйлов. — Кажется, нет.

Председатель. — Где хранились эти деньги?

Мануйлов. — В Сибирском банке.

Председатель. — Когда он умер?

Мануйлов. — Давно, лет 25 тому назад.

Смиттен. — Копию с этого духовного завещания вам приходилось когда-нибудь снимать?

Мануйлов. — Нет, я его читал. Дело в том, что это духовное завещание читал председатель суда Рейнбот, который говорил моему адвокату Аронсону, что на него произвело хорошее впечатление это духовное завещание.

Председатель. — Значит, эти деньги вы получили через Сибирский банк лет 13 тому назад?

Мануйлов. — Эти деньги пошли потом в государственный банк.

Председатель. — Значит, вы их получили?

Мануйлов. — К сожалению, не получил, у меня были долги и я получил сравнительно очень немного.

Председатель. — Сколько вы получили?

Мануйлов. — Кажется, 15 тысяч мне очистилось.

Председатель. — Значит, на 185 тысяч вы сделали долгов?

Мануйлов. — Одним словом, я попал в руки ростовщиков и остался без всяких средств.

Председатель. — В настоящее время как велики ваши средства?

Мануйлов. — После этого я составил себе капитал игрой на бирже.

Председатель. — Через какой банк?

Мануйлов. — Тогда я играл в нескольких банках, в конторе Жданова. Ее теперь нет. Там была биржевая горячка. Потом у меня опять почти ничего не осталось. Но я зарабатывал очень много в газетах и затем, в последние годы, опять составил себе состояние тоже на бирже.

Председатель. — Где хранятся ваши средства в настоящее время?